Похищение Пуха - Емец Дмитрий - Страница 7

– И это «Жигули»! В горах! Почти на серпантине! И машине, между прочим, уже лет тридцать! – изумлённо воскликнул он.

– Да-а, – протянул Петя. – Между прочим, я читал: первые автомобильные гонки были очень медленными. Перед гоночными машинами бежал человек, звенел в колокольчик и кричал: «Осторожно! Автомобили!» Иногда он отбегал слишком далеко, и ему приходилось возвращаться, чтобы гонщики не слишком отстали.

Пытаясь представить себе эти гонки, папа не заметил доски с гвоздями. Переехал её передней шиной и – пшшш!

– Прокол! – буркнул он, съезжая на обочину.

Поменять колесо оказалось делом нелёгким. Домкрат был зарыт глубоко под вещами, и, чтобы найти его, требовалось разгрузить автобус. К счастью, недалеко от дороги обнаружилась отличная поляна с круглым озером, заросшим камышом. Вокруг озера паслись четыре непривязанные лошади, одна из которых была с жеребёнком.

Поляна Алёне очень понравилась. Она сразу легла и приложила ухо к земле.

– Чего ты делаешь? – спросила Катя.

– Слушаю, как растёт трава! – голос у Алёны был мечтательным. Таким же, как в минуты, когда к ней прилетал дракон и пил воду из таза у неё под кроватью.

– Ля-ля-ля, жу-жу-жу, я с мозгами не дружу! – проворчала Катя и растущую траву слушать не стала.

А вот Костя и Саша стали. Они прикинули, что на большой поляне трава каждую минуту совокупно подрастает минимум на пару сантиметров. И что, может, действительно слышно, как сок травы поднимается по многим тысячам стеблей.

Но потом, конечно, все вспомнили, что тут ещё есть лошади.

Пока Петя, папа и очень недовольный Лепот перетаскивали рюкзаки и клетки с животными, Катя, Вика, Рита и Костя окружили лошадей и полезли их гладить. Рита срывала травинки и, вставая на цыпочки, совала их лошади в нос.

– Кусяй! Кусяй, лосядка! – повторяла она.

«Лосядка» отворачивалась от травинок и скалилась, прижимая уши.

– Рита, отойди от неё! Катя, возьми Риту за руку! – велела мама.

– Лошадь же улыбается!

– Это она угрожает!

Саша, не обращая на лошадей внимания, прошёл к озеру и, скрестив руки на груди, остановился у камышей. В камышах квакали лягушки. Было слышно, как, срываясь с места, они прыгают в воду. На лице у Саши было написано искреннее страдание.

– В болото меня заманить хотите? Я к нему даже близко не подойду! – произнёс Саша мрачно.

Он сделал шаг в сторону, собираясь демонстративно повернуться к озеру спиной, но тут послышался особенно громкий плюх. Большущая, с кулак, лягушка, сидевшая у его ног, тяжело прыгнула в воду. Саша, не заметивший её прежде, а точнее – заметивший, но принявший её за камень, застонал, провёл ладонью по лицу, а мгновение спустя озерцо покачнулось и заходило волнами от ещё одного, совсем уж гигантского, плюха.

Это Саша прямо в футболке и шортах бросился в грязную воду. Было видно, как он ворочается в воде, а вокруг него плавают лягушки. Одна из них даже вскочила ему сзади на голову, приняв её за кочку. Саша попытался выбраться на берег, но жидкая тина на дне не давала ему сделать ни шагу. На поверхность поднимались чёрные пятна грязи.

– Ну вот! – произнёс Саша со страдальческим укором, обращаясь непонятно к кому. – Заманили? Добились своего? И кто виноват?

Пока мама с Петей выуживали Сашу из воды, протягивая ему палку, а потом повторно выуживали его из воды, потому что грязный с ног до головы Саша кинулся в озеро уже с сачком и банкой, папа возился с колесом. Когда же он наконец поменял его, то обнаружил, что на поляне уже появилась палатка.

Возле палатки горел костёр. У костра на бревне сидели все его родственники, а между ними Саша в девчачьих трусах, держащий в руках банку с двумя лягушками. Лягушки в банке едва помещались и залезали друг на друга. Сашины вещи сушились на ветках ближайшего дерева.

– Давай сегодня уже никуда не поедем! Всё равно через пару часов стемнеет, а место вроде неплохое… – предложила мама.

– Ну давай! – согласился папа и отправился к дороге, чтобы сесть за руль и подогнать автобус поближе к палатке.

Роман Лепот стоял на проезжей части рядом с огромной лужей, которая, стекая с дороги, превращалась в ручеёк. Услышав, что Гаврилов предлагает не ехать сегодня в Соколиное, он возмущённо двинулся к нему, но в этот момент опять раздался рёв двигателя.

Возникнув из-за поворота, на дороге появилась знакомая алая «копейка». Вильнув, она выехала на встречную полосу и помчалась прямиком на Лепота. Писатель, с воплем отскочив на обочину, споткнулся и упал. В последнюю секунду, когда казалось, что он уже погиб, «копейка» опять вильнула и, пронёсшись через лужу, окатила его потоком грязной воды и скрылась.

Роман Лепот кое-как поднялся на ноги. На него вылилось столько воды, что он был теперь грязнее Саши. Его знаменитая чёлочка прилипла ко лбу. Брюки тоже прилипли к ногам, которые оказались немужественно тонкими. Правая коленка прыгала.

– Меня хотели убить… – простонал Лепот, хватая Гаврилова за запястье. – Ты видел?! На меня покушались! Звони! Звони скорее!

Гаврилов схватился за телефон. Ответили ему почти сразу.

– «ВАЗ-2101»… Цвет красный… Номер 786… В районе Соколиного. Букв не рассмотрел, да… Только что чуть человека не сбил! – сообщил папа.

Было слышно, как с той стороны диспетчер щёлкает пальцами по клавиатуре.

– В угоне, – сообщили папе.

– Как в угоне?! Давно? – поразился папа.

Ему ответили. Оторвав от уха трубку, Гаврилов повернулся к обтекающему грязью Роману Лепоту:

– Красную «копейку» угнали несколько часов назад… Подростки, наверное.

– Почему подростки? – удивился Лепот.

– Ну как… Угнали старую машину… Ездят как безумные…

Лепот расхохотался. Мокрое лицо его было лицом безумца.

– Подростки… – повторил он. – Если бы подростки! Ха!!! Дети – цветы жизни! Размножение мух! Да здравствует большая популяция!

И он опять расхохотался, продолжая обтекать водой. Он хохотал, хохотал, хохотал. Николай терпеливо ждал, пока Лепот перестанет, но тот не переставал. Постепенно хохот его перешёл в икание. Лепот икал и хихикал. Хихикал и икал. Лишь спустя минуту Гаврилов сообразил, что у знаменитого писателя случилась истерика.

Ночёвка у озерца запомнилась всем надолго. Вечером залитая алым солнцем поляна казалась тихой и поэтичной. Квакали лягушки. Пришёл одинокий рыбарь, как назвал его папа Гаврилов. Это был совершенно тургеневский дедушка с белой бородой и всклокоченными волосами. Недовольно оглядываясь на Гавриловых и не вступая в вербальный контакт, рыбарь бродил по берегу и ждал, когда можно будет незаметно вытащить поставленную утром сеточку.

Когда почти зашедшее солнце соседствовало на небе с луной, приехал мальчишка на велосипеде. У мальчишки была в руках хворостина. Он стал размахивать ею и пугать лошадей. Лошади, пофыркивая, неохотно стронулись с места и потекли куда-то вдоль дороги, туда, где угадывались огни деревни. Было заметно, что лошади пытаются поскакать, но им лень.

– Хорошо здесь! – мечтательно сказал Гаврилов. – Тут какое-то всё другое. Москва – она всё-таки лес.