Т-34. Выход с боем - Лысёв Александр - Страница 15

– Гут! – одобрили офицеры и закивали головами.

– Теперь ты! – подтолкнул к танку Терцева однорукий.

Капитан повторил маневры Ветлугина. Не сговариваясь, они ограничили демонстрацию своих умений вполне стандартным маневрированием. Собравшихся, по-видимому, это вполне устраивало.

Третьим оказался у танка Васька. Цапа в растерянности остановился напротив люка мехвода.

– Нихьт механикер! – приходя ему на помощь, сделал отрицательный жест рукой Ветлугин.

Офицеры удивленно вскинули брови. Терцев кое-как объяснил подошедшему Гецу, что, мол, их третий товарищ башнер и танк водить не умеет.

– Как так? – недоуменно переспросил старик.

Бросил что-то по-немецки артиллеристам. Те переглянулись. Видимо, при подготовке немецких танковых экипажей ситуации, когда хоть кто-нибудь вне зависимости от своей специализации не умеет водить танк вообще, до сих пор не возникало.

– Война, – развел руками Терцев, изо всех сил пытаясь выглядеть убедительным. – Не хватает времени на подготовку.

Гец перевел офицерам ответ. Те обменялись несколькими недоверчивыми фразами.

Ветлугин стоял, неимоверным усилием воли стараясь изображать невозмутимый вид. У Цапы хватило ума молчать и глядеть себе под ноги. Никто не знал, какая последует дальнейшая реакция. «Черт его знает, – думал Терцев, – а ну как решат погонять Цаплина еще по матчасти? Поймут моментально, что никакой он не танкист. За вранье могут запросто всех скопом к стенке поставить…»

К счастью, обошлось. Артиллеристы разочарованно махнули на Цаплина рукой. Последовало короткое распоряжение. Пленных под конвоем снова увели обратно в первый двор с грузовиками. В нем они и проработали до вечера того дня.

Со следующего утра танкистов стали посылать на полигон. Стоя на его краю, Терцев с защемившей сердце тоской разглядывал остовы советских танков, разбросанных на всем протяжении огромного поля. Насколько хватало глаз, все пространство было усеяно множеством изрешеченных снарядами бронированных коробок. В основном танки были легкие – от старых «двадцатьшестерок» и «бэтэшек» различных модификаций до Т-70. До сих пор грозно выглядели вросшие в землю остовы трех КВ. Между ними в капонирах застыли с торчащими под разными углами орудиями расстрелянные «тридцатьчетверки». За земляными насыпями прятались такие же разбитые самоходки. Попалось даже несколько в хлам расколоченных американских и английских танков, поставлявшихся в СССР по ленд-лизу. Всю эту давным-давно обездвиженную и много раз пораженную массу техники использовали в качестве мишеней. Картину дополняли соединенные траншеями и ходами сообщений блиндажи и дзоты. Бревна наката на них тоже нужно было периодически поправлять после удачных попаданий. С разных сторон поля были устроены артиллерийские позиции и просто открытые площадки. На них тренировались германские расчеты: разворачивались при различных вводных из походного положения в боевое и открывали огонь. Полигон, однако, не был статичным – часть танков-мишеней, в основном легких, периодически перемещали с места на место. Для этих целей и использовался тягач с тросом. Перемещения осуществлялись не хаотично, а в соответствии с планом учений, который разрабатывался заранее для каждого прибывавшего на полигон артиллерийского подразделения.

Перед началом работы с германской обстоятельностью был проведен подробный инструктаж. В задачу тягача, которым управляли пленные танкисты, входило перед каждым учением перемещать танки с места на место, создавая новые конфигурации, имитировавшие танковую атаку. Для этого немецким персоналом полигона накануне в землю втыкались флажки, обозначавшие места, откуда и куда надлежало перетаскивать технику. Танк-тягач сопровождал броневик с пулеметом и охраной, в числе которой находились солдаты с фаустпатронами. Выполнив задачу, броневик с тягачом уходили с линии огня.

– А по нам стрелять не будут? – недоверчиво поинтересовался Ветлугин у Геца, который худо-бедно и рассказал им все это по-русски.

Старик сначала пожал плечами, потом усмехнулся в усы и отрицательно помотал головой.

– И на том спасибо, – выдохнул Цапа.

– Но! – назидательно поднял палец вверх немец. – Ушел с маршрута – уничтожен! Без предупреждения.

И указал в сторону фаустников в броневике и стоявших стационарно по краям полигона зенитных 88-миллиметровых орудий.

– Ясно, – кивнул Терцев.

Начались их рабочие будни уже непосредственно на полигоне. С утра они в ангаре осматривали свой видавший виды танк-тягач. При необходимости доливали из стоявших тут же бочек масло и дизельное топливо. Цапа старался изо всех сил, брался за самую тяжелую работу. Компенсировал недостаток знаний напряженным физическим трудом. Охрана поначалу не отходила от них ни на шаг. Затем привыкла и маячила, как правило, уже только в проеме ворот на выезде. Несколько раз заходили артиллерийские офицеры, молча наблюдали за процессом и уходили. Затем к воротам подкатывал броневик с солдатами на борту. Зловеще выделялись среди них фаустники. Старший наряда делал жест тягачу следовать за ними. Непременно надлежало держать строго установленную дистанцию до броневика – не больше и не меньше предписанной. Изменение дистанции приравнивалось к попытке нападения или побега и влекло за собой немедленное открытие огня по тягачу на поражение. Броневик каждый раз останавливался в двух десятках метров от отмеченной флажками техники. Пленные выскакивали наружу, заводили тросы и подавали руками сигнал о готовности продолжать движение. Подбитый танк буксировали на новое место. Окутываясь облаками сизого дыма, тягач волочил очередную мишень, зачастую уже с давно перебитыми и потерянными гусеницами, к обозначенной вторым флажком позиции. Когда все перемещения были выполнены, броневик в паре с тягачом, прибавив скорость, уходил к ангару. А в это время, как правило, на каком-нибудь другом конце поля уже разворачивалась на позициях и готовилась открыть огонь прибывшая на учения артиллерия. Вскоре над полигоном звучала канонада, а над полем свистели снаряды, с грохотом и искрами врезаясь в исковерканные танковые остовы.

Таких выездов на поле между стрельбами могло быть по несколько за день. Как-то в перерыве у ангара пленные столкнулись с польскими рабочими, пришедшими выполнять туда какое-то свое задание. Ветлугин попытался заговорить с ними, когда охрана не видела. Поляки, как один, отворачивались и молча отходили.

– Мужики, мы чего, прокаженные, что ли? – в сердцах не выдержал сержант.

Один из поляков, чуть задержавшись, приложил палец к губам:

– Заборонено.

И поспешил к выходу.

– Чего он? – повернулся к Терцеву Цапа.

– Им запрещено с нами общаться, – пояснил капитан.

Впрочем, бывали дни, когда артиллерийские стрельбы на полигоне не проводились. Тогда танкисты работали в мастерской по ремонту грузовиков. Как-то раз до вчера вместе с немецкими мастерами перебирали двигатель на «Опель Блице». Закончили, когда на дворе уже было темно. Довольный результатами, Гец даже позволил им допить свой остывший кофе из бакелитового стаканчика. Ветлугин решился задать вопрос:

– А где?

И тряхнул рукой, показывая, что интересуется, где старик получил свое ранение.

– Восточный фронт. Шестнадцатый год. Ковель, – последовал ответ. – Дивизион броневых автомобилей.

– А по-нашему в плену научился?

Гец изменился в лице, нахмурился в усы и зло прикрикнул:

– Идите работать!

Допоздна подметали мастерскую. Орудуя шваброй, Терцев весело шепнул сержанту про старика:

– Похоже, ты угадал.

– Ну, это без нас. Мы тогда еще под стол пешком ходили.

И хмыкнул:

– Отцы постарались!

Когда пленных уводила в их чулан охрана, Ветлугин, бросив взгляд на продолжавшего возиться с какой-то деталью при свете запитанной от аккумулятора автомобильной фары старика, не удержался от очередного замечания:

– Вот ведь патриот фатерлянда!

Под недовольные окрики охрана прикладами вытолкала их на улицу…