Фантастический Нью-Йорк: Истории из города, который никогда не спит - Мартин Джордж - Страница 4
- Предыдущая
- 4/27
- Следующая
Действительно, пука никогда еще не чувствовал себя хуже. Оберег от железной болезни кусал за шею, будто лютый волк. Мадра дрожал, перед глазами стояла пелена, а жажду не утоляла даже вода. За долгие годы жизни ему не приходилось так страдать – даже попавшись в стальной капкан браконьера, из которого он был спасен в доску пьяным конюхом по имени Лиам О’Кейси.
Когда Лиам закончил ужинать, пука ослаб настолько, что не мог стоять. Лиам подхватил его на руки и, пыхтя, отнес наверх.
По общему виду трактира Мэйв Лиам догадывался, что за ночлег его ждал. Помещение было самого унылого вида, душное, с низким потолком, сквозное с выходами в обе стороны. Вдоль стен крепились в четыре ряда деревянные нары, на которых Мэйв располагала своих жильцов – иногда по двое сразу.
Лиам нашел свободное место на нижней полке, у дальней двери, рядом с горшком, и уложил на нее Мадру. Кое-как примостившись рядом с горячим, дрожащим телом пса, он уснул.
После бурного дня и бессчетных кружек пятицентового пива Лиам спал крепко. Проснулся он лишь трижды: первый раз, когда его пьяные собутыльники лезли по шатким лесенкам на верхние полки, а второй – когда кто-то наступил ему на руку, спускаясь к ночному горшку. В третий раз его разбудило тоскливое поскуливание бедняги пса.
Открыв глаза, Лиам увидел больше десятка крошечных светящихся существ. Быстро маша легкими прозрачными крылышками, они собрались вокруг Мадры, дергая его за уши, усы и брови. Лиам шикнул на них и отмахнулся, как от пчел, но существа были куда назойливее пчел, и принялись щипать Лиама за лицо своими маленькими пальчиками. Признав поражение, Лиам поднял Мадру и осторожно отнес вниз. Там они и провели остаток ночи, свернувшись на полу, лишь чуточку более грязном, чем спальная полка.
На рассвете, который из-за серых туч можно было и не заметить, пука проснулся от легкого пинка в бок. Над ним стояла Мэйв.
– Доброго тебе утра, плут, – произнесла она. – Как себя чувствуешь в этот погожий весенний денек?
Пука поднялся. Суставы у него затекли, но больше не болели, а обжигающее пламя вокруг шеи остыло на градус или два. Широко зевнув, пука встряхнулся.
– Я жив, – сказал он, – что само по себе удивительно, но весьма приятно. А так, конечно, я предпочел бы проснуться на милом сердцу болоте в Эрине, и чтобы близился не тусклый серый день, а дождливая ночь.
– Согласна, плут, согласна, – на мгновение пуке открылось истинное лицо Мэйв, вытянутое и свирепое, как у посаженного в клетку ястреба. – Буди своего человека, плут. Мне нужно мыть полы и делать обереги для страдальцев, которых сегодня может занести мне на порог.
Пука послушно ткнул Лиама О’Кейси носом, давая понять, что пора вставать.
Лиам проснулся. Во рту стояла горечь, живот сводило, голова болела. Чтобы собраться с духом, пришлось сунуть голову в бочку с затхлой водой. Кружка пятицентового пива и ломоть пресного хлеба прямо из печи подкрепили силы, и Лиам О’Кейси вышел в апрельское утро с твердым намерением во что бы то ни стало найти работу.
Мадра отправился с ним.
Без сопровождения Лиам наверняка весь день проболтал бы с каким-нибудь прохожим, если повезло бы – с обычным человеком, как и он сам, и, опять же, если повезло бы – получил бы от него полезный для обычного человека совет. Но в компании Мадры ему не оставалось ничего, кроме как следовать за псом и стараться не попасть под тяжелый обоз, не споткнуться о шальную свинью и не врезаться в чью-нибудь тачку, или в одного из спешащих на работу серолицых мужчин. Когда Мадра остановился у большого, обшитого досками склада, Лиам насквозь вспотел и вконец выбился из сил.
Вывеска гласила:
Высококачественная мебель Грина.
Работаем с 1840 года.
Упр. Эбенезер Грин.
– Мадра, ты, должно быть, забыл, что я конюх, а не плотник.
Мадра тяжело вздохнул.
– За складом конюшня, болван! Я отсюда чую. Заходи, за спрос денег не берут.
Отряхнувшись и поправив шляпу, Лиам вошел на склад. Внутри кипела работа; множество неряшливо одетых мужчин сновали, как муравьи, перенося доски и готовую мебель. Плотный мужчина в ярком камзоле и шляпе с загнутыми вверх полями громогласно командовал. Полагая, что это и есть Эбенезер Грин, Лиам подошел к нему и поприветствовал на лучшем английском языке, на который был способен. Маленькие глазки мистера Грина буквально впились в него.
– Падди, говори по-американски или вали. А лучше и то и другое. У нас тут нативистское предприятие, мы не водим дел с Миками и прочим отребьем.
Мужчина говорил громко и ровно, его акцент был незнаком Лиаму. Однако его вид и тон были ясны как стеклышко.
– В таком случае доброго вам дня, господин нативист, – сказал Лиам и направился к выходу.
– Нашел чем хвалиться, – сказал он Мадре, когда они оставили мебельный склад позади.
– В лошадях он ничего не смыслит, – ответил Мадра. – Видел, какие у него клячи? Ноги тощие, как палки, а шкура будто молью поедена. Тебе тут делать нечего.
Другую конюшню Мадра нашел при транспортной компании у порта. Хозяйствовал там Корнелиус Вандерхуф, которому, как любому голландцу, плевать было, на каком языке говорит человек, если тот согласен получать доллар за десять часов работы.
– Мне конюх не нужен, – вполне добродушно ответил он Лиаму. – У меня два мальчика-служки, больше не надо.
– Мальчики годятся лишь на то, чтобы кормить, поить да навоз убирать, – сказал Лиам. – А я за лошадьми буду ухаживать, как за детьми родными, уж помяните мое слово.
Мистер Вандерхуф покачал головой.
– Приходи в мае. Может, найдется какая работа, если с упряжкой справляешься.
Так прошел день. Хозяин одного извозчичьего двора только на днях нанял конюха. Другой предложил Лиаму пятьдесят центов за уборку навоза, и только. Третий принялся мотать головой, не дав ему и рта раскрыть.
– На дворе апрель, – сказал он. – До лета никто тебя не наймет. Ты же ирландец? Так иди таскать кирпичи или рыть фундаменты, как другие твои земляки.
– Я конюх, – ответил Лиам с мольбой в голосе, и тут же укорил себя за это.
– Да будь ты хоть королем графства Даун, – ответил извозчик. – Тут конюхов пруд пруди. Хочешь найти работу – садись на поезд и поезжай на запад.
Выйдя со двора, Мадра подал голос.
– Смеркается. Вернемся домой?
Лиам окинул взглядом громыхающие по изъезженным улицам тяжелые подводы, доверху груженные ящиками, и серолицых людей в лохмотьях, спешащих домой в сумерках. Босоногих, немытых детей, вьющихся у телег, норовя подхватить упавшее яблоко или умыкнуть из-под носа зазевавшегося возницы кочан капусты. В ушах раздавался стук колес, скрип несмазанных осей, крики, ругань и смех.
– Нет у меня дома, – ответил он. – И кажется, больше не будет.
Он ожидал, что Мадра обзовет его тряпкой или посоветует развеять тяжелые думы пинтой пива или веселой песней, но Мадра лишь молча ковылял по улице, опустив голову и повесив хвост, такой же усталый и расстроенный, как и сам Лиам.
Будучи бессмертными, волшебные существа не слишком-то беспокоились о нехватке времени. Для них один день пролетал в мгновение ока, а месяц был все равно что человеческий вздох. Прежде пука никогда не следил за сменой дня и ночи и не считал время между приемами пищи. С тех пор, как его жизнь переплелась с жизнью Лиама, ему приходилось этим заниматься.
Сегодня был поистине долгий и тяжелый день.
Сперва пука был обрадован тем, что остался жив и вполне неплохо себя чувствовал. Кожа под оберегом Мэйв зудела, но этот ошейник исцелял его, и силы понемногу возвращались к пуке. Он то и дело подбегал к стальным перилам, бочкам и обшитым железом колесам телег, трогая и обнюхивая их, чтобы убедиться, что холодное железо больше над ним не властно.
- Предыдущая
- 4/27
- Следующая