Три ялтинских зимы (Повесть) - Славич Станислав Кононович - Страница 24

Он пришел сюда под чужой личиной, несчастный и опустошенный, был до крайности худ, оборван и убог. Анна Тимофеевна вспоминает: «Вши с него так и сыпались…» Тридцатипятилетний, он выглядел глубоким стариком. Добрые люди посоветовали выдавать себя за выпущенного из тюрьмы, потому, мол, и нету документов. Те, кто мог встречать Андрея Казанцева до войны щеголеватым, подтянутым майором, поначалу его просто не узнали бы. Но в Ялте были люди, помнившие его молодым парнем, Андрюшкой, который, отслужив действительную, приехал в Крым, работал сперва слесарем, потом художником, преподавал в техникуме, активничал в Осоавиахиме, учил ребят и девушек стрелять, петь строевые песни, за считанные секунды разбирать и собирать затвор… Здесь, в Ялте, он познакомился со своей Катей и женился на ней. С тех пор прошло, правда, немало лет, но люди, знавшие Андрея Казанцева, в Ялте все-таки были. Они и помогли на самых первых порах.

Есть основания полагать, что тот самый управдомами, который насторожился и приумолк, когда Гузенко принес ему для прописки справку с места своей работы, из зондеркоманды, к Казанцеву, не имевшему вообще никаких документов, отнесся с сочувствием. Так или иначе, вскоре в одной из опустевших квартир по улице Свердлова, 8, поселился новый жилец. Был он, как мы уже знаем, чрезвычайно плох — в чем только душа держалась. Но свет опять-таки не без добрых людей — кто принесет немного похлебки, кто кусок жмыха, а кто и лепешку. Помогли подняться. Жалели, а бабья жалость деятельна. Соседка с первого этажа Анна Тимофеевна Левшина заходила чаще других. Может быть, сказалось, что знала еще девочкой его жену Катю, знала его детей. Анна Тимофеевна подкармливала Казанцева рыбой, которую приносил Алик.

Однако жалость жалостью, а было в нем что-то, привлекавшее внимание. Вот нынешние суждения о Казанцеве тех, кто знал его тогда, — в этих суждениях важно то, что наносное, случайное давно ушло, остался трезвый и спокойный взгляд, появилась возможность сопоставлять и сравнивать. Скрытный был человек и властный, говорят о нем. Скрытный — это понятно, но на чем же держалась властность? Власти-то никакой вроде и не было! В какой-то период был даже слаб, жалок, беспомощен… Не сказать, чтобы очень располагал к себе, но выглядел человеком, имеющим право приказывать. В то же время была в его поведении некая кажущаяся неопределенность, которая позволяла всякому, не желавшему его понять, сделать вид, что не понимает и отойти в сторону. Но тот, кто в потемках оккупации искал крепкую направляющую руку, отлично понимал его и откликался на почти не высказанный призыв.

Была ли эта неопределенность оправданной? Не следовало ли вести себя прямолинейней и жестче (таким был Гузенко) — речь-то шла о вопросах принципиальных, когда уместно было кое-кому напомнить: кто не с нами, тот против нас… Жизнь показала, что Казанцев был прав. Он не упоминал о долге, не грозил, не уговаривал — в подполье люди вливались сами, осознав абсолютную необходимость для себя этого шага. Не оттого ли южнобережная организация действовала так гибко и не знала провалов?..

Сравнивать трудно и рискованно, но по тому, что известно о них, кажутся похожими подпольные организации Новороссийска и Ялты. В обеих дело возглавили осмотрительные, зрелые, имеющие военный опыт люди, которые умело выбирали тактику, реально оценивали силу и слабость — противника и свою собственную. В обеих организациях важную роль играли женщины и молодежь (иногда совсем зеленые подростки), но основной силой были мужики, — солдаты. И там и здесь было немало семейных ячеек подпольщиков. С одной стороны, это, видимо, естественно, но с другой, какой же надо обладать решимостью, чтобы приобщить к смертельно опасному делу самого близкого и дорогого человека… Анна Тимофеевна Левшина к тому времени уже потеряла одного сына под Керчью и все же посылала Алика выполнять поручения Казанцева.

Много позже, в 1971 году, Казанцев в автобиографии писал: «Добравшись в Ялту, я сумел организовать подпольную организацию ЮБК…» Так просто и определенно?

Если брать голую схему, то это, пожалуй, верно — майор Казанцев действительно стал здесь как бы центром кристаллизации. Как известно, для того, чтобы в растворе началась кристаллизация, сперва в нем должен появиться «зародыш». В промышленных условиях, не дожидаясь самопроизвольного образования такого «зародыша», в раствор опускают «затравку» — крохотный кристаллик. Но в любом случае — и это главное! — раствор должен быть перенасыщен, готов к кристаллизации.

«А вы не боитесь бывать у меня?» — спросил однажды Анну Тимофеевну. И этот негромко, будто между прочим заданный вопрос прозвучал грозным предупреждением.

Левшина к тому времени уже заметила едва уловимое движение, которое возникло вокруг соседа. Не сказать чтобы часто, но иногда к нему на второй этаж проскальзывали какие-то люди. Долго не задерживались. Появлялись, исчезали, старались остаться незамеченными. Двор был проходной, и, если такой посетитель шел снизу, с Коммунальной улицы, то уходил другим путем — наверх, к слободке. Да и сам сосед, как только чуть оправился, начал исчезать. Но это было позже. Стал стекольщиком — из тех, что некогда ходили по дворам, предлагая: «Кому стеклить?! Стекла вставляем!..» Вот и Казанцев стал так расхаживать по Ялте. С одной стороны, не придерешься — занят делом, не тунеядствует, а с другой — сам себе хозяин, где хочет, там и бывает.

Иногда не приходил ночевать, потом объяснял: задержался где-то по работе. Его видели и в Аутке, и в Ливадии, и на Чайной горке. Но это было потом, когда оправился, а вопрос был задан раньше, когда только поселился на этой квартире…

Так не боитесь ли, Анна Тимофеевна?.. Типичный, — я бы сказал, казанцевский прием. Суть ведь была не в том, боитесь или нет, — раз ходит, значит, не боится или умеет преодолеть страх. Вопрос был с подтекстом: вот вы, мол, сочувствуете, даже делитесь куском хлеба, а в дальнейшем готовы ли делом помочь в чем-нибудь более существенном?

— А чего бояться-то?

И Анна Тимофеевна пожала плечами. Спокойный и несуетливый человек. Невысказанный подтекст она поняла сразу.

Но это еще не было ответом. Ответила она тем, что пришла снова, помогла перебинтовать ногу и принесла поесть. С тех пор и началось их настоящее сотрудничество. О многом из того, чем Казанцев был занят, Анна Тимофеевна не знала. Она не спрашивала, он не говорил — считал, наверное, что так будет лучше. Она просто выполняла его просьбы и поручения — пойти, передать, принести, спрятать, посторожить. И говорит об этом сейчас со всей откровенностью. А ведь многим, когда дело уже сделано и все осталось позади, свойственно переоценивать свою роль, особенно рели эта роль так долго была явно недооценена. Сколько ненужных и тягостных споров возникало из-за этого! Мы уйдем от них. Постараемся воздать каждому должное. Хотя и это почти невозможно. Ведь даже только назвать каждого я, увы, не смогу, а среди неназванных могут оказаться достойнейшие люди…

Стекольщик ходил по Ялте и налаживал связи. Можно сказать, что он сновал, как челнок в ткацком станке. До поры это было правильно. Был период, когда только он и мог это делать. Но вот дело пошло на лад, и роль связных Казанцев переложил на других. Появились опорные точки, надежные люди, каждый из которых возглавил свою ячейку.

Вооружались, добывали взрывчатку, засекали военные объекты оккупантов, все нетерпеливее поглядывали на покрытые лесом близкие горы.

Сегодняшние ячейки и группы завтра готовы были стать взводами.

А пока — сожжена лесопилка, поставлявшая гитлеровцам стройматериалы для оборонительных сооружений, выведена из строя электроподстанция, разгромлен парк тракторов-тягачей для тяжелых орудий, уничтожена аппаратура для трансляции пропагандистских сообщений «из главной квартиры фюрера», все новые и новые написанные от руки прокламации идут в народ…

Шел 1943 год.

— Нужна бумага. Достали, сколько могли. В другой раз:

— Одну вещицу должны принести. Если меня не будет, возьмите и припрячьте, пожалуйста. Ближе к вечеру пришла женщина с мешком, набитым пшеном и кукурузными початками. Но мешок оказался слишком тяжелым для такого груза. Анна Тимофеевна занесла его в комнату, посмотрела, что в нем: пишущая машинка. С тех пор появилась новая забота: