Желтый дьявол (Том 2) - Мат Никэд - Страница 1

Глава 1-ая

ЗАРЕВО С ВОСТОКА

Тревожно спит Тетюхэ.

Внизу, в пропасти бухты, холодный ветер свистит в скалах. Там, за ними — поет и рокочет январский океан, северный, зимний…

С Японского моря от Цусимы идет тайфун[1].

Маленькие хаты, раскиданные, как гнезда, по скалам бухты — глазами светящихся окон в тьму океана смотрят, насторожились…

Мигает на южном мысу маяк, воет сирена.

Начинается шторм.

В маленькой бухте Тетюхэ никто не хочет спать.

Ждут… Все знают и ждут…

В глубину шахты с поясной лампочкой спускается шахтер. Быстро и уверенно, цепкими ногами, по штольням двигается он. Вот дошел. По горизонтальному коридору, направо в нишу и в свет — молодой, гибкий, здоровый, кудрявый, через шум мотора и шелест ремней и тросов подъемника к человеку в глубине у регулятора:

— Здравствуй, Серов! Есть — вот! — и передает ему клочок бумаги, на котором написано только:

Начальнику Горного округа

г. П. И. Бринеру.

Затягивайте, держитесь. — Вышел карательной экспедицией в бухты Ольгу и Тетюхе на посыльном судне «Дымов» и миноносце «Лейтенант Малеев». Ждите, встречайте. Начальник экспедиции полковник Скворцов.

11 января 1919 г.

…Прочел. Глаза на Демирского:

— Ребята на местах?

— Все!

Руку с регулятора:

— Ты останешься здесь. Через двадцать минут остановишь машины. Сам выйдешь северной штольней к узкоколейке. Жди на мосту у запала. Без меня не рвать.

Ныряет в глубину забоя. Оттуда — с двумя карабинами:

— Вот! — А другой себе… — И на ходу вскочил на вагонетку в подъемник.

— Дело! — голос Демирского из глубины.

Тьма шахты. Только шелест подъемника — все выше и выше чувствует тело…

Свет сверху.

— Стоп! — из подъемника в серое утро шагнул, и сразу команда:

— Стой! — стражники к нему.

Ручная граната в охрану — четыре секунды, на пятой:

«Жжжжжжжииий!..»

Брызги, осколки и смята команда — пятится к выходу.

«Дзин-н-н»… — стекла приемника, и в переплеты окон винтовки:

— Сдавайся! — и Серов на прицеле с карабином к стражникам.

И в окна прыжками стрелки-шахтеры.

Мигом обезоружена охрана.

— Три человека на станцию! — командует Серов.

А в телефонной будке начальник охраны бледный, трясущийся, вызов:

— Помощь! На шахте… — не докончил: в упор в голову выстрел.

На улице команда лыжников: у всех карабины и черные пятна лиц в бледном тумане утра.

Опять телефон:

— Серова!

— Я говорю! Товарищ Шамов?

— Да! Здесь все знают… Выехал отряд охранников на выручку — встречайте.

— Готовы! Я вы там сейчас же на маяк…

— Уже…

Двадцать минут кончены.

Регулятор — направо, выключен рубильник, и Демирский бегом в северную штольню.

За ним, сзади, вдруг — тишина…

Смолкли моторы, повис подъемник, застряли на ходу по штольням вагонетки… — тишина.

Сердце горного округа — главная машина — остановлено.

… Паровозик на мосту.

Ручка индуктора два раза кругом: смотрит сквозь кусты Серов — лыжники в цепи под насыпью глубоко в снегу залегли, влипли…

И — «У-ууххх!..»

… Маяк погас. Сирена больше не воет.

Туман на море, шторм… А у берегов о лед — беляки…

Не слышно, как скользят два десятка лыжников вдоль узкоколейки.

Вот и бухта — тридцать верст пройдены.

Прямо в теплую хату. А там — штейгер Шамов, старый большевик, уже ждет их.

— Началось! — холодный в румянце вбегает Демирский.

И сразу говором:

— А мы тут уже расправились с администрацией, вся арестована.

— Маяк погашен? Сирена остановлена? — и Шамов крепко жмет руку Серова.

Сели. Мигом составлен штаб.

Шамов уже пишет своим четким убористым почерком приказы.

Серов дает устные распоряжения.

Первый — начальник 1-го партизанского штаба. Второй — начальник партизанского отряда Тетюхинского горного округа.

С ними — все шахтеры и охотники целого прибрежного края. Как один — все стрелки.

Теперь — только бы скорее предупредить область, наладить связь, поднять всю ее на восстание.

И быстро, один за другим приказы в руки начальникам партизанских команд, а те — на улицу в мороз и ветер.

— Стройся, ребята, попарно! и — одна команда лыжников на север, к Императорской гавани; другая — к югу, на бухту Ольгу…

Уже совсем день, но туман и буря на море еще сильней. Самым центром тайфун проходит по Тетюхэ.

А маяк погас, и сирена не гудит.

Партизанский штаб может работать спокойно.

И лыжники в свисте ветра спускаются с гор в Ольгинскую долину.

Руки перебирают веревку быстро, быстро, и визжит блок на старой сигнальной мачте на маячной скале. Дерг, и…

— Где ты достал красной материи? — пишет Шамов и спрашивает.

— Эге-ж! У попадьи забрав…

— И дала, ничего?

— Ну, как не дашь — «леворюция»… боится… зато дочка ейная — гарная дивчина, сама взялась шить, а наши дивчата помогали… здорово?

Демирский весело смотрит на шахтеров, — те смеются…

А сердце у всех стуком стучит: подняли восстание и теперь подымают…

— Вот, смотрите! — в окно Демирский… все на улицу… а там — команда Серова:

— Первый повстанческий отряд, смирно!

…и красный сверток полыхнул, и знамя развернулось над обрывом…

«Буух-уух…» в скалах бухты эхом: это — салют из пушки с маяка.

Партизанский отряд развернулся шеренгой на откосе в бухту.

У отряда, — Серов, крепкий, сутулый, длиннорукий, настоящий шахтер. Как клещами держит он свой меткий карабин:

— Смирно!

На крыльце штаба Шамов звонким голосом в холоде дня:

— Товарищи! Знамя восстания снова на скалах поднято…

— Ну, жинка, собирай торбу… — и Демирский настежь двери с холодом в избу…

Сверкнули глазенки у Гани, потупилась…

— Ну, черная — не бередь… Пропантуешь[2] весну без меня, а там мабыть и я ворочусь…

Искрами глаз в него: а вдруг?

— Не хорони загодя, не бойсь… все равно як на звиря иду — жди…

Сел на лавку и быстро новые онучи крепко навертывает, в улы[3] морской травы положил. Одел. Привернул оборами. Встал, приподнялся на носках, прошелся по хате — хорошо… Нигде не жмет…

— Гарно, нога как дома!.. — опять сел, а от морской травы дух по комнате сладкий…

Быстро Ганя управилась, — не впервой собирать на охоту.

Вышла к нему, посмотрела так…

Екнуло в сердце у парня, встал — обнял, запрокинул голову, да в сочные красные губы впился как клещ.

— Эх, Ганёк… — оторвался… — а потом опять…

А когда нацеловались, — подтянул покрепче ремень, вскинул карабин за плечи, за сумку, и за дверь шагнул.