Девочка. Книга первая (СИ) - "Dave Gahan Admirer Violator" - Страница 82

— Тебе была куплена нормальная одежда, — внезапно услышала я и резко обернулась, чуть не расплескав кофе.

Барретт, уже укладывал лэптоп в портфель, торопясь уехать в офис на встречу.

Я перевела взгляд на свои джинсы с белой льняной кофточкой и нахмурилась — да, мои вещи не были дорогими, но они были аккуратными и подобраны со вкусом.

— Это тоже нормальная одежда, — попыталась я отстоять свой мир.

— Избавься от нее, — коротко бросил он, вставая и привычным движением накидывая пиджак.

— Но…

— Не обсуждается, — отрезал он, беря свой портфель.

И меня вдруг накрыло негодование. Я понимала, что оно иррационально, но мое чувство справедливости взбунтовалось в очередной раз. По какому праву он распоряжался мной, словно я кукла Барби, которую он решил вырядить в то, что нравится ему?

— Я не по своей воле сюда приехала. Если вас не устраивает моя одежда, ищите женщин, которые одеваются, как вам нравится, и занимайтесь с ними сексом, каким вам хочется. А я не буду подчиняться вашим желаниям, только чтобы угодить вам! — выпалила я, пока он шел из столовой, огибая этот чертов стол. Барретт замедлил шаг и, скользнув взглядом по моему лицу, произнес:

— Я разберусь с тобой позже.

Он сказал это спокойно, на ходу, как всегда, не выражая эмоций на лице, но от его ртутного взгляда во рту отдало металлом.

Сжав чашку с кофе до белизны костяшек, я проводила его взглядом, а он, более не сказав ни слова, уверенной походкой вышел в вестибюль.

Послышался ход лифта и тишина — ватная, давящая, не сулившая мне ничего хорошего.

В первую секунду меня испугала мысль, что он, в наказание за мой выпад, продлит мое заточение, но я почему-то была уверена, что этого не произойдет — уже через несколько дней начинался осенний триместр, и каким бы авторитарным человеком ни был Барретт, в университет он меня отпустит. Сам факт того, что он послал Дугласа за моим лэптопом, где хранились мои университетские записи, говорил о том, что к моей учебе он относился серьезно.

“Вот и попила кофе”, - вздохнула я, ставя чашку кофе на стол, как внезапно услышала тихий голос Лата:

— Доброе утро, кун-Лили.

Я резко посмотрела на него, стараясь понять, он ли убирал обеденный стол после “жертвоприношений” Дьяволу, но не увидев в его взгляде ни осуждения, ни других негативных эмоций, лишь поздоровалась в ответ.

— Завтрак будет готов через пятнадцать минут, — кивнул он, а я, представив, что останусь в одиночестве своей спальни наедине со своими мыслями, тихо произнесла:

— Я сама могу приготовить себе завтрак.

— Нет, — сдвинув брови произнес он, давая тем самым понять, что кухня — это его епархия.

Я возражать не стала, а лишь посмотрев на стол и представив, что Лат сервирует завтрак на “жертвеннике”, тихо, но настойчиво попросила:

— Накрывайте мне пожалуйста в кухне, я не буду здесь есть.

Лат на мгновенье застыл, бросив взгляд именно на ту половину стола, где вчера происходило “жертвоприношение” и я поняла, что это именно он убирал его сегодня утром. Мне стало неимоверно неловко перед этим человеком, мне хотелось провалиться сквозь пол от стыда, и мои щеки покрылись предательским румянцем.

Но Лат, будто не замечая моего состояния, посмотрел открытым искренним взглядом мне в глаза и, поклонившись, произнес:

— Хорошо, кун-Лили.

Я облегченно выдохнула и, благодарно кивнув в ответ, направилась в свою комнату, так и оставив чашку остывшего кофе на столе.

Зайдя в просторную гардеробную, первым делом я засунула нарядные коробки в самый дальний угол и, взглянув на свою дорожную сумку, которую я ранее не планировала разбирать, открыла ее одним резким движением.

Я раскладывала свои вещи по полкам, немного нервно и импульсивно, будто опасаясь, что мой мир сейчас исчезнет, и от этого простого процесса немного успокаивалась, он мне давал силы и чувство моей личного пространства и моей собственной реальности в этой мраморной крепости.

На самом дне сумки я обнаружила в пакете свою любимую пижаму — трикотажную, с узором из сердечек — и мысленно поблагодарив Джулию, направилась к кровати, чтобы положить пижаму под подушку.

Весь день проходил как в прострации — я что-то делала, говорила с Латом, пыталась заниматься йогой и заполнить время лекциями, но события последней ночи перекрывали все мои мысли, а предстоящее “я с тобой разберусь позже” рисовало в сознании самые темные и нехорошие картины.

Иногда, когда я рассматривала мощное ограждение по периметру резиденции, мне хотелось убежать, скрыться, исчезнуть из этого дома. Но, во-первых, я была уверена, что система охраны в резиденции не позволит мне и шага ступить без ведома хозяина, а во-вторых, на ум тут же приходили слова Барретта: “Не советую суетиться или сбегать. Достану из-под земли. Мне ничего не стоит добавить проблем тебе и тем, кто тебе захочет помочь”, и от этого я сжимала кулаки, чувствуя собственное бессилие. Барретт не был похож на человека, у которого слово расходилось с делом. Уж что что, а прошлой ночью я это усвоила.

На часах уже было одиннадцать вечера, и я с небольшим облегчение в сердце, и надеждой что Барретт сегодня не появится и вообще забудет о моем существовании, переоделась в любимую трикотажную пижаму, словно укуталась в заботу и спокойствие.

Напряжение, в котором я пребывала вот уже почти сутки, и прошлая бессонная ночь сказались усталостью, и я, не помню как, провалилась в небытие.

Мне снился папа. Обняв меня, он улыбался, пока мы гуляли по нашему любимому пляжу в Порт-Таунсенде, и с интересом мне что-то рассказывал. Слов я не слышала — лишь видела его лучистые добрые глаза, и знала, что он счастлив, отчего на душе становилось тепло. Внезапно я почувствовала холод и порыв ветра в спину. Я обернулась назад и увидела, что погода резка изменилась, океан буйствовал, небо заволокло тучами, надвигалась гроза. Я хотела попросить папу поехать домой, но его уже не оказалось рядом — лишь пронизывающий ветер, бушующий океан и темные тени от туч. Но я была не одна — вдалеке, в кромке густого леса кто-то был — я отчетливо почувствовала чье-то присутствие. Я решила, что это мой отец, и пошла к деревьям, окликая его по имени. Я заходила все глубже и глубже, и почему-то знала, что отец где-то там и ему нужна моя помощь, он был в беде и только я могла позаботиться о нем. И вот я уже не видела ни тропинки, по которой пришла, ни океана, бушевавшего где-то вдалеке, а только большие листья кустарников, мох на вековых стволах, поваленное массивное дерево и чье-то присутствие в ватной густой тишине. Я резко обернулась и увидела серые глаза — ко мне с величественной грацией медленно подходил огромный тигр. Но я его не испугалась — Он был прекрасен, а его густая шерсть переливалась и ярко выделялась на фоне зеленого леса. Помня откуда-то из учебников, что лучше не делать резких движений, я замерла, а он, пройдя еще несколько шагов, повернул в сторону и стал обходить меня со спины. Внезапно из-за деревьев показались мои подруги, Джули и Эмми — они весело махали мне рукой и, казалось, совсем не боялись Тигра, который медленно продолжал прогуливаться рядом, не обращая внимания на моих подруг. Со спины послышался шум, и я резко обернулась — в густой листве деревьев стояли мои университетские друзья — среди которых я узнала Бесси и Майкла, они громко и весело звали меня по имени, приглашая идти с ними и создавалось впечатление, что они не видели Тигра, который, по-прежнему не обращая внимания на посторонних, медленно курсировал рядом. И внезапно я вспомнила, что уже видела этого Тигра с серыми глазами где-то в другом месте, в какой-то спальне, которую он обходил по периметру, как у себя дома. Я улыбнулась и пошла в его сторону, поднимая руку вперед, будто давая ему понять, что я не враг, а друг.

Я подходила все ближе и ближе, с улыбкой на лице, желая подружиться с этим грациозным Зверем, как вдруг он остановился и посмотрел исподлобья на меня. Было в этих глазах цвета ртути что-то знакомое, и наряду с этим предупреждающе-опасное. Но я, как завороженная и загипнотизированная этим взглядом, шла вперед, желая прикоснутся к густой шерсти Хищника, и верила, что несмотря на его грозный вид, он меня не обидит.