Ава (СИ) - "Pretty Rippey" - Страница 144

Все свободное время мы проводили вместе. Ходили в кино, любимые кафе и бары. Каждый день ужинали пиццей, потому что во всем мире не сыскать вкуснее той, что готовят в Чикаго. Разговаривали о всякой ерунде, дурачились и очень много трахались. Чистый животный секс безо всяких ухищрений, но, как сейчас помню, весь пропитанный странным болезненным отчаянием и безнадегой. Будто то были наши последние ночи, а затем — на эшафот.

Накануне отъезда Уилл повел меня гулять по городу. Стояла холодная погода, уже выпал первый снег, но мы бродили по бесчисленным улицам и я, словно гид, рассказывала Уиллу про то или иное здание и историю Чикаго в целом. Он сам почти ничего не говорил, только слушал меня и не перебивал. Время от времени мы захаживали в кафе, согревались чашечкой кофе со свежей сдобой и шли дальше, пока дорога случайно не привела нас к блошиному рынку.

Странно, но будучи собранными в одном месте, залежи разнообразного старья и прочего никому ненужного хлама каким-то совершенно непостижимым, почти магическим образом превращались в бесценные сокровища и фантастические диковинки, от которых невозможно было оторвать взгляд. Вот и сейчас Ава с восторгом в глазах ходила между импровизированными прилавками, рассматривала необычные вещицы, примеряла старинные кольца и серьги из потемневшего до черноты серебра и листала старые истрепанные книги и альбомы. Уилл шел следом, отставая на шаг, и все больше наблюдал за ней, чем обращал внимание на предлагаемые богатства. Со стороны казалось, что он отчаянно пытался запечатлеть образ Авы в памяти во всей красе, запомнить каждую мелочь, черточку и крохотную деталь. Как переливались ее рыжие волосы в тусклом свете ноябрьского солнца, как сияла ее улыбка и горели зеленые глаза. И вполне возможно, что так и было…

Вокруг было столько прекрасных вещей. Кипы книг с пожеланиями и памятными датами на первых листках, с забытыми между страниц фотографиям, фантиками-закладками и высушенными цветами. Механические игрушки с облупившейся краской, но все еще работающие, прыгающие и шумящие. Старые платки, сумки и перчатки, много лет назад украшавшие самых придирчивых модниц. Картины неизвестных художников, мольберты, кисти и холсты. Старая мебель, лампы с ткаными и стеклянными абажурами и зеркала в удивительных рамах с узором из темных пятен на идеально гладкой поверхности. Статуэтки, бусы, неполные сервизы, металлические подносы, глобусы и карты, курильницы и трубки, шахматы и карты, пережившие ни одно детство куклы и хрустальные шары. И многое, многое, многое другое.

Ава увлеченно бродила по ярмарке и то и дело прикасалась к старинным вещам с каким-то благоговением, будто в их воплощении дотрагивалась до самого времени. Будто каждая вещь могла рассказать много удивительных историй, которые ей пришлось наблюдать. Как отметки в картах чужих жизней. Целый калейдоскоп воспоминаний, переживаний и чувств.

— Смотри, — подозвала Ава Уилла к одному из прилавков, где уже минуты три копалась среди старинных открыток, и показала ему одну с изображением Тадж-Махала. На обороте быстрым стремительным подчерком было начертано короткое признание в любви и подпись. Внизу стояла дата — 13 ноября 1978 года.

— Только представь, — восхищенно произнесла Ава и посмотрела на Уилла. Он взглянул на нее в ответ, но ничего не сказал, лишь только с нежностью и легкой грустью улыбнулся. А Ава уже летела к другому прилавку с ворохом шляп, платков и шалей. Сняв перчатки, она трогала ткани, играла с кисточками на кончиках платков и примерялась к головным уборам. Выбор ее пал на черную шляпу из фетра с широкими прямыми полями и матовой лентой. Она примерила ее, покрутила головой перед услужливо предложенным продавцом зеркалом и с нарочито кокетливой улыбкой обернулась к Уиллу.

— Здорово, — одобрительно кивнул тот. — Тебе очень идет.

— Тогда беру, — твердо решила Ава и расплатилась с продавцом.

Шляпа ей действительно очень шла. Оттеняла ее струящиеся по плечам огненные волосы и придавала ей по-настоящему богемный вид. Ей предложили упаковать покупку, но Ава отказалась и ушла с ярмарки, гордо неся шляпу на голове точно корону. Уилл шутливо щелкал ее по полям, двигал то так, то этак, но примерять сам так и не стал.

— Нет уж, ведьма, носи сама, — пошутил он, когда Хейз протянула ему свое сокровище, и водрузил обновку обратно на рыжую голову любимой.

— И буду, — с коварной усмешкой пригрозила Ава, поправляя абы как нахлобученную шляпу. — Всегда.

Они шли по аллее мимо черных деревьев с опавшей листвой, тоскливо покачивающих голыми ветками на фоне серого невзрачного неба. Первый снег запорошил дорожку и землю, и редкие крохотные снежинки кружили в воздухе и оседали на широких черных полях находки с удивительной ярмарки. Ава обнимала локоть Уилла, прижималась к нему и терлась щекой о его плечо. Она улыбалась, но внутри у нее царствовал невыносимый холод. Марлоу ничего не говорил, не смотрел на нее и не обнимал в ответ. Ей казалось, что она идет рядом с призраком, будто пытается обнимать только воспоминание о былом возлюбленном, а не реального человека из плоти и крови. Ничего больше не осталось. Только последние минуты вместе.

Они остановились в конце аллеи. Взяв ее лицо в свои ладони, Уилл поцеловал Аву долгим прощальным поцелуем. Таким выверенным и сдержанным, словно бы отрепетированным заранее, и от былой нежности и любви в нем остались всего лишь крохи. Самые последние, самые ценные и дорогие сердцу…

Она целовала его в ответ со всем отчаянием, со всей болью и непрозвучавшими мольбами. Она ловила каждый миг, каждое движение таких любимых губ и ноту родного запаха. Прикрывала глаза и сквозь соленую поволоку слез пыталась в последний раз рассмотреть и запомнить черты возлюбленного. Она прижимала ладонь к его шее и как можно сильнее старалась прочувствовать пальцами его жесткую грубоватую кожу и твердость мышц, и такое приятное тепло, почти жар. И когда он отстранился и посмотрел на нее, ее сердце защемило от осознания, что годы спустя она вряд ли сможет с точностью описать его глаза, но навсегда запомнит то, как он сияли золотом.

— Мне пора, — совсем тихо произнес Уилл, опустив взгляд. Ава кивнула в ответ и отвернулась, когда Марлоу пошел дальше. Она не смотрела в его сторону до тех пор, пока он не скрылся из виду, но далеко не сразу ушла. Еще долго она смотрела на город, на чернеющие облысевшие деревья и растянувшиеся во все небо жемчужно-серые облака. Поднявшийся ветер в шутку пытался сорвать с нее шляпу и трепал длинные волосы. Они поднимались в воздухе, липли к губам и закрывали глаза, но девушка не отмахивалась и не убирала их с лица. Лишь только думала о том, как хорошо было бы действительно стать ведьмой да сгореть на костре и сизым пеплом исчезнуть в небесах.

— Больше мы друг друга не видели. Поздним вечером того же дня он сел на самолет и улетел в Лондон, чтобы уехать и никогда не вернутся. Он никогда не любил долгих прощаний и просил никого из друзей не тратить время в аэропорту. Мне потом говорили, что некоторые все же приехали проводить его. Звали и меня, но я отказалась. Знала, что не вынесу еще одного прощания, а аэропорты… Они всегда дарят надежду, что, улетев, человек возможно вернется. Вот только даже если бы он прилетел назад в Чикаго, то точно не ко мне.

Много позже, годы спустя, как раз незадолго до нашей с тобой встречи в клубе, я бездумно бродила по ссылкам в фейсбуке и какими-то непонятными путями, через каких-то дальних общих знакомых, меня выкинуло на страницу Уилла. Как я и предполагала, он в итоге остался в Лондоне. Город поглотил его с головой, дав все, что только можно пожелать. У него сложилась прекрасная карьера в другой фирме, квартира в хорошем районе, жена и маленький сынишка… Судя по фотографиям, живут они насыщенной жизнью, много путешествуют и все такое прочее. Понятия не имею, знает ли его жена о тайных страстях Уилла или нет, но, думаю, вряд ли. Скорее всего обо мне ей тоже почти ничего не известно.

На какую-то секунду мне захотелось ему написать. Да хотя бы отправить простое «Привет! Как дела?», но я не стала. Мы друг для друга давным-давно остались в прошлом, и поздно налаживать мосты. Да и поделом.