Девочка. Книга первая (СИ) - "Dave Gahan Admirer Violator" - Страница 29

Приняв такое решение, я открыла глаза и неожиданно встретилась со взглядом серых, как сталь, глаз.

Барретт повернул голову к Дугласу, сидевшему по другую сторону прохода, и телохранитель, не проронив ни слова, встал и направился в переднюю часть самолета, где был небольшой отсек наподобие “парадной”, а через несколько секунд я услышала закрывающуюся дверь в кабину пилота.

Барретт прошелся взглядом по моему лицу и фигуре, отчего я мысленно поежилась, и внезапно тихо приказал:

— Подойди ко мне.

— Зачем? — немного насторожилась я и почувствовала, как от Барретта пошла холодная волна — ему определенно не понравилось мое неповиновение.

— Девочка, не нарывайся на неприятности, — тихо, но более жестко продолжил он.

Понимая, что своим сопротивлением нарвусь на агрессию, я расстегнула ремень безопасности и медленно подойдя к его креслу, остановилась в паре шагов от него.

— Ближе… — последовал все тот же голос.

Не понимая, что он от меня хочет, я сделала два аккуратных шаг вперед, а он внезапно поднял руку и провел ладонью по моей блузке в районе груди. Мой чувствительный сосок моментально сжался в горошину, рельефно проступая под блузкой, и я тут же вскинула руки, пытаясь прикрыть его ладонями.

— Ты без белья… — тихо констатировал он, не обращая внимания на мою реакцию.

— Я торопилась и не хотела никого задерживать, — покраснев, ответила я, прижимая руки к груди, но он одним умелым движением опустил мои предплечья и вновь провел ладонью по моей груди, большим пальцем массируя сосок, который еще сильнее проступил через хлопчатобумажную ткань.

— Расстегни блузку, — приказал он.

Понимая, что если я сама не расстегну ее, он это сделает за меня, и не факт, что достойным для меня образом, я потянулась холодными пальцами к пуговицам, но вновь остановилась в нерешительности — в нескольких ярдах от нас за дверью находились посторонние люди, которые в любой момент могли войти.

— Я стесняюсь. Вдруг кто-нибудь войдет, — неуютно пожав плечами, честно призналась я, и вновь бросила тревожный взгляд в сторону кабины пилота, где скрылся телохранитель.

Внезапно Барретт встал, отчего я резко сделала шаг назад, но он, крепко зафиксировав мою поясницу, повел меня в хвостовую часть самолета. Не понимая, куда мы идем, я тихо запаниковала и замедлила шаг, но он, видя мое сопротивление, больно сдавил мою талию, и я в очередной раз осознавая, что сейчас лучше не вызывать недовольство Хищника с острыми зубами своим сопротивлением, попыталась успокоить колотившее о ребра сердце и ускорила темп.

Внезапно Барретт надавил на гладкую поверхность стены, и она отъехала в сторону, открывая мне еще один отсек, который оказался просторной спальней класса люкс с отполированной до блеска черной мебелью и огромной постелью.

Закрыв за собой дверь, он прошел к кровати и, сев на на краю, поставил меня перед собой. Плотно обхватив коленями мои ноги, он медленно начал расстегивать мою блузку. Я чувствовала через ткань жар его ладоней, и иногда мне казалось, что очередная пуговица сейчас треснет под его сильными пальцами. Расстегнув мою кофточку, он спокойным жестом раздвинул ее и по-хозяйски прошелся ладонью по моей груди и животу, вызывая на моей коже теплую зыбь.

Ладонь Барретта проследовала к поясу моих джинсов, и я машинально схватила его предплечье, но, почувствовав, как недовольно напряглись его мышцы, отпустила, давая ему расстегнуть молнию.

— Сними свои тапочки, — приказал он, давая мне немного свободного пространства, и как только я разулась, он, подцепив большими пальцами мои джинсы, спустил их вниз.

Бросив поодаль мои брюки, таким образом он завершил процесс моего раздевания, оставляя меня стоять в трусиках и расстегнутой блузке.

От смущения я подогнула пальцы ног под себя, немного косолапя, и он перевел взгляд сперва на мои босые ступни, а следом на стоящие рядом балетки.

— Обувь ты тоже в детском отделе покупаешь… — то ли спросил, то ли констатировал он.

— Нет, — нахмурилась я, не зная, что на это ответить.

“Я не виновата, что у меня маленький размер обуви”, - уже хотела добавить я, но мои размышления прервали его руки на моей талии, разворачивающие меня на сто восемьдесят градусов. Внезапно я почувствовала, как Баррет встал и, немного притянув меня к себе, начал сжимать ладонью мою грудь, будто играясь ею, как своей личной вещью. Мне стало дискомфортно — моя гипер-чувствительная грудь, и без того нывшая последние несколько дней, начала болеть, и я, напрягшись, попыталась убрать его руки. Но это не помогло — игнорируя мою реакцию, он продолжал эгоистично сминать соски своими большими ладонями, отчего я начала чувствовать внизу живота какие-то странные ощущения — приятные и дискомфортные одновременно, — словно он он играл на моей оголенной чувствительности.

Внезапно его пальцы скользнули на мой лобок и начали массировать мое сокровенное место через ткань белья. Я инстинктивно выдохнула от теплых ощущений внизу живота, чувствуя, как мои трусики начали намокать, а он, умело пройдясь еще раз по моему мокрому белью, подцепил резинку, и в следующую секунду мягкая ткань упала к моим ногам. Неожиданно перестав ощущать его горячие ладони на своем теле, я услышала шуршание расстегиваемой рубашки, стук об пол снятого ремня, жужжание молнии брюк и спустя несколько мгновений почувствовала спиной жар его груди и высвободившийся член, упирающийся мне в поясницу. В одной уверенное движение подогнув мои колени и уложив на кровать, он накрыл меня своим телом и, упираясь локтями, начал раздвигать коленями мои бедра.

— Подними таз, и раздвинь ноги шире, — тихо приказал он и я в очередной раз отметила, что все его движения были спокойными и четкими, я не чувствовала в них нетерпения или эмоциональности.

Находясь под весом его тела, я с трудом приподняла поясницу, и он медленно, но уверенно вошел в меня наполовину.

От новой позы и новых ощущений я вздохнула и тут же напряглась как натянутая струна.

— Не сжимайся, — тихо произнес он и жестче сдавил меня плечами, но я, придавленная его стальной грудью, лишь всхлипнула от нехватки кислорода.

Он ослабил хватку, и я, чуть свободнее вдохнув, постаралась расслабиться. Он неторопливо вошел в меня насколько это позволяло мое лоно и начал свои возвратно-поступательные движения. Сначала медленно и спокойно, растягивая меня и приручая к себе, а потом набирая темп, все жестче наполняя меня. И вот уже я чувствовала, как он вбивается в меня, накрыв и грубо сжав мои ладони своими. Его запонки в виде военных жетонов на накрахмаленных рукавах белой рубашки больно впивались в мои предплечья, оставляя следы, будто печать на своей собственности. Я чувствовала, как становятся мокрыми от его влаги моя блузка и спина, ощущала, как в мои волосы вплетается его запах, осязала, как мой висок обдавало его горячим дыханием — Он был везде и повсюду, он вновь обволакивал меня своим мощным энергетическим полем, попадая в которое мои эмоции словно магнит тут же притягивались к нему, как к некоему ориентиру, моему личному маяку в безбрежном водном пространстве, такому правильному и настоящему. Его фрикции, стимулируя меня внутри, становились все резче, отчего внизу живота завязывался едва уловимый теплый клубок, и это были немного другие ощущения — более глубокие, словно новые аккорды в уже знакомой мне музыке. Но мне не хватало его умелых пальцев на клиторе, не хватало какой-то недостающей нотки в той идеальной мелодии, которую он ранее играл на мне.

Я чувствовала лоном, что Ричард сейчас кончит, я пыталась успеть за ним — уловить в себе ту музыку без игры его пальцев. Под его горячими жесткими ладонями я сжимала в кулак шелк покрывала и пыталась воспроизвести сама, без его помощи, недостающие нотки. Я чувствовала, что они становились слышней, прорываясь пунктиром и накрывая меня теплыми волнами, но то ли моя накопившаяся усталость, то ли мысли о прибытии в Сиэтл и приближавшихся проблемах с домом мешали поймать нужную мне мелодию. Но главное, я понимала, что ключевым моментом в этой симфонии, отвлекавшим меня от проблем, — были его опытные, знающие мои струны пальцы, и без его его помощи, без его уверенных рук, знающих истину моего тела, я так и не смогла настроиться, чувствуя, что звучу неправильно, как расстроенный инструмент, вкропляя в мелодию своей чувственности фальшивые нотки.