Царь-дедушка (СИ) - Герасимов Алексей - Страница 7

Такая в его последних словах обреченная серьезность промелькнула, словно он кошачью роль на себя примерил.

А может так оно и было -- сказал же, выгнать могут за провинность. А куда он пойдет, если отца нету? Замужних-то не берут служить во дворец.

-- Нет, выгонит -- это вряд ли.

-- Да кто их знает, царей? Каген бы точно прогнал.

В животе у мальчика громко заурчало.

-- Ты что, голодный? Тебя не кормили разве?

-- Коту поесть приносили, мне -- нет. -- он шмыгнул носом и почесал Князя Мышкина за ухом. -- Мясцом тушеным мелкорубленым потчевали, паштетом каким-то, да сливками.

-- Совсем они мне кота испортят -- додумались, кормить деликатесами зверя, а живого человека морить голодом. -- буркнул я себе под нос, и добавил громче: -- Ну а что ж ты, хоть немного сам бы съел. Кот-то все не осилил.

Я кивнул в сторону виднеющейся чуть в стороне, на границе света и тьмы, тарелке, где явно еще что-то было.

-- Да ты что, дедушка! Это же воровство, за такое казнят! -- испугался Румиль. -- Я лучше потерплю. На кухне, чай, объедков-то сейчас полно. Вот придет царь, отпустит меня, и поем.

-- Объедков, значит?

-- Ага. Меня ведь за кормежку сюда взяли, да я криворукий, бью все постоянно... -- кишки в брюхе мальчика вновь завели рулады, а я почувствовал, что начинаю сатанеть.

Нет, конечно, я лично не могу накормить всех голодных и обогреть обездоленных всего царства. Я отдаю себе в этом отчет. Но морить голодом ребенка из-за какой-то там поганой тарелки!.. И где? В моем дворце!

-- Погоди, сейчас сообразим чего-то пожевать. -- я погладил кота, который в ответ на ласку ткнулся мне в ладошку мокрым носом, и поднялся. -- Праздник все же.

-- Ну да. -- Рунька тяжело и как-то очень по-взрослому вздохнул. -- Кому и праздник...

Вернувшись ко входу в царские-мои покои я открыл дверь и пару секунд полюбовался вытянувшимися во фрунт Блистательными.

-- Пацана-то почему не покормили? -- негромко поинтересовался я.

-- Не могу знать! -- отрапортовал, и тоже очень тихо (зато с каким выражением!) гвардеец.

-- Вот что, голубчик... Пошли кого-то из слуг, пусть принесут чего-нить пожевать. И кастеляна Ежиного гнезда ко мне. -- распорядился я.

Папак из Артавы примчался минут через семь, запыхавшийся и с подносом в руках.

-- Ва... -- он глотнул ртом воздуха. -- Ваше величество не накушались за столом?

Так-то он не жирный, просто с небольшой возрастной полнотой -- четверть местного века уже разменял, -- но физическая форма у князя не ахти, вот и подводит дыхалка.

-- Блюдо поставь. -- посоветовал я, мрачно разглядывая Папака из кресла, в котором ждал дворцеуправителя.

-- Как... уф... прикажете. -- кастелян огляделся, нашел подходящий столик и опустил поднос на него. -- Ваше величество... уф... желали меня видеть?

-- Желал. -- я резко поднялся, и невольно скривился от резкого прострела в спине. -- Ты, блядий сын, чего вытворяешь?

-- Я... не совсем понимаю...

-- В том-то и дело, что не понимаешь. -- процедил я сдерживая дозревшую, и теперь рвущуюся наружу ярость. -- Ты кота моего покормил?

--Д-да, ваше величество. И поваренка за ним присматривать...

-- Видел. -- резко, но негромко оборвал его я.

Оный поваренок через пару комнат сидит возле кота, и слышать как разносят его  начальство мальчику вовсе незачем -- у подчиненных от этого совершенно нездоровые мысли о мировой справедливости и заступничестве от высшего руководства рождаются.

-- Видел, и вполне им доволен. -- Папак перевел дух, однако лицо его по-прежнему выражало недоумение -- ну чем может быть не удовлетворен царь, если все сделано верно? -- А скажи мне, бриллиантовый мой, почему кота ты покормить не забыл, а человека голодом моришь?

-- Ваше величество, мальчик серьезно провинился -- уронил и разбил тарелку с куриными потрошками, отчего те выбросить пришлось, -- и в наказание был оставлен без обеда, но когда вы изволите его отпустить он сможет повечерять.

-- Скажи, князь, вот ты совсем дурак? -- я тяжело вздохнул и устало опустился в кресло. -- Ты понимаешь, какую мне создаешь репутацию среди подданных? Царь, в праздник, в день своей коронации, когда он милостив ко всем быть должен, морит ребенка голодом, при том заставляя его кормить своего кота всякими там... Что был за паштет?

-- Из печени индюшек, ва...

-- Всякими индюшачьими паштетами. -- прервал его я. -- Ты вообще соображаешь, что ты натворил? Да присядь уже, не стой столбом!

Папак из Артавы плюхнулся на стул со все еще не прошедшим недоумением на лице.

-- Но ведь, ваше величество, не наказать его за проступок было никак не можно. -- с некоторой даже и обидой в голосе произнес он. -- Иначе всех слуг разбаловать не долго. Вы вот, государь, на меня гневаться изволите, а я ведь Руньку этого от голодной смерти, почитай, спас. Отец у него знатный был рыбарь, его улов во дворец мимо торговцев-перекупщиков всегда шел, а как он потонул в шторм, так я сам вдову в Ежиное гнездо прачкой позвал, сходить в их хижину не погнушался. Только кукушка она, спуталась тут с одним из слуг, а ему захребетник оказался ненадобен. Сердце им судья, но я тогда и мальчика во дворец на кухню пристроил, да не гоню, хотя убытка от него больше чем пользы. А вы, ваше величество, мне такое вот обидное выговариваете...

Мнда... Неудобно как-то -- обидел человека почитай ни за что.

-- За доброту твою и к людям душевность многие грехи простятся. Да и я хвалю. Но и ты ведь понимать должен -- такой день, а ты дитё слюнки возле кота глотать вынуждаешь. А кто будет виноват в таком непотребстве, как считаешь? -- говорил я уже без нажима и без гнева, в конце-то концов, кастелян по-своему и прав. -- Думаешь, ты? Ничуть не бывало. Злых языков у нас предостаточно, а на каждый роток платок не накинешь. Станут по углам шептаться, что царь-то де такой-сякой, над сироткой изгаляется, а еще монах... Тут и моей репутации урон, и церковной. Оно, может, пошепчутся и забудут, а если еще какой случай? Так и сам ославлюсь -- друджи бы с ним, недолго мне осталось, -- и вере урон. Потому и вызвал тебя на эту нотацию, понимаешь? Надо наказать -- так накажи. Но не в день коронации, а с отсрочкой, и без такого вот, чтобы звериного детеныша вскармливать, а человечий возле него голодовал.

На местную веру мне, если честно, с высокой колокольни плевать (правда, в силу отсутствия таких архитектурных конструкций в Ашшории и обозримом окружающем мире, сначала ее надобно построить), но прослыть мудаком, который над детишками издевается меня как-то не прельщает. Оно конечно, времена суровые, никого таким самодурством по отношению к слугам не удивишь, но...

Не стоит забывать, что Лисапет большую часть жизни провел в дальнем монастыре, от него подданные ожидают как раз благостности аж не от мира сего и доброты неземной, а если обмануть эти народные чаяния... Нехорошо может выйти, короче. Простому царю заскоки с самодурством простят, но вот государю-иноку -- сильно вряд ли.

-- Недодумал, государь. -- скуксился Папак. -- Моя вина.

-- Ну полно, полно тебе, не журись. Давай лучше его покормим, да отпустим спать. Оно и нам бы с тобой уже не плохо, не молоденькие, чай. -- сказал я поднимаясь, и проходя к столику с едой. -- Чего ты тут принес? Выглядит и пахнет очень хорошо. А в кувшинах что?

-- Вино и вода. На случай если ваше величество пожелали бы пить его на парсудский манер, разбавленным.

-- Портить благородный напиток водой, это сродни копрофагии. -- буркнул я, и, повернувшись к внутренним покоям громко позвал Румиля. -- А ты иди, князь, отдыхай. Я тобой сегодня доволен.

Едва успел выйти Папак, как на пороге нарисовался и поваренок, крепко прижимающий к груди коробчонку с Князем Мышкиным и щурящийся на яркий свет -- дожидаясь кастеляна я свечи в «прихожей» зажег.

-- Чего звал, дедушка? -- он зевнул. -- Ой, прости, брат -- я в потемках не разглядел, что ты монах. Думал -- тоже слуга.