Девочка. Книга третья (СИ) - "Dave Gahan Admirer Violator" - Страница 42

Я перевела взгляд на кресло, где лежала оставленная миссис Хоуп кофта.

Эльза. Прошло больше двух недель с того злополучного дня, когда я вечером примчалась в больницу, отвезя домой Тигра и вещи. К тому времени Макса уже прооперировали, и он лежал в палате интенсивной терапии.

Первое, что я увидела и никогда не забуду — лицо Эльзы, и её взгляд, наполненный страхом — бесконтрольным, первобытным страхом матери за сына. Я ринулась к ней, но наткнулась на отчуждение — нет, она меня не отталкивала, но я чувствовала, что это была не моя Эльза.

"Простите меня", — единственное, что могла я сказать в этой ситуации.

Она качала головой, повторяла "ты не виновата", но я ощущала ее отстранённость.

Понимая, что само мое присутствие напоминает ей о случившемся, я не стала ее тревожить и решила найти доктора Митчелла — может быть, он знал, что, черт возьми, произошло. Я металась по светлым коридорам больницы, как загнанная в сеть рыба, а душу рвало на части. Наконец, я нашла кабинет Генри, но все, что я выяснила — у Макса состоялся серьезный разговор с Барреттом. Произошел конфликт. Макса без сознания с сотрясением мозга и разрывом печени в больницу привез Сандерс.

"Это я виновата, Макс из-за моих капризов нарушил приказ", — тихо повторяла я, но Генри лишь отрицательно качал головой. Он уверенным тоном говорил, что я в этом конфликте не при чем, повторял, что операция прошла успешно, что мне не нужно беспокоиться, но его слова застревали где-то вакууме моего сознания. Рассматривая уставшее лицо доктора Митчелла, я пыталась найти там истину, но видела лишь собственное перепуганное отражение в стеклах его очков и молча кивала, пока в голове набатом звучало "сотрясение головного мозга и разрыв печени", а перед глазами вставали серое лицо Эльзы и отчужденность в ее глазах. Я сжимала в кармане злополучный носок, а мое чувство вины вместе с тревогой за друга росло, поднималось как ядерный гриб после взрыва, и я физически ощущала, как боль сжигала меня изнутри заживо, испепеляя мое нутро.

А потом была бессонная ночь в кабинете доктора Митчелла, которая казалась мне вечностью. В палату интенсивной терапии меня не пустили, но я упрямо продолжала ждать, и только в четыре утра, когда Макса перевезли в одноместную палату, Генри зашёл в кабинет и позвал меня в отделение.

Я бесшумно отворила дверь и застыла на пороге. На больничной койке лежал мой друг. И ему было плохо. Макс спал, на его бледном лице выделялись страшные темные круги под глазами и большая гематома слева на подбородке, к руке была подведена капельница, мониторы рядом показывали непонятные мне числа. Я видела перед собой человека, который попал в жернова сложного механизма системы Барретта. Эльза сидела рядом в кресле, ее лицо было усталым, а в глазах отражалась грусть и все тот же страх матери за сына.

Наблюдая за ними, я снова и снова прокручивала в голове слова Генри и ловила себя на мысли, что даже если причиной конфликта стала не я, то ничего бы не изменилось — я бы все равно не смогла поехать в Германию. Эльза, как и Макс, стали неотъемлемой частью моей жизни, и я бы не смогла их бросить в такую трудную минуту.

Макс вздохнул и повернул голову в другую сторону, и я внезапно вспомнила свой сон на базе. Сердце, которое я сжимала в руках. Я до сих пор чувствовала исходившее от него тепло и пульсацию живой плоти. Я всегда думала, что держала в руках сердце Ричарда, но теперь, когда смотрела на спящего Макса, его бледное после операции лицо, понимала — скорее всего, мне показали сердце моего Друга. Этот сон меня укреплял в мысли, что я как-то причастна к ссоре двух мужчин, и от этого чувство вины и тревоги сдавливало горло с новой силой.

"Поезжай домой, Лили, — внезапно отвлек меня от размышлений голос доктора Митчелла, который бесшумно вошел в палату. — Приедешь вечером. Максу сейчас нужен покой".

Генри был прав — в первую очередь нужно было думать о здоровье Макса, все вопросы могли подождать.

Я приехала домой ранним утром и, открывая дверь, желала только одного — чтобы Джулия еще спала. На мое счастье зал был пуст, и я бесшумно прошла в свою комнату.

Как была в джинсах и кофте, я рухнула на кровать, надеясь, что мне удастся отключиться хоть на час перед длинным днем, который должен был принести мне ответы на мучавшие меня вопросы. Но сон не шел. Как только я закрывала глаза, память выдавала мне Макса на больничной койке, серое лицо Эльзы, и тревога за близких мне людей с новой силой сдавливала горло. Я слышала, как встала Джулия, как она собиралась в университет, как тихо подошла к моей комнате, но так и не решилась зайти. Я понимала, что она тоже ждет ответов, но сейчас я была не в том состоянии, чтобы что-то объяснять.

Ровно в пять я прилетела в больницу в надежде, что Максу лучше, и что мне удастся поговорить с ним о произошедшем. В палате все так же сидела в кресле Эльза, наблюдая за спящим Максом, но теперь ее лицо казалось не таким отчуждённым — в глазах появилась искра. Она мне улыбнулась, но я чувствовала, что между нами по-прежнему стоит барьер, и от этого приветливого, но отстраненного взгляда голубых глаз мысль о моей причастности к конфликту давала новые ростки.

— Как он? — тихо прошептала я, боясь нарушить его покой.

— Стабильно, — кивнула она.

— Он уже просыпался?

— Да, — подтвердила миссис Хоуп.

Больше всего на свете я хотела спросить, рассказал ли Макс о причине конфликта, но понимала, что сейчас мои расспросы были неуместными.

— Только не устраивайте по мне вселенский потоп, — внезапно услышали мы с Эльзой тихий, но твердый голос Макса и направили взгляд в его сторону.

Миссис Хоуп тут же подскочила к кровати, а Макс недовольно посмотрел на нее.

— Ма, ну в порядке я, — отстранил он голову от ее руки, и посмотрел на меня.

— Привет, — тихо улыбнулась я, всматриваясь в голубые глаза, так похожие на Эльзины.

— Привет, — спокойно отозвался он и вновь посмотрел на маму.

— Новую капельницу нужно принести, — тихо проговорила Эльза и направилась к выходу, вероятно увидев в глазах сына просьбу.

— Как ты? — подошла я ближе, как только за Эльзой закрылась дверь.

— Ты не должна была, — первое, что прозвучало от него. Его голос звучал тихо, но в нем чувствовалась сила.

— Что именно я не должна была? — устало спросила я.

— Из-за меня отменять поездку.

На это я ничего не ответила и, рассматривая круги под его глазами, спросила:

— Ты мне расскажешь, что произошло?

— Конфликт, — пожал он плечами, будто ничего серьезного не случилось.

— Из-за чего? — всматривалась я в его лицо, пытаясь найти ответы.

— Ты здесь не при чем, — Макс правильно понял мой вопрос.

— Так же сказал и Барретт "ты здесь не при чем", — эхом повторила я.

— Тогда почему ты не уехала с ним?

Я хотела сказать, что все равно чувствовала какую-то причастность к этому конфликту, пусть у меня и не было фактов. Хотела сказать, что не могла уехать и бросить Эльзу в таком состоянии. Хотела сказать, что сам Макс был для меня другом, который помог мне в трудную минуту, и сейчас оставить их для меня было подобно предательству. Но слова застревали в горле и казались пафосными и напыщенными.

— Потому что по-другому не могла поступить, — тихо произнесла я и, сжимая в кармане кофты носок, все же спросила: — Почему ты не выбросил мой носок?

Макс внимательно рассматривал мое лицо, и в его взгляде вновь появилась цепкость, которую я всегда отмечала на базе.

— Забыл, — наконец ответил он, равнодушно пожав плечами.

— А Барретт как его нашел?

— Это не имеет значения, — продолжал Макс тем же тоном. — Ты в нашем конфликте не при чем.

— Не при чем… — вновь эхом повторила я, но на душе почему-то легче не становилось.

— Тебя сюда привело чувство вины… — кивнул Макс, рассматривая мое лицо.

— И это тоже… — не стала скрывать я.

— Были еще причины? — и он вновь цепко посмотрел на меня.