Приключения в Красном море. Книга 3 (Погоня за «Кайпаном». Злополучный груз) - Монфрейд Анри де - Страница 55

Вино окончательно возвращает меня к жизни. Среди этих открытых, дружелюбных людей я чувствую себя средневековым паломником, которого принимают и чествуют как посланца Бога.

Племянницы Ставро, тучные девы с кроткими грустными глазами коров, разглядывают меня с любопытством, но по первому знаку дяди все женщины удаляются.

Я рассказываю Ставро о том, что уже известно читателю. Он качает головой и говорит мне с укоризной:

— Зачем же вы связались с такими бандитами?

— Скажите лучше, почему Горгис меня подвел…

— Да, знаю, он был не прав, но представьте, до какой степени его напугал шум, поднявшийся вокруг этого дела.

— Я понимаю… до известной степени, но теперь все его страхи лишены основания. Если за мной следили, а в этом трудно усомниться, то шпики разведали, что шаррас, о котором так печется таможня, переправлен в Эфиопию. Следовательно, все взгляды обращены теперь по ту сторону Нила.

— Да, мы узнали об этом несколько дней назад через одного приятеля, он служит у губернатора. Горгис немного успокоился и обрадовался, услышав о вашем приезде, ибо в глубине души он очень огорчен разрывом с вами и горько сожалеет, что написал вам то письмо…

Ставро проясняет мне загадку странной встречи на мысе Зафрана. Реис решил сыграть со мной злую шутку. Он рассчитывал на то, что горя желанием поскорее избавиться от своего опасного груза, я отдам его неизвестным людям, встретившимся нам в бухте, несмотря на их поведение. После этого бандиты могли бы утверждать, что понятия ни о чем не имеют. Это, конечно, грубая уловка, но расчет был верным: если бы я не прибыл на встречу с пустыми руками, то, возможно, потерял бы голову от страха и угодил в ловушку. Таким образом Реис надеялся заполучить три тонны гашиша почти даром, ибо задаток, который я вырвал у него перед отъездом, не покрывал даже дорожных расходов.

Бронзовые часы с фигуркой Наполеона отбивают три часа, и, вспомнив об отливе, я подскакиваю как ужаленный. Мы договариваемся, что на следующее утро «Альтаир» войдет в Суэцкий порт. Я предусмотрительно захватил с собой из Джибути небольшую партию перламутра для отвода глаз. В то время как мое судно будет стоять у причала, Ставро пошлет лодку за товаром, спрятанным на мысе Сиум.

Я надеваю свои вещи, еще не успевшие до конца просохнуть, и бегу к берегу, волнуясь за судьбу парусника. Сойдя с дороги, я направляюсь к морю напрямик, надеясь попасть туда, где оставил пирогу. Огни города остаются у меня за спиной и не слепят глаза, как прежде. Я миную болото и свалку, но море ушло во время отлива, и мне никак не удается до него добраться. Я долго барахтаюсь в иле и песке, прежде чем до меня доносится голос Абди. Он вынужден был отвести лодку подальше от берега, чтобы не увязнуть в тине. Обратный путь кажется мне гораздо короче, и вскоре мы поднимаемся на борт «Альтаира».

Пока я отсутствовал, Юсуф поднял команду на борьбу с рифами, обступившими парусник со всех сторон, и матросы держат багры и шесты наготове. Лучше всего было бы дождаться следующего прилива, не сходя с места, но нам нужно покинуть это уединенное место до рассвета, чтобы не навлечь на себя ненужных подозрений. Я готов скорее пожертвовать судном, нежели поставить под угрозу осуществление своих замыслов.

Мы поднимаем якорь и отдаемся воле течения, которое медленно выносит парусник из скалистого лабиринта. Вооруженные баграми матросы следят за тем, чтобы судно не налетело на рифы. И все же оно несколько раз задевает килем подводную скалу. При этих толчках замирает сердце, и затем долго еще не можешь перевести дух. Я думаю, что от подобных потрясений у моряков раньше времени седеют волосы.

На рассвете «Альтаир» выходит из кольца рифов и полным ходом устремляется к рейду. Наш маленький парусник чинно входит в порт и становится у здания санитарной службы для прохождения традиционных формальностей.

Встреча с таможенниками и пограничниками завершается благополучно, и в тот же день с приливом мы попадаем в старый Суэцкий порт, расположенный в конце протока, через который море устремляется в глубь суши. Арабские парусники из Йембо и Джидды привозят сюда, как и в незапамятные времена, свой товар: финики, глиняную посуду, плетеные циновки, буйволов, йеменский кофе, ладан и пряности. На этом затерянном уголке, куда не заглядывают жаждущие экзотики туристы, лежит отпечаток лет, предшествовавших строительству канала.

Когда приближаешься к городу по каналу с северной стороны, старый Суэц со своими стройными минаретами и высокими домами из тикового дерева кажется ожившей сказкой. В отличие от Порт-Тауфика, современного города в английском стиле с нежно-зелеными аккуратными газонами, тенистыми аллеями и элегантными коттеджами, старый Суэц, благодаря удивительному постоянству арабской цивилизации, неподвластной переменам, сохранился в первозданном виде, знакомом нам по описаниям путешественников XVI–XVII веков.

В полдень мелкие лавочники гостеприимно распахивают свои двери, и молодые торговцы — худые и грязные арабы, не расстающиеся со своими трубками, терпеливо поджидают на пороге клиентов, чтобы предложить им всякую всячину. В воздухе стоит запах жареной рыбы и горелого масла. Повсюду струятся затхлые потоки, полные нечистот, которые угрюмый араб собирает в свою тележку с бубенчиками. Египетские мусорщики, одетые в темные джеллабии, уродливы, грязны и зачастую увечны; они напоминают средневековых прокаженных, предупреждающих о своем приближении звуком трещотки. Торговец лимонадом тащит на спине стеклянный сосуд с мутным напитком, позвякивая медными чашками, словно кастаньетами. Полчища мух поднимаются из-под ног заезжего гостя и набрасываются на него с ожесточением. Местные жители с удивлением смотрят, как иностранец отчаянно отбивается от насекомых, не замечая мух, облепивших уголки его собственных глаз…

Но, как ни стыдно в этом признаться, безалаберность и запустение, царящие в Старом Суэце, милее моему сердцу, чем безукоризненная чистота и строгий порядок Порт-Тауфика. Так, я предпочитаю джунгли с ядовитыми насекомыми и хищниками ухоженному скверу, где сторож запрещает ходить по траве…

Моим матросам, две недели не сходившим на берег, не терпится окунуться в атмосферу древнего, овеянного легендой города, и я не хочу лишать детей пустыни этого скромного удовольствия.

Я отправляюсь во французское консульство, где вновь встречаюсь со своим приятелем Спиро[46], а затем принимаюсь бродить по городу, глазея на рыночную публику и дурацкие манекены в витринах. Особенно меня привлекают лотки с овощами и фруктами, по которым я соскучился за долгие недели плавания. Юсуф уходит с базара нагруженный, как мул, но мне все равно кажется, что я не смогу этим насытиться.

Вернувшись на судно, я нахожу там своего поклонника адвоката Минотиса. Завидев меня, он, как обычно, изображает бурный восторг, а затем напускает на себя серьезный вид и говорит с укором:

— Зачем же вы сыграли с Абдульфатом злую шутку? Почему вы не явились на встречу?

— Это я должен у вас об этом спросить, милостивый государь. Я был на месте свидания в назначенный день и час, но люди, которых я там застал, даже не слышали об Абдульфате и ничего не поняли из моих расспросов.

Минотис не верит своим ушам и принимается строить самые нелепые предположения. Я не рассказываю ему о том, что поведал мне Ставро, но и не скрываю, что, по моему убеждению, меня пытались обмануть.

Адвокат горячо встает на защиту своих друзей:

— Они приедут сегодня вечером из Каира, — говорит он в заключение, — и все прояснится. Ждите меня здесь, я зайду за вами, как только они появятся. Им не стоит показываться на вашем судне, чтобы не навлекать на себя подозрений.

После ухода Минотиса я иду обедать в ресторан. Ставро хотел пригласить меня к себе сегодня вечером, но боится, что мой визит даст пищу для разговоров, ибо в городе известно, чем он занимается.