Самый опасный возраст (СИ) - Мясникова Ирина Николаевна - Страница 39

– Чего тебе? – вежливо поинтересовалась Валентина Григорьевна. Она находилась под впечатлением от визита бывшего мужа. Это требовало осмысления.

– С Днюхой вот решил тебя поздравить.

– Ну, так поздравляй, раз решил.

– Поздравляю. Что делаешь?

– Готовлюсь стать бабушкой! – соврала Валентина Григорьевна. Ведь не рассказывать же Трофимову о том, что никто кроме него не вспомнил про её день рождения. Разумеется, Ленка с Дашкой не считаются. О том, что проходимец Смирнов приполз, как побитая собака, а она его не приголубила и выставила вон, о том, что Большая подруга велела ей уже забить на шуры-муры и подумать о вечном. А что может быть более важным вкладом в вечность, чем рождение внука? Тем более, что чемодан-то, и правда, сложен, и даже билет куплен.

– Опять?!

– А что?

– Да, ничего. Просто у тебя на меня времени совсем не останется.

– Можно подумать, у меня на тебя когда-нибудь было время?!

– Так это и обидно.

– Да ладно! Чего надо, говори.

– Соскучился.

– Это правильно! Без меня многие скучают. – Валентина Григорьевна вспомнила несчастное лицо проходимца Смирнова и злорадно ухмыльнулась.

– Как твой бывший?

Вот откуда он всё знает? Может, жучок где-то у неё в квартире установлен?

– Этому скучать не дают! – Валентина Григорьевна сделала лицо чемоданом и решила играть в несознанку. – Некогда ему бедняге, даёт стране угля. Молодая жена требует суеты.

Это была почти правда.

– А старая жена, чего требует?

– А старая всех посылает! Сам знаешь куда.

Это тоже являлось правдой.

– Не посылай меня.

– Я подумаю.

– Вот я на форуме был, ты меня даже видеть не захотела. И на чемпионат потом к вам приезжал. Похоже, ты меня избегаешь. Или мне показалось?

Конечно, она его избегает! Она же на нём поставила тот самый жирный крест. А чего он хотел? Но не будешь же ему это объяснять. Сам понять как-то должен. Не маленький.

– Конечно, показалось. Просто я тебя не захотела видеть внезапно. Ты ж заранее про себя ничего не знаешь, а я планирую свои действия. И если ты мне звонишь с радостным известием, что, наконец, у тебя есть окно в расписании, то мне на это твоё окно… У меня своё расписание. И в моё расписание никак не может входить посещение футбольных матчей и прочая мура, которой ты обычно занимаешься в Питере.

– И как быть?

– Заранее вставить меня в расписание, согласовав со мной дату, время и место мероприятия. Ну, и заинтересовать меня мероприятием тоже не мешает. Вот, помнишь, ты меня в театр водил? Позвонил, заранее, всё согласовал.

– Ну, вот! Давай, согласовывай. Я на следующей неделе буду в Амстердаме.

– Молодец. А я тут причем?

В конце следующей недели Валентина Григорьевна вылетит в Румынию, чтобы быть под рукой у дочери на случай чего-то непредвиденного. Почему-то сообщать об этом Трофимову она не захотела. А ведь могли бы встретиться в Москве. В Бухарест самолёты из Питера не летают. Выходит, что не встретятся, раз он в Амстердаме будет. Так зачем сообщать? И зачем, вообще, встречаться? Чтобы опять психовать, как в том чёртовом вертолёте, на котором он отправил её назад в отель? Фигушки. Ей курить вредно, она бросает, значит, такие стрессы ей ни к чему.

– Могу тебя с собой захватить. Заодно и твой день рождения отметим. Я ж тебя на самолёте ещё не катал.

– Перебьюсь как-нибудь.

– На тебя не угодишь.

– Угодишь. Если захочешь.

– Рассказать анекдот?

– Нет.

– Ты меня совсем не любишь.

– Разве тебя можно не любить? Такого шикарного фраера? Только анекдоты твои дурацкие слушать не хочу. И в Амстердам не хочу.

– А чего хочешь?

– Замуж хочу.

– Фигассе!

– Ага. – Валентина Григорьевна нажала отбой и заплакала.

В юности в отношениях во главе угла стоял секс, а потом уже «поговорить». С возрастом это как-то уравновесилось, а со временем и просто перекосилось в это самое «поговорить». Эх, если бы не случилось с ней того злосчастного грехопадения в Эмиратах. Оказалось, и секс в её возрасте может быть ничуть не хуже, чем раньше.

Вон, доктор ей выдала рекомендацию завести себе молодого мужчину. Мол, фигура у Валентины Григорьевны всем на зависть, не у каждой молодой такая. Ну, да! У нынешних молодых через фастфуд задница на всё тело разрослась. Так и молодые мужчины все как на подбор с пузами. Ну, нафига он ей нужен? О чем с ним говорить? Вот опять это пресловутое «поговорить»

Да, она постарела. И как бы ни хорохорилась, ни «билась лбом о железную старость», приходилось признавать, что возраст берет своё. Впереди одинокое сползание в немощь, дряхление и смерть. И никакого секса и «поговорить». Как она мечтала, что рядом с ней на этом страшном пути окажется дружеское плечо, крепкая рука. И не надо решать никакие её проблемы. Она сама всю жизнь свои проблемы решает. Нужно просто быть рядом.

Так что приходилось признать, что в свои шестьдесят три года Валентина Григорьевна хотела выйти замуж, как никогда ранее. И как никогда ранее она понимала, что хочет выйти замуж не за кого попало, а за совершенно определенного человека. Ведь с кем ещё можно поговорить о том, о сём, как не с таким вот законным супругом?

Нужно и в самом деле стать настоящей бабушкой, может тогда эти дурацкие мысли из головы, наконец, и вылетят.

Вот как так получилась, что она влюбилась в совершенно постороннего человека, которого раньше и вовсе не замечала? Скажи ей несколько месяцев назад, что всё так обернется, она бы сильно повеселилась. Мама говорит, что, наверное, это случилось, когда он лежал там, на цементном полу окровавленный и беспомощный. Ведь женщинам обязательно нужно кого-то спасать и жалеть. Не зря говорят, жалеет, значит любит. Или это его квартира так на неё повлияла? Что-то там такое было, что тянуло её туда, как магнитом. Она даже пару раз переночевала там, пока он лежал в больнице. На диване в его кабинете с мурчащей Глафирой под боком. Почему-то это место хотелось назвать домом. Там всё было какое-то особенное, как специально приспособленное для Даши. Казалось бы ничем не лучше, чем у них с мамой, или у бабули. Но до того, как она попала к Валере в дом, Даше было полностью по барабану, где жить. С мамой, так с мамой, с бабулей, так с бабулей. А теперь ей вдруг нестерпимо захотелось иметь собственное место и именно такое, как вот здесь, у Валеры. Или она окончательно влюбилась, когда прочитала его книги? Они все совершенно точно были написаны для неё и даже немножко про неё. А может, когда искала по всей квартире те самые «шорцы» или «труселя», которые ей велела принести в больницу смешная грозная медсестра. Никогда бы не подумала, что мужские трусы могут произвести на неё такое впечатления. Но они именно, что произвели, это самое впечатление. Аккуратно сложенные, красивые, и наверняка модные. У него всё было модное, а она почему-то раньше ничего такого не замечала. Она вообще ничего не замечала. Ни то, какой он привлекательный внешне, ни то, какая у него улыбка хорошая, ни то, как к нему тянутся люди. Ведь не зря в торговом центре все его знали, а уж когда после взрыва, прошёл слух, что Даша его жена, она мгновенно ощутила, как к ней изменилось отношение. С привычно безразличного на дружеское со стороны одних, и настороженное со стороны других. Провизор Галина рассказала, что некоторые девушки, оказывается, имели на него серьёзные виды.

Даша вспомнила, как везла его домой из больницы на мамином автомобиле, а он восторгался, как у неё это хорошо получается. Даша аж почувствовала себя мастером фигурного вождения и совершенно без проблем припарковалась у него во дворе. Она, конечно, могла бы высадить его у въезда во двор, или даже на углу, и сделать ему ручкой. Но она совершенно естественным образом довезла его до парадной, припарковалась и вышла из машины. Ну как же! Ведь надо было ему доложить обстановку, что да как, мол, всё на месте, кошка накормлена, вот ключи. Что-то типа сдал-принял. Это на поверхности, а на самом деле ей просто не хотелось с ним расставаться. Ни с ним, ни с его домом, ни с его кошкой.