Т-34. Выход с боем - Лысёв Александр - Страница 45

– Там дети спят.

Моментально смолкли последние отголоски смеха. В установившейся гробовой тишине лейтенант переспросил недоверчиво:

– Дети? Спят?!

– Ну да, – тихо вымолвил боец. – В кроватках. Мы их сразу не заметили…

Лучше бы они, пожалуй, никогда не заходили бы в тот дом. Пройдя через первый этаж сквозь кучи битого кирпича и ломаной мебели – результат попадания танкового снаряда, – они поднялись по резной красивой лестнице наверх. Второй этаж совершенно не пострадал. Двери двух комнат, по-видимому детских спален, выходили в коридор и были распахнуты. В каждой стояло по две детских кроватки. Четверо ребятишек в возрасте, наверное, от двух до пяти лет лежали в этих кроватках, прикрытые одеялами. В первый момент действительно показалось, что они просто спят.

С полдюжины здоровых мужиков, прошедших войну, на некоторое время потеряли дар речи.

– Чем они их? – хрипло проговорил кто-то наконец.

У Терцева под сапогом хрустнула на полу рядом с одной из кроваток стеклянная ампула.

– Ядом потравили.

В подвале дома нашли двух женщин. Они были застрелены из пистолета. Видимо, также перед самым началом штурма. На чердаке среди кучи стреляных гильз обнаружился мертвый пулеметчик. Тоже мальчишка лет пятнадцати-шестнадцати. MG-42 с недожеванной лентой стоял на сошках и смотрел из чердачного окна на дорогу, где валялся в кювете опрокинутый «Виллис». Егорыч мельком глянул на входное пулевое отверстие под слипшейся челкой точно посередине лба убитого парня, крякнул и первым застучал сапогами по лестнице вниз.

Выбравшись из дома наружу, Терцев расстегнул ворот гимнастерки и судорожно глотнул несколько раз свежий воздух. Присел на каменных ступенях.

– Комиссаров нацистских привели, – указал рукой Егорыч на угол дома.

Помнится, в тот момент при этих словах Терцеву подумалось, что Егорыч, наверное, когда-то все-таки служил у белых…

Подталкивая в спину автоматами, бойцы штурмовой группы вели двух немцев. Их оглушенными, покрытыми слоем пыли от обвалившейся штукатурки, но вполне себе целыми поймали за другой стороной дома. Вероятно, это они стреляли на первом этаже из автоматов сквозь разбитые окна. А перед выстрелом танка то ли успели выпрыгнуть на улицу, то ли оказались вышвырнуты туда взрывной волной.

Дом, видимо, принадлежал какому-то местному гауляйтеру. И скорее всего, один из приведенных им и являлся. На нем была коричневая партийная форма, рубашка с галстуком и повязка со свастикой на рукаве. Второй был одет в эсэсовский мундир.

За спиной Терцева кто-то из бойцов, побывавших в доме, прерывающимся от возмущения голосом комментировал только что произошедшее здесь:

– Это они, гады, женщин и детей своих извели, мальчишек, что постарше, на смерть отправили, а сами еще и уцелели…

Комбриг подошел к задержанным немцам. Тот, что был в коричневой форме, смотрел исподлобья, придерживая рукой большую ссадину на лысой макушке. Второй нервно кусал губы. Оба тяжело сопели. Наверное, они без всякого перевода понимали все, что им сейчас говорили по-русски. Подполковник произнес, обращаясь к лысому:

– Что же ты, если такой идейный, честно сам один воевать не вышел, сволочь плешивая?

– Зачем детей порешили, нехристи? – не выдержал Егорыч, стоявший рядом с землистого цвета лицом.

Ответом были лишь волчьи взгляды исподлобья да свистящее сопение.

Заметив нацистский партийный значок на мундире гауляйтера, комбриг сорвал его и с яростью зажал в кулаке. Произнес коротко:

– Расстрелять!

Швырнул значок на ступени и придавил каблуком сапога:

– Ненавижу партийных!

– Товарищ подполковник, вы уточняйте – каких, – осторожно напомнил кто-то из стоящих сзади офицеров.

– Да, сука, любых! – окончательно вскипев, не выдержал комбриг. Его буквально трясло. – Все они одинаковые! Сколько людей через таких фанатиков везде погибло!

Лейтенант из штурмовой группы уже толкал немцев к стене дома, другой рукой расстегивая кобуру. Неожиданно сделал шаг вперед Егорыч, приставив винтовку к ноге:

– Дозвольте поучаствовать?

Комбриг внимательно посмотрел на старого солдата и молча кивнул. Вдвоем с лейтенантом они отошли на несколько шагов.

– Хайль! – переглянувшись и вскинув руки, прокричали в последний момент одновременно гауляйтер и эсэсовец.

Треснули выстрелы. Все переместились на другую сторону крыльца – подальше от того места, где только что расстреляли нацистов. Рядом с Терцевым оттирал красным флагом с рукава гимнастерки вышибленные мозги кого-то из расстрелянных Егорыч – недостаточно далеко отошел для винтовочного выстрела. Вложив пистолет в кобуру, уводил свою штурмовую группу обратно к дороге лейтенант…

Терцев снова поглядел на дом. Майора продолжал колотить озноб. Из головы не шли дети в кроватках. Он прошел через парк к боковому крыльцу. С него неожиданно появился Коломейцев. Терцев бросил взгляд на стоявшую тут же «тридцатьчетверку» – ну точно, это же неизменный бортовой номер ротного. Получается, это Витяй залепил снаряд по проклятому дому. Коломейцев, не замечая комбата, стоял с бутылкой коньяка в руке. Одним махом, не отрываясь, осушил бутылку на две трети. Вытер губы тыльной стороной ладони и тут только увидел комбата. Вместе они присели на ступеньки крыльца.

– Извини, увлекся, – протянул бутылку Терцеву.

– Видел детей?

– Лучше бы не видел.

На Коломейцеве тоже лица не было. Майор взял бутылку повертел в руках, хлебнул и вдруг резко сплюнул:

– Это их, из дома?

Витяй кивнул.

– Не буду. – Скривившись, Терцев закинул коньяк в кусты. – Дай лучше нашей водки из фляги.

Вдвоем за считаные минуты большими глотками они осушили флягу до дна. Шли к машине совершенно трезвые. Только озноб колотил каждого из них чуточку поменьше…

– Да что за день сегодня! – хлопнул по столу командир бригады, только что добравшийся до расположения своего штаба.

Минуту назад ему доставили сообщение – склад горюче-смазочных материалов 76-го отдельного автотранспортного полка подвергся нападению немецких танков.

– Карту! – распорядился подполковник, освобождая место на столе. То, что склад ГСМ оказался впереди боевого подразделения, в нынешней обстановке удивления не вызывало. Через несколько секунд поднял глаза на приехавшего посыльного:

– Так это же совсем рядом! Буквально на окраине соседней деревни.

– Ну так мы поэтому и сразу к вам… – начал посыльный и тут же выпрямился, четко закончив по уставу: – Так точно, товарищ подполковник!

– Терцев! – крикнул в открытую дверь комбриг.

– Я! – появился на пороге майор.

– Разберись.

– Есть!

Быстро ознакомившись с обстановкой, майор Терцев, собрав все имевшиеся в наличии свободные танки батальона, посадив на броню пехотное прикрытие, форсированным маршем выдвинулся навстречу прорвавшемуся противнику. До соседней деревни оказалось меньше десяти минут ходу. Черные шлейфы густого дыма от горящих нефтепродуктов были видны издалека.

– Ой, е… – только и проговорил Ветлугин, выглядывая из водительского люка командирской машины.

Всю дальнюю окраину затянуло непроглядной поволокой рукотворного тумана. Вдоль деревенской улицы стояли нескончаемой вереницей заправщики и грузовики снабжения. Судя по бестолковой суете вокруг распахнутых дверей кабин, настроение у личного состава было близко к паническому. Приказав Коломейцеву рассредоточить танки среди домов, Терцев спрыгнул с брони и подбежал к встретившему их лейтенанту автомобильных войск. Вдвоем они поспешили на самую окраину. Лейтенант рассказывал по дороге:

– Получили вводную, что мы в нашем оперативном тылу. Только обустроили склад по всем правилам и приготовились начать отпуск топлива и материалов – тут этот налет. А у меня два автоматчика и три «лимонки». Чего я против танков сделаю? Ну у шоферюг еще, может, «трехлинейка» у кого под сиденьем…

– Что на складе? – быстро спросил Терцев.

– Сейчас никого. Все сюда убежали. А фриц вон, – указал на очередную вспышку взрыва в чадящем мареве впереди лейтенант, – лютует напоследок.