Девочка. Книга третья (СИ) - "Dave Gahan Admirer Violator" - Страница 38

Внезапно, подойдя ко мне, он забрал у меня из рук бритву и тихо повторил, будто внушая нужную ему мысль:

— Иди в свою комнату.

Я хотела попросить его не ехать никуда, но почувствовав тяжелую волну от его взгляда, говорившего, что я вторгаюсь не на свою территорию, вздохнула и отвела глаза.

Понимая, что ответов я не добьюсь, и мне сказали ровно столько, сколько положено знать, я кивнула и все же, прежде чем уйти, приподнялась на цыпочках, поцеловала его в щеку и тихо прошептала "Я тебя люблю". Поставив эту защиту из моей любви от всего плохого, я поплелась к себе, по-прежнему обмотанная черным полотенцем.

Зайдя в комнату, я уперлась лбом в прохладную поверхность двери и попыталась унять жар. "Может быть, у меня паранойя, и мои тревоги навеяны ночным кошмаром? Перед отъездом могли возникнуть обстоятельства, которые не могли ждать возвращения Барретта из Германии, и он уехал на незапланированную встречу решать очередную задачу", — успокаивала я себя, но получалось плохо.

Послышались шаги, звук лифта в гараж, и ватная тишина.

Как иногда одна минута, одно слово, один поступок может круто изменить нашу жизнь. Последствия. Последствия принятых когда-то нами решений как шлейф тянутся за нами, неумолимо настигают нас и…

Не знаю, как долго я просидела на краю кровати. Из состояния оцепенения меня вывел стук в дверь — это была Хлоя, которая звала меня к завтраку и была решительно настроена собрать мой багаж для поездки в Германию. Я натянуто ей улыбнулась и, чтобы отвлечься от навалившейся тревоги, пошла одеваться.

День проходил, словно в тумане. Я машинально что-то делала, разговаривала с Латом за обедом, отвечала на вопросы Хлои, что именно хочу взять с собой в Германию, а мои мысли были далеко. Мне не давал покоя этот скорый отъезд Барретта, его отстраненное хищное лицо и предчувствие чего-то плохого. Я ругала себя за мнительность, чрезмерную чувствительность и паранойю, но интуиция пульсировала в висках ноющей болью и стальной хваткой держала нервы в напряжении.

Несколько раз я порывалась позвонить подругам, чтобы отвлечься, но понимая, что мне придется прятать за напускным спокойствием свои эмоции, отказалась от этой мысли, не желая играть, да и разговор с ними вряд ли бы меня успокоил, потому что я не могла с ними поговорить о своих тревогах насчет Барретта.

В таком состоянии я проходила до вечера и, обнаружив, что уже шесть часов, не на шутку разволновалась, учитывая, что в десять мы вылетали в Германию, а Барретта все еще не было дома. Я вертела в руках сотовый, и уже несколько раз порывалась набрать его номер, но каждый раз меня останавливала мысль, что я не должна навязываться. В очередной раз собираясь нажать на номер Барретта, я увидела в списке исходящих звонков имя Эльзы и улыбнулась — вот кому я могла позвонить. Я с ней разговаривала на следующий же день по приезду из Азии, и наша беседа прошла как всегда тепло и душевно, а я, слыша ее мягкий голос, улыбалась, и на сердце после беседы с ней становилось уютно.

Сейчас, вспоминая наш последний разговор, я пришла к выводу, что именно с ней я могла поговорить о своих тревогах, и именно она могла меня успокоить.

Не долго думая, я разместилась в кресле в гостинной и, наблюдая за осенним ненастьем за окном, набрала номер Эльзы.

— Миссис Хоуп, здравствуйте, — с улыбкой поздоровалась я, но услышав в трубке тишину вместо приветствия, я повторила: — Алло, Эльза, вы меня слышите?

Прошло несколько секунд, прежде чем раздался ее голос.

— Здравствуй… Лили.

От звуков ее тихого, какого-то отстраненного голоса я насторожилась.

— Миссис Хоуп, у вас все в порядке?

— Что ты хотела? — все тем же глухим голосом спросила она.

— Поговорить, — ответила я, но понимая, что у нее что-то произошло, я нахмурилась и, отодвигая свои личные проблемы, полностью переключилась на Эльзу: — Миссис Хоуп, у вас все в порядке? — более настойчиво повторила я.

Последовала пауза, будто она то ли решала, то ли просто собиралась с силами и внезапно произнесла:

— Это меня Бог наказал… — опять пауза, — что я не рассказала тогда правду тебе…

— Какую правду? — никак не могла я понять логики ее слов, а интуиция уже била тревогу с новой силой.

— Я должна была тебе рассказать, что Барретт не в коме. Я ведь видела твое состояние. Видела, что ты на грани… и все равно не рассказала… а должна была. Это меня Бог наказал… Таким, как ты, не врут… Я должна была рассказать тебе правду. Тогда бы всего этого не случилось… Это меня Бог наказал… — повторяла она свою мантру снова и снова, и я слышала, как она глотает слезы.

От этого сбивчивого монолога у меня все перевернулось внутри, и я попыталась ее успокоить и выяснить, в чем дело.

— Эльза, это неважно. Я не держу обиду. Что случилось?

Тишина и затем ее далекий голос.

— Сын в реанимации.

— Господи! — выпалила я, от шока прикрывая ладонью рот, чтобы не заплакать.

"Чёрт! Он все-таки гонял на мотоцикле в дождь и разбился!" — первое, что я подумала, зная о его любви к экстриму, а моя мысль уже работала дальше.

— Когда это произошло?

— Недавно привезли.

— Эльза, я сейчас приеду! — выпалила я, быстро вставая с кресла.

— Нет! — внезапно услышала я ее резкий отказ, словно удар. — Не приезжай, — чуть более спокойно продолжила она. — Ты ему не поможешь.

Я вздохнула, понимая, что сейчас Эльза не хотела никого видеть, кроме сына, и была на взводе, если даже провела параллель с "комой" Барретта.

Подойдя к стеклянной стене, я уперлась в нее лбом, чтобы унять дрожь от этих новостей, и аккуратно спросила, желая выяснить детали:

— Как это произошло? Он… он попал в аварию?

Но Эльза молчала, и эта тишина в трубке показалась мне какой-то зловещей.

По мере того, как она продолжала молчать, тишина, как нарастающая лавина, сперва медленно надвигалась, а затем, набирая скорость, неслась на меня снежным комом и, наконец, обрушилась на мое сознание тяжелым ледяным потоком — я ощущала эту холодную пустоту кожей, она была липкой, словно кровь на пальцах, и в моей душе все похолодело от ужаса.

— Как. Это. Произошло? — повторила я, проговаривая каждое слово, а мой мозг начал неумолимо восстанавливать события. И я вспомнила. Вспомнила, что мне снилось ночью. Вспомнила, откуда пришло то состояние дежавю. Я вспомнила ВСЁ.

Мне снилась моя комната на базе. Я сидела в постели, а ко мне приближался темный силуэт, который беспрепятственно прошел через охрану у двери. Я его совсем не боялась, словно уже знала. Он был без маски, но черты лица были размыты, будто он сам не позволял его увидеть, и я, не отводя от него глаз, пыталась его то ли вспомнить, то ли узнать. Внезапно краем глаза я увидела какое-то шевеление внизу и, опустив взгляд, ужаснулась. На полу у моей двери лежал пес — немецкая овчарка — он был в крови, его глаза были закрыты, а его дыхание было сбитым и неровным. Я кинулась, чтобы помочь псу, но что-то странное творилось с моей кроватью, она меня засасывала, как зыбучие пески, и каждое мое движение давалось с большим трудом. Преодолевая сопротивление, я все же встала с постели и, ни секунды не сомневаясь, что причиной такого состояния пса стал человек в черном, посмотрела на него, зло сжав кулаки. Внезапно мужчина поднял на меня глаза, словно открыл свое лицо, и мое сердце ухнуло вниз — я узнала этот холодный равнодушный взгляд.

Мой сознание воссоздавало пазл за пазлом сон, овчарку, которая ассоциировалась с Другом Максом, хищное равнодушное лицо Барретта утром, его быстрый отъезд, и вместе со словами Эльзы они собирались в одну картину, в одну страшную неумолимую картину.

Я тихо опустилась на пол, медленно съезжая спиной по стеклянной стене, и, зажмурившись до багровых пятен в глазах, наконец выдавила одно единственное имя:

— Барретт.

— Я чувствовала, что с тобой что-то происходило тогда… на базе, — продолжала Эльза сдавленным голосом свой монолог. — Слишком быстро ты успокоилась и пришла в норму. Но я это списала на силу твоего характера. Если бы я знала об этом тайном ходе… Если бы я только знала… Я ведь могла догадаться… Почему я о нем не догадалась… — тихо причитала она в трубку, обвиняя и себя в случившемся, но ее вины в этом не было, потому что вина целиком и полностью лежала на мне.