Приключения в Красном море. Книга 3 (Погоня за «Кайпаном». Злополучный груз) - Монфрейд Анри де - Страница 22

Мы высадили рабов и, снабдив их едой и водой на три-четыре дня, отправились в Мукаллу. Тем временем таинственный корабль издали вел за нами наблюдение. Когда мы выполнили приказ, он развернулся и вскоре исчез на горизонте.

В Мукалле все прошло как нельзя лучше, переводчик прекрасно справился со своими обязанностями, и не прошло и двух часов, как весь груз был поднят на борт. Мы решили не дожидаться следующего дня, хотя все очень устали. Дул попутный ветер, и мы надеялись добраться до острова менее чем за два дня. Всю ночь мы держали курс в открытое море, и, когда утреннее светило выплыло из воды, до берега было уже не более сорока миль. Я приготовился произнести молитву, как вдруг прямо перед нами вырос большой черный корабль, ослепивший нас прожектором. Труба у него находилась на корме, как у обычного танкера. С корабля спустили шлюпку, которая направилась к нашему паруснику. Это были англичане. Завидев ящики с бензином, они весело расхохотались. Я думал, что нас вскоре отпустят, ведь наш груз был совершенно безобидным, и тихо радовался, что мы оставили рабов на острове Сода.

Внезапно английский офицер схватил за руку переводчика, когда тот пытался украдкой выбросить за борт какие-то бумаги. Всех пересадили на большой корабль, а парусник взяли на буксир. Каждого из нас допрашивали отдельно. Мы рассказали все как было, не упоминая само собой о рабах. Мокбель сумел нас предупредить, да мы и сами знали, что нельзя говорить об этом с христианами. С нами обращались по-божески, всех собрали на палубе, и один из матросов принес нам ведро сладкого чая и мешок сухарей.

Но переводчика с нами не было. Вскоре мы увидели, как двое матросов ведут его на бак со связанными руками. Моряки выстроились с ружьями в руках, как на учениях, и мы смотрели на них с любопытством, ни о чем не подозревая. По команде офицера эфиопу завязали глаза, как для игры в жмурки, и поставили на передней шлюпбалке. Его черная фигура, вырисовывавшаяся на фоне моря, так и стоит у меня перед глазами. Я все еще не догадывался о том, что должно было последовать.

Раздался мощный ружейный залп, и сраженный эфиоп свалился за борт. Мы остолбенели. Мокбель стучал зубами от страха, как больной лихорадкой. Значит, нас поили чаем с сухарями перед тем, как отправить в преисподнюю!

Но нам ничего не сделали. Корабль шел своим курсом, нас накормили обедом, и ночью перед нами выросла темная масса островов Куриа-Муриа. Вскоре корабль остановился и до утра лежал в дрейфе. На рассвете он тихо тронулся с места, проходя мимо островов на расстоянии пяти-шести миль.

И тут я заметил на баке большую пушку, с которой сняли скрывавший ее брезент. Когда острова были у нас на траверзе, пушка выстрелила. Проследив направление выстрела, я увидел в миле от нас таинственный корабль, для которого мы везли бензин. Он показался из воды и шел к нам полным ходом. Когда нас разделяло всего несколько кабельтовых, он тоже выстрелил из пушки, и на его единственной мачте затрепетали маленькие флажки. Видимо, он приказывал нам остановиться, приняв нас за обыкновенный танкер.

Наш корабль содрогнулся от нового залпа, и я увидел, как к небу взметнулся высокий столб воды. Тотчас же вокруг подводной лодки образовался сильный водоворот, железная рыба поднялась на дыбы, как раненый зверь, и ушла под воду.

Я застыл от изумления. Что произошло? Подводная лодка, наверно, обратилась в бегство, но почему так хохочут и хлопают в ладоши и приплясывают от радости английские матросы?

Один из них, видя мое недоумение, закричал мне с выразительными жестами:

— Finish, finish! (Кончено!)

Я понял, что мой бедный сын утонул, и у меня из груди чуть было не вырвался страшный стон, но нельзя было обнаружить горе перед белыми людьми.

Нам вернули парусник, разумеется, забрав бензин, и обеспечили нас продовольствием.

Корабль быстро исчез из вида, и мы остались одни в море. Его поверхность была покрыта нефтяной пленкой, словно саваном. Всю ночь до самого рассвета я звал сына в надежде, что он отзовется. Но утром поднялся восточный ветер, и море заволновалось, словно прогоняя меня оттуда, где оставалось мое сердце.

Едва отплыв, мы обнаружили, что старый парус разорван в клочья, но хуже всего было то, что пропал руль. Нам забыли его вернуть. Пять дней шторм гонял беззащитный парусник по волнам. Силы уже покинули людей, когда итальянский пароход подобрал нас возле мыса Гвардафуй. Никогда больше мы не возвращались на остров Сода, где смерть собрала щедрый урожай. Вот почему Мокбель сказал тебе, что тень острова приносит несчастье.

Старик замолчал, но его рассказ воскресил души умерших, и передо мной возникли призраки пятерых узников, погибающих от жажды и голода между морем и стеной скал.

Теперь, когда мы избавились от груза и законопатили течь, плавучесть судна значительно улучшилась.

Четыре дня спустя перед нами возникает данакильский горный массив Мабла. Через несколько часов покажется плоскогорье Рас-Бир, а там уже до Обока рукой подать!

Мы не были дома четыре месяца. Может быть, нас ждут неприятные известия? С возрастом становишься более мнительным. Я всегда готовлю себя к худшему, чтобы неожиданность не застигла меня врасплох. Подобный настрой мешает мне радоваться жизни, но зато помогает сносить, не дрогнув, самые жестокие удары судьбы.

Наш парус заметили еще издали — дюжина женщин пришли встречать своих мужей. Слава Богу, все живы и здоровы. Маленькая Инди Баба уже осваивает этот мир на четвереньках.

Теперь нужно переправить товар в Джибути. Мне было бы проще продолжать плавание в Египет, но я обещал французскому консулу доставить шаррас в Джибути, и он за это поручился. Поэтому я обязан из чувства долга соблюсти все положенные формальности. К тому же в Джибути нет запрета на провоз гашиша — значит, мне ничто не грозит. В то же время начальник таможни вполне может показать свою власть и, невзирая на закон, создать мне непредвиденные трудности. Нельзя забывать, что во всех отдаленных колониях и особенно в Джибути все зависит от прихоти местных властей.

Из предосторожности я оставляю груз в Обоке и для вида набиваю пустые тюки проросшей землей, смешанной с толченым верблюжьим навозом. Таким образом я застрахован от придирок господина Блонде и в случае необходимости могу оставить ему свой товар.

Господин Блонде, «малыш Блонде», как его тогда называли, — начальник таможни. Было ему лет двадцать шесть. Надеюсь, что сейчас это степенный, умудренный опытом человек, но в то время он был молод и вел разгульную жизнь. Он восхищался собой, своим талантом и умом, считал собственные суждения непогрешимыми и смотрел на всех сверху вниз. Он выказывал презрение к службе и высмеивал старых чиновников своего департамента, бесславно завершающих карьеру. Для него же скромная должность в Джибути была лишь трамплином на пути к блестящему будущему.

Общаясь со мной, он напускал на себя добродушно-снисходительный вид, и его речь была полна многозначительных недомолвок. Боясь оказаться в дураках, он усматривал коварство в самых бесхитростных вещах, и ради забавы я давал разыграться его фантазии. Достаточно было одного слова, чтобы пустить его по ложному следу, а пока он изощрялся в дедукции в духе Шерлока Холмса, от него ускользало очевидное.

Когда я прибыл в порт и таможенник показал ему мою декларацию, господин Блонде углубился в инструкции, но не нашел в них никаких указаний относительно шарраса. Он захлопнул книги, рассмеялся, потирая руки, и велел немедленно меня разыскать. Он поджидал меня за письменным столом в огромном кресле, подложив под сиденье стопку писем, ибо, несмотря на всю свою уверенность, считал себя недостаточно высоким. Он долго тренировался, стараясь найти наиболее впечатляющую позу, чтобы я сразу же почувствовал собственное ничтожество. Когда я вошел, Блонде был с головой погружен в свои бумаги, и мне пришлось кашлянуть, чтобы привлечь к себе внимание. Он поднял голову и хмуро уставился на меня сквозь огромные очки в черепаховой оправе.