Нейро-панк (СИ) - Соловьев Константин Сергеевич - Страница 38

- Кто-то еще может обезвредить эту твою нейро-бомбу?

Соломон покачал головой. Движение далось легко – будто разболтался шейный шарнир, и голова под тяжестью свинцовых мыслей сама качается туда-сюда.

- Никто. Ни в Фуджитсу, ни в сопредельных городах. Может, в Форде, но ты же понимаешь… Официально ничего, что называлось бы «нейро-бомбой», даже не существует. Не переживай, она мне не сильно мешает. Не тикает, ни мигает лампочкой. Просто лежит в каком-то темном чулане моего сознания и отсчитывает время.

- Время… - эхом повторил Баросса, - Знать бы, сколько его осталось, этого времени…

- Я сопоставил цифры. Выходит, что жертвы нейро-маньяка умирали в среднем через пять дней после… контакта. Минимальный срок – три дня, максимальный – девять. Так что в запасе у меня от одного дня до семи. Легко работать с простыми цифрами. А потом твой приятель Соломон сделает что-то очень странное. Например, достанет служебный револьвер и внезапно сунет его в рот… Никто не удивится. Все знают, что в последнее время он был не в себе, подавлен, разбит…

Баросса схватил его за плечо и тряхнул. Получилось так жестко, что звякнули друг об друга зубы. Хорошо хоть, язык не прикусил…

- А вот об этом даже не думай, понял! Сейчас я позвоню в участок, объясню… Приставим к тебе на круглые сутки охрану. Чтоб выбивала из тебя всякие странные мысли.

- Не глупи, Баросса, - посоветовал Соломон устало, - ты же знаешь, что это не разумнее, чем надевать наручники на бродячую собаку. Решение убить себя придет мне в голову за считанную долю секунды. Даже мой инстинкт самосохранения не успеет отреагировать, не то, что приставленный часовой.

- Ладно, - сказал Баросса, темнея лицом, - Пойдем на серьезные меры. Привяжем тебя к кровати и будем кормить через капельницу. Так ты едва ли дотянешься до револьвера. Согласен, не самый приятный метод, но если он позволит спасти твою…

- Может, это и сработает. Но, скорее всего, нет. Есть куда менее приятные способы покончить с жизнью, чем пуля. Где гарантия, что я не откушу себе язык, чтоб изойти кровью?.. Кроме того, все может быть куда серьезней.

- Куда уж серьезнее…

- Нейро-бомба управляет эмоциональным фоном, ведь так? У нее может быть резервная программа, как раз на случай, если кто-то попытается ее нейтрализовать таким образом. Она может посылать в мозг импульсы сильнейшего волнения и беспокойства, чередуя их с агрессивностью и апатией. Как думаешь, сколько выдержит сердце, прежде чем его прихлопнет инфаркт? Нет, Баросса, я не хочу провести оставшееся время привязанным к койке, как какой-нибудь психопат. Завтра с утра я выхожу на службу.

- На службу! – буркнул Баросса, сверкнув глазами, - Если ты не в курсе, комиссар Бобель распорядился выдать тебе месяц отпуска, в связи с полученной травмой. Сказал, тебе стоит хорошо отдохнуть после всего этого.

Отдохнуть. Пустота в груди несколько раз сжалась и развернулась, тревожно пульсируя. Пробует захватить все тело без остатка, выдавив последние крохи того, что звалось прежде Соломоном? Чужая, мертвая, давящая пустота. Вот-вот перетекущая последний защитный барьер.

- Мне не нужен отдых. Мне осталось жить не более семи дней. Ты думаешь, я хочу отдыхать все это время?

- Это мнение комиссара.

- Плевать я хотел на комиссара и его мнение. Я выхожу на службу.

- И что будешь делать?

Соломон пожал плечами.

- Сам еще не знаю. Буду перекапывать весь Фуджитсу. Буду гоняться за призраками. Буду хвататься за каждую мельчайшую возможность, пусть даже это будет соломинка. Буду искать…

- Старая ищейка может потерять ухо или хвост, но нюха она никогда не потеряет, - усмехнулся Баросса, - Понимаю тебя. Только вот чего ты решил, что у тебя получится то, что пока еще не получилось у всех детективов Транс-Пола? Ты ведь даже никогда не занимался нейро-софтом.

- У меня больше шансов, чем у любого из вас, - пробормотал Соломон, - Ведь ты забываешь одну вещь. Сейчас мы охотимся на Соломона Пять. А я знал его лучше всех вас…

Мужчина, сидевший за столом, был незнаком Соломону. Смуглое лицо с выдающимся, четко сформированным, подбородком, серые глаза, густые брови, блестящие от бриолина волосы – все эти черты говорили Соломону о том, что этого человека он видит впервые в жизни. И, в то же время, по множеству отдельных деталей, которые он скорее ощущал на подсознательном уровне, чем видел, он ощущал необъяснимое с ним сходство, почти родство.

По тому, как человек хмурился, слушая Маркеса, по тому, как сплетал пальцы в замок, по посадке головы и манере окатывать собеседника холодным и немного насмешливым взглядом. Все его жесты были знакомы Соломону до мелочей, до дрожи в пальцах. И когда мужчина в ответ на очередную тираду Маркеса усмехался невыразительной, немного брезгливой, улыбкой, Соломон, несмотря на то, что находился в соседней комнате за непрозрачным стеклом, вздрагивал.

- Зря упираетесь, господин Таччек. Вы считаете, что ваше упрямство каким-то образом облегчит ваше положение, в то время, как ситуация ровно противоположная. Каждая минута, которую тратите на свое бесполезное упорство, становится лишней гирькой на весах вашей вины. Это крайне прискорбно, господин Таччек. Мне приходится смотреть, как вы сами загоняете себя в угол…

Маркес работал в своей обычной манере, хорошо знакомой детективам Транс-Пола и почти всегда эффективной. С подозреваемыми он беседовал с неизменным спокойствием, планомерно и методично взламывая их оборону неспешными, как бы нехотя задаваемыми, вопросами. Его метод допроса мог показаться мягким, но своей хваткой он не уступал бульдогу, а под показным сочувствием всегда были наготове остро оточенные зубья закона.

Но в этот раз сила, противостоящая ему, не оставляла надежды на быструю победу.

- То же самое могу сказать и про вас, детектив, - человек в допросной комнате смерил Маркеса тяжелым недоброжелательным взглядом, - Вы и ваши коллеги уже потратили на меня уйму времени, совершенно отказываясь признавать свою ошибку и, видимо, надеясь, что мне придет в голову сознаться в преступлении, которого я не совершал. Увы, детектив, мне приходится остаться на прежней позиции. Я в жизни не крал нейро-софта, не занимался нейро-вандализмом и прочими преступлениями. И чем быстрее вы это признаете, тем больше времени сэкономите и себе и мне.

Соломон слушал его, чувствуя противный холодок в кончиках пальцев и едкую горечь под языком. Эти слова и то, с каким выражением произнес их человек в допросной камере, были ему знакомы. Так, словно его собственные губы их произнесли. Наверняка, если бы он сам оказался там, наедине с Маркесом, в роли подозреваемого, он сам сказал бы нечто похожее. Соломон Пять был псом закона, хладнокровным, уверенным в себе и способным выдержать самое серьезное давление, от кого бы оно не исходило. «Нет, - поправил себя Соломон, вглядываясь сквозь мутное стекло в лицо допрашиваемого, - Это не Соломон Пять, это «Бейли», его старый спутник и компаньон…»

- А парня расколоть непросто будет, пожалуй… - проворчал Коротышка Лью, сидевший вместе с Соломоном в наблюдательной комнате, - Этот твой «Бейли» - тот еще орешек, знаешь ли. Держится уже пятый час. Вот же дубоголовый… Прости, Соломон. Этих ваших «Бейли» что, специально программируют быть такими ослами?

Коротышка Лью был сердит – по многим причинам. Он сам уже пытался расколоть господина Таччека и потерпел поражение, тем более неприятное, что его наблюдали коллеги. Он обрушил на подозреваемого целый град ехидных вопросов, насмешек, ядовитых намеков и едва закамуфлированных угроз, словом, все то, чем судьба наделила его и «Пака», но без всякого результата. Спокойный, как валун на океанской побережье, подозреваемый не собирался в чем либо признаваться, все атаки Коротышки Лью он встречал с завидным хладнокровием.

- Чертова ящерица… - пробормотал Коротышка Лью, когда, потратив без всякого толку два часа, вышел из допросной комнаты, - Ничего, этот красавчик мне все расскажет, включая то, с кем целовался в выпускном классе и какое нижнее белье предпочитает его папочка… Маркес, подмени меня. Жрать хочу.