Девочка. Книга третья (СИ) - "Dave Gahan Admirer Violator" - Страница 59

— Да, понимаю, все самое лучшее, — кивнул он.

— Через три дня на моем столе должно лежать меню на выбор и винная карта.

— Так, теперь вы, девочки, — и она повернулась ко мне, ресепшионистке Викки и новой помощнице менеджера. — Вы на подхвате. Никаких "это не входит в круг моих обязанностей", "а я уже должна идти домой" и прочее.

— Командная работа, — отчиталась Викки.

— Будем работать, сколько потребуется, — кивнула я.

Кэтрин еще раз обвела взглядом наш круглый стол, объявила брифинг закрытым и умчалась к юристам и страховщикам.

Сейчас, слушая знаменитую каватину "Фигаро здесь, Фигаро там", я непроизвольно улыбнулась. Меня тоже можно было считать Фигаро на этой выставке. Я много работала и была на подхвате, где это требовалось. А проблемы были — то маленькие, как опечатки в брошюрах при верстке, то большие, как страховщики, которые умудрились перепутать контракты, то гигантские, когда мы с Кэтрин и юристами ездили в аэропорт по причине того, что таможня притормозила наши картины из Европы. Но я не жаловалась — я принимала участие в кипучей деятельности галереи, внимательно следила за Кэтрин Шейд и, как губка, впитывала ее опыт. Плюсом оказалось и то, что цейтнот начался в аккурат, когда я сдала сессию, и у меня была возможность включиться в работу по полной.

Мне было интересно наблюдать за Кэтрин и ее методами работы. Несмотря на то, что у нее был острый глаз и чутье на таланты, я бы не назвала ее творческой личностью. Она была скорее оценщиком и прагматиком. Наблюдая, как она общается с дизайнерами и пиарщиками, я понимала, почему Гарри поставил ее управлять галереей и доверил ей кураторство выставки — она умела направить в нужное русло, и без лишних слов. Несмотря на то, что Кэтрин была жестким руководителем, она всегда давала сотрудникам проявить себя и могла принять другую точку зрения, если это было полезно для Дела.

Кэтрин было около сорока, она была не замужем. Молли, которая была ее ассистенткой вот уже два года, поговаривала, что Кэтрин предпочитала женщин мужчинам, но никто точно не знал — сама она никогда не выходила за рамки профессионализма с сотрудниками или клиентами, а ее личная жизнь была вне обсуждений.

Да, она могла улыбнуться или обаять клиента галереи, но это были лишь дань вежливости и желание расположить потенциального покупателя к картине, но не к себе лично.

Старожилы галереи поговаривали, что Кейт в свое время еще на заре создания арт-бизнеса два года встречалась с Гарри Чейзом, но у них ничего не вышло. Гарри впоследствии женился на балерине, у него была крепкая семья и двое очаровательных детишек, крестной которых и стала Кэтрин.

Иногда, наблюдая за ней со стороны, я замечала, что к ней тянулись творческие мужчины. И чувствовалось, что это правильно — они смягчали ее жесткие нотки, а она давала им стабильность и защиту. Но при встрече с таким же жестким Гарри они становились двумя хищниками в одной клетке, и ощущался диссонанс. Бизнес-партнерство эти отношения выдерживали, но не более. Видя их вместе, я понимала, почему их личный корабль не выдержал — не было в этой паре того баланса любви и разума, который и держал отношения мужчина-женщина. Слишком много разума и независимости было в каждом из них.

Как-то вечером я приехала к ней домой с набросками развески — она не любила электронные версии и всегда требовала делать эскизы планировки от руки. Я уже хотела уходить, предполагая, что Кэтрин посмотрит наброски позже, но она остановила меня.

— Присядь. Это займет пятнадцать минут. Отвезешь их после моего утверждения в мастерскую. Позвони водителю и скажи, чтобы ждал.

Забрав у меня эскизы, она не ушла в кабинет, а расположилась в удобном кресле и, разложив наброски на столе, начала править их маркером. Последовав ее совету, я присела на диване и осмотрелась по сторонам.

Принято считать, что дом и его убранство говорит о нашем характере. Я была согласна с этим мнением. Рассматривая обстановку в стиле классицизма в голубых с золотом тонах, я отметила, что гостиная Кэтрин, как и сама она, была строгой, но гармоничной, изящной, но солидной.

Над камином висела большая картина в массивной золотой раме, совершенно выбиваясь из общего ровного стиля апартаментов. На смазанном фоне были изображены яркие крупные пионы, они покрывали почти весь холст целиком и будто пытались вырваться из рамы, перечеркнуть, или, скорее, внести жизнь в выдержанный стиль гостиной.

— Что ты видишь на этой картине? — внезапно услышала я голос Кейт и резко обернулась.

Она, не поднимая головы, продолжала делать поправки на эскизах, а я, вновь повернувшись к полотну, задумалась.

— Это фовизм, с элементами импрессионизма. Манера резких динамичных мазков и ярких цветов, но без упрощения формы и пространства.

— Что ты видишь на этой картине? — повторила Кэтрин, и я поняла, что от меня требовался совсем другой ответ, основанный на ощущениях, а не на знании направлений и стилей.

— Я вижу жизнь, которая пытается прорваться сквозь толщу догм и нормы. Я вижу желание этих цветов утвердиться, вне рамок общества и социума.

Она ничего не ответила и продолжила работу, а в комнате вновь воцарилась тишина.

— Нет, это все-таки никуда не годится… — рассматривая один из эскизов, задумчиво проговорила она и уже более жестко произнесла, вставая и направляясь из гостиной: — Позвони этому горе-архитектору и скажи, чтобы ехал в галерею. Да, и отпусти водителя. Я поеду на своей машине.

"Значит, я поеду домой", — отметила я и, посмотрев на часы, стрелки которых неумолимо шли к десяти, неуверенно набрала Тэда.

После первого гудка он взял трубку, вероятно, ожидая одобрения своих набросок, и, услышав мой голос, тут же спросил:

— Ну как? Одобряется?

— Не совсем, — наморщила я нос. — Кэтрин хочет внести поправки и ждет тебя в галерее через полчаса.

— Хорошо, сейчас подъеду, — не споря, произнес он, и в его голосе чувствовался минор.

В лифте Кэтрин нажала сразу на паркинг, а я следом за ней на этаж вестибюля.

— Ты едешь со мной, — услышала я и молча кивнула.

Водила Кэтрин Мерседес красного цвета. Сочетание надежного немецкого качества и яркого цвета машины, как те цветы на стене в ее гостиной, также характеризовало ее нрав. Водила она спокойно и уверенно, не лихачила, но и не уступала дорогу.

С Тэдом она разобралась быстро и жестко.

— Зал фотографа никуда не годится.

— Чем? — не понимал Тэд.

— Это недоработка общего стиля и отсутствие правильных акцентов. Особенно красный цвет. Он чудовищен.

— Я не понимаю, чем вас не устраивает красный бархат, натянутый на стенды? — тихо, но жестко пытался Тэд отстоять свою правоту.

Не то, чтобы он не послушал Кэтрин — куратор являлась ключевой фигурой в выставке и слушались её все, но Тэд, как творческий человек, пытался отстоять свою точку зрения и имел на это право.

— Он вполне гармонично оттеняет черно-белые фото!

Но я была не согласна с ним. Да, задумка была оригинальной. Эти симметричные разводы на стенах были интересным решением, но что-то в этой композиции было неверным, и Кейт тут же это почувствовала.

— Если тема фотографий "Женщина и ее сексуальность", это не значит, что я должна устроить из экспозиции улицу красных фонарей.

— Красный цвет — это цвет страсти, любви.

— Нет. Экспозицию зала полностью надо менять. Лучше заменить на темные оттенки.

— А вы как думаете, Лили? — внезапно услышала я голос дизайнера и даже растерялась, не ожидая, что могут спросить моего мнения.

Он внимательно смотрел на меня и я поняла — желая в порыве эмоции отстоять свою точку зрения, он хотел найти еще одного союзника. Кейт промолчала и тоже внимательно изучала меня, ожидая ответа.

Я перевела взгляд на фотографии, прислоненные к стенам, представила их на красных стенах и отрицательно покачала головой.

— Я согласна с Кэтрин. Слишком резкие оттенки и жесткий акцент на сексуальности. Красный цвет делает этих обнаженных женщин доступными и вульгарными. Он подчеркивает сексуальность, но не женственность. Как чрезмерно ярко-красная помада на губах. В этой концепции не хватает искренности.