Между клизмой и харизмой - Аветисян Самвел - Страница 31

— Aristocratico puzzolente… bastardo… pezzo di merda…[46]

Дома Оливьеро чуть-чуть поостыл:

— Ничего, мы этого аристократа вонючего, этого ублюдка еще проучим. Мы с тобой, ту armenian friend, сделаем лучшее вино в мире, покруче орнелайи. Я выделю тебе участок в поместье, пригласим лучшего энолога и заткнем за пояс этот кусок говна. Ты же мечтал о винограднике? Как по-русски будет Quadrato Rosso?

— Красная площадь. Так хочешь назвать вино? — Разумеется, я не воспринял слова Оливьеро всерьез, но так хотелось в это верить.

— Да, в честь Малевича.

— Тогда не площадь, а квадрат. Красный квадрат.

— Какая разница?

Какая разница, задумался я. Да большая. Но как с моим лоскутным английским объяснить Оливьеро, что квадрат олицетворяет фиксацию смерти, как противостояние бренного мира вечному, а красный цвет есть архетип порядка на земле? Поэтому я скупо отрезал:

— Ploshchad is about politics, but kvadrat is about the art[47].

Утром следующего дня я был уже в Москве — и прямиком в офис. Ярдов пребывал в благостном состоянии духа, удобно расположившись в кресле в ожидании моего отчета.

— Рассказывай! — В кабинете пахло женским парфюмом. Интересно, кого он принимал в такую рань.

— Идея, в общем-то, простая. В ролике на общем плане — молодежная тусовка. Где-нибудь в Венеции. Камера плавно наезжает, и мы замечаем, что все танцующие в карнавальных масках. Далее камера выхватывает из толпы отдельные пары. Вот парень с девушкой в масках Бен Ладена и Джорджа Буша танцуют, целуясь взасос. Вот другая пара — парень и парень в масках Ясира Арафата и Ариэля Шарона прижались друг к другу. А вот девушка с девушкой в масках Шамиля Басаева и Владимира Путина целуются тоже. Потом камера медленно отъезжает, и мы видим, как сбрасываются маски, и через морфинг на весь экран проявляются три буквы — МИР. А в нижнем правом углу экрана появляется наш логотип: Yardoff.

Ярдов молчал. Повисла свинцовая пауза. Через минуту от напряжения в воздухе свинец стал накаляться и выделять едкий запах катастрофы.

— Ты, блядь, сука, пидарас, совсем охренел! Ты хочешь, чтобы я повторил судьбу Ходорковского? Ты, гондон многоразовый, совсем потерял в Италии чувство реальности. Славы захотел, сука, а мне что прикажешь делать? Варежки вязать на зоне? — Ярдов в ярости швырнул в меня тяжелую сигарную пепельницу. Я чудом увернулся. На шум из соседней комнаты прибежал Алексей Розов.

— Что-то серьезное? — тихо спросил меня Алексей.

— Слегка штормит.

— Что приперся? — крикнул Ярдов на Розова. — Иди работать. И пусть секретарша соединит меня с Тоскани.

— Маэстро, ты, конечно, великий, но с нами явно схалтурил. — Ярдов включил громкую связь. — То, что ты придумал, — это буллшит.

— Что?

— Я говорю то, что ты сделал, — это буллшит. — Ярдов повысил голос. — Такого говна и здесь хватает. Его тоннами производят. Ты сделал халтуру на коленке и пытаешься нам это всучить. Я не хочу говорить, что у льва шатаются зубы, но от тебя даже Benetton отвернулся.

— Hey, ragazzo[48], если ты лучше меня знаешь, что тебе нужно, зачем позвал? — голос Оливьеро звучал спокойно и размеренно.

— Фрателло, я готов высказываться по всем вопросам политики, начиная с Украины и заканчивая Киотским протоколом, но не желаю смешивать политику с бизнесом. Какие fucking[49] маски политиков? Пусть Хакамада с Лимоновым борются с режимом, а мне неинтересно.

— Послушай, tovarishch, я расскажу тебе историю. Когда Пикассо спросили, почему он запросил неимоверно много денег за простой рисунок на салфетке, на который потратил пару минут, он ответил: пару минут и всю жизнь.

— Пикассо — гений, а у тебя климакс, фрателло. Имей мужество принять это.

— Pezzo di merda[50], - голос Оливьеро стал резче, — заплати за контракт, и расстанемся по-хорошему.

— За что? Нет работы — нет гонорара! К тому же мы тебе такой пиар устроили. Теперь тебя каждая собака здесь знает. Как по-итальянски импотент? — Ярдов повернулся ко мне.

— Impotente? — пожал я плечами.

— Oliviero, sei impotente.

Однополая любовь, пусть и в карнавальных масках, не давала мне покоя. Я интуитивно понимал, что голубая тема непременно выстрелит в рекламе. Но как это связать с продажами? Ярдов, «ужаленный» тосканиевским «МИРом», наотрез отказывался воспринимать любую политически ангажированную идею.

— Слышь, ты, либерал парниковый, хватит нам острой политики! Нужны продажи, тупые продажи! — Ярдов чуть ли не каждое утро вбегал ко мне в комнату и орал в ухо.

Идея, как это часто случается, явилась, когда о ней меньше всего думаешь. Сидя как-то в «Якитории» и лениво ковыряясь в унаги-маки, я наблюдал, как за соседним столом дама бальзаковской свежести громко сплетничала с дамой бальзаковских форм.

— Кать, я не буду обобщать за всех, но во время покупок я оргазм испытываю чаще, чем когда на мне пыхтит Станислав Петрович.

— Кто пыхтит, Ленусик?

— Ну, мой благоверный.

— А я вот вчера в ЦУМе примеряла лодочки от Сони Рахель и такое испытала, такое — аж мурашки по телу промчались табуном от копчика до ушей. Я вознеслась на небеса и представила, как нежусь в ванне с шампанским, а вот здесь, — дама бальзаковских форм провела рукой по животу, — пузырьки полопались от блаженства.

Я смутно догадывался, что женщине радость покупки заменяет наслаждение от секса. Но чтобы доводила до оргазма? Я позвонил знакомой стилистке, она сладким похрюкиванием подтвердила, шопинг — это оргазм. И после небольшой паузы добавила:

— Дорогой, знаешь, где у нас находится точка G? В конце слова shopping. Мы, девушки, не интересуемся тряпками, только если эти тряпки — мужчины.

Значит так, завелся я после этого, завязываем с имиджевой рекламой и проводим лотерею, где разыгрываем пять поездок, допустим, в Париж и в придачу пять тысяч евро на шопинг. А лучше в Милан. Там прямо у трапа самолета счастливых победительниц встречают красавцы-шоперы и везут в Armani hotel. А потом сопровождают их по Via Montenapoleone, пока не потратят последний евроцент.

Ярдову идея понравилась.

— Удвой только призовой фонд. Пусть будет десять победителей по десять тысяч евро.

«Какое же это удвоение, когда учетверение?» — сосчитал я в уме, но не стал поправлять Ярдова: больше призов — больше рекламного шума.

— И надо разыграть еще суперприз — Ferrari, например. Пока длится акция, установим красную красавицу на Красной площади перед Мавзолеем. — Ярдов принял позу боксера и ударил меня в живот. Не сильно, больше изображая удар. Это было знаком высочайшего одобрения.

C Ferrari, увы, не вышло. Официально он не продавался в России, а везти его из Италии было накладно. На одной растаможке бы погорели. Ограничились «Мерседесом» класса SLK, но не одним, а сразу тремя. Договорились с московском представительством Mercedes-Benz RUS, что взамен «Мерседесов» они получат ТВ-рекламу на сумму, в разы превышающую стоимость трех «Мерседесов». «Как такое возможно?» — удивились немцы. А все просто. За небольшую мзду теленачальники закроют глаза на присутствие второго бренда в рекламе.

Снимать ролик решили в Белоруссии. Обсуждался, разумеется, вариант съемок в Милане, но предложенные рекламными агентствами сметы были бессовестно завышенными, составляя чуть ли не треть рекламного бюджета.

— Пусть Тарико разводят. Сколько заплатил Рустам за рекламу «Русского стандарта», снятую на Сардинии? — Ярдов подбросил вверх подушечку жевательной резинки и попытался поймать ее ртом. Поймал со второй попытки.

— Тысяч триста евро, ходят слухи.

— А нам во сколько обойдется ролик в Белоруссии?