Девочка. Книга третья (СИ) - "Dave Gahan Admirer Violator" - Страница 36

— А теперь жестче. Ты умеешь кончать по-другому.

Я кивнула, понимая, что он имеет в виду другой оргазм, внутренний и очень сильный, и, ухватившись за его предплечье руками, словно за остов, начала наш ритуал сначала медленно, а затем, набирая темп. Прислушавшись к ощущениям и чувствуя его член глубоко внутри, я уже понимала по завязывающемуся в животе узлу, какой угол мне принять, и как двигать попой, чтобы удержать, не упустить этот сладкий момент нарастающего экстаза где-то глубоко внутри. Мне очень нравилось, что я насаживалась на него глубоко, так я ощущала нашу целостность, — Он заполнял собой каждую пору моего естества, приближая меня к пику. Вцепившись пальцами в его кожу, чувствуя жжение в коленях от трения, я вдавливалась в него что было силы, желая быть полностью захваченной им изнутри.

Барретт, сжимая одной рукой мою талию, помогал мне не сбиться с темпа, и я чувствовала по нарастающей силе его толчков и напряженности его налившегося до максимума члена, что он на пределе и ждет меня.

— Скоро, Любимый, — задыхаясь, тихо прошептала я и, закрыв глаза, отпустила сознание.

Где-то на краю реальности я почувствовала на затылке его ладонь, и в следующую секунду он резко прижал меня лицом к себе, обхватывая рукой мою спину и задавая жесткий ритм.

И вот уже внутри меня тлеет огонь, который разжигает мой мужчина, — тонкой искоркой он завоевывает каждый мой атом, создавая горячие очаги на теле. Обжигающей лавой он проникает глубоко в мышцы и кости, воспламеняя их изнутри, отчего моя кровь закипает. Его ладони, словно языки пламени обдают жаром, плавя мой затылок и позвоночник, Его член, словно раскаленный тотем, превращает мой живот в огненный сгусток, Его стальная энергетика целиком замораживает мое сознание до ощущения полного апокалипсиса с одной единственной уцелевшей мыслью — слиться с Ним воедино и насытится Им сполна.

Глубокий вдох… Волна судорог… Мой крик, пробивающий сознание… И я падаю в безду, взлетаю в небеса, ощущаю кровавый огонь по венам, слышу, как Он рычит зверем и кончает, пульсируя мощной струей.

Я вздохнула и, обволакивая его, ушла в наше с ним подпространство, где не существовало ни времени, ни измерения, ни законов физики.

Проснулась я от шума стучавшего в окна дождя. Я лежала на спине, Барретт мирно спал, придавив массивной рукой мою грудь, а в алькове по-прежнему горел камин. Мне что-то снилось, не помню что, но я уже чувствовала это ранее — неуютное, безысходное, выбивавшее меня из состояния счастья и гармонии. Я попыталась зафиксировать сон, но как только я открыла глаза, воспоминания, подобно туману, погоняемому холодным ветром, рассеялись, оставляя на душе неприятный осадок, и как я не старалась ухватить за хвост шлейф образов, сотканных из дымки, он проходил сквозь пальцы и тут же растворялся в воздухе.

Я прислушалась к дождю, к порывам ветра и неуютно поежилась — с той злополучной ночи покушения я перестала любить дожди, они мне напоминали о разлуке. Я глубоко вздохнула, приподнимая грудью руку Барретта, на что он тут же отреагировал и открыл глаза.

— Прости, Любимый, я разбудила тебя, — тихо прошептала я, рассматривая его родные черты.

Он ничего не сказал, лишь повернулся на спину и, откинувшись на подушках, опять закрыл глаза, а я, лишившись его тепла, прильнула щекой к его бицепсу, крепко обвивая его торс ногой и рукой, будто боясь потерять вновь, и тихонько вздохнула, пытаясь в очередной раз отогнать от себя ночное наваждение, навеянное осенним ненастьем.

— Почему не спишь? — внезапно спросил он, не меняя положения.

— Мне что-то приснилось… — тихо призналась я, — что-то неуютное, навеянное дождем. Будто что-то должно случиться…

— Сон — переработка информации подсознанием, ничего более.

— Да, переработка информации подсознанием… — согласилась я, повторяя его формулировку, и, вздохнув в очередной раз, продолжила: — Наверное, это все из-за дождя. Я перестала любить дождь. Особенно ночной. Каждый раз, когда он идет… — и я остановилась, подбирая слова, — я чувствую, будто теряю тебя снова и снова, как тогда… на дороге…

— После Германии надо тебя записать к психоаналитику, — произнес он так, будто взял на заметку.

— Нет, не надо, — тихо запротестовала я, поднимая голову. — Я знаю причины своего состояния. Это всего лишь эмоции… воспоминания. Со временем они выцветут… поблекнут… и сотрутся из моего сознания.

— Опасности больше нет, — тем же тихим тоном сказал он.

— Мгм… — кивнула я, положив голову на его плечо, и, вновь непроизвольно вздыхая, попыталась успокоить то ли его, то ли себя: — Я не буду нервничать. Честно. Не буду. Ведь я научилась жить с воспоминаниями об уходе мамы. И с этим справлюсь. Главное — ты в порядке, и опасности больше нет.

— Нет повода для беспокойства. Спи, — повторил он и, проведя ладонью по моим волосам, положил руку на мое бедро, а я, укутанная его надежной энергетикой и накрытая незыблемой волной его спокойствия, чувствуя его горячую тяжелую руку на своем теле, вновь начала погружаться в любимую колыбель из его объятий, обретая умиротворение и гармонию. Это единственное, что было мне нужно, и ни один психоаналитик в мире меня бы так не успокоил, как сейчас это сделал мой мужчина.

— Спасибо, — тихо прошептала я своему лучшему лекарю, который уже начал засыпать, судя по его ровному дыханию, а я, уткнувшись в его грудь, потерлась об него носом и сладко засопела, прогоняя прочь внезапно нахлынувшее ночное наваждение.

Проснулась я от того, что мне было жарко, душно и нечем дышать. Я открыла глаза и сквозь пелену спутанных волос обнаружила, что подмята и придавлена спящим на мне Барреттом.

Я пошевелилась, пытаясь вдохнуть, но он еще сильнее вдавил меня своим плечом в матрас, будто желая усмирить свое непокорное ребро, и продолжил пребывать в нирване сна. Я попыталась разжать его тиски, но это было тщетно — все равно что голыми руками бороться с тигром. Вместо этого я почувствовала, как его горячая ладонь, пройдясь по моей талии, по-хозяйски стиснула мою грудь, и тяжелым грузом так и застыла на мне, отчего дышать стало еще труднее.

Я пошевелила попой, пытаясь расширить границы своего пространства, но лучше бы я этого не делала — неожиданно я почувствовала, что в мою поясницу уперлось что-то твердое и мешавшее мне. Я закинула руку за спину, пытаясь избавиться от инородного предмета, но внезапно наткнулась пальцами на теплую плоть и услышала сонный голос Барретта:

— Ты мне сейчас член оторвешь.

— Ой, прости, — выпалила я, отдергивая руку и попыталась оправдаться: — Я думала, ты спишь.

— Это не повод будить меня таким образом, — все еще сонно произнес Барретт, но судя по тому, как в мою поясницу билось его возбуждение, он уже проснулся окончательно.

— Я и не будила. Я не знала, что это… Думала, когда ты спишь, он тоже спит, — вступила я в полемику, но, вероятно, Барретта мало интересовали мои объяснения — его ладонь по-хозяйски пошла гулять сперва по моей груди и животу, а затем по моим бедрам, проникая между ног, и я почувствовала, как меня начали разворачивать. Я вся напряглась и сжалась, пытаясь не пускать его дальше и предпочитая не показывать ему своего лица, — во-первых, я не хотела, чтобы Барретт видел меня в таком растрепанном виде после сна, и, во-вторых, мне нужно было элементарно почистить зубы. Хорошо, что после ночного секса я вытерла и себя, и его полотенцем, прежде чем окончательно уснуть. Но мое сопротивление было воспринято с большим недовольством и походило на бой детского велосипеда с танком.

Не успела я выдохнуть, как меня уже развернули на спину, а я, щуря нос, спрятала лицо в его плечо. Барретту это совсем не понравилось, и он, обхватив мои скулы пальцами, насильно развернул мою голову к себе.

— Я неопрятная после сна. Не смотри на меня, — тихо прошептала я, пытаясь увернуться от его взгляда.

Барретт недовольно посмотрел на меня, будто я зря отвлекла его от цели своими глупостями, и уверенно вдавил меня спиной в матрас, а я, понимая, что привести себя в порядок после сна мне не суждено, нежно Его обняла и, лаская ладонью его мощный затылок, переключилась на одну волну со своим Мужчиной.