Hospital for Souls (СИ) - "Анна Элис" - Страница 9

— Это последнее, чего я хотел, — серьёзно отвечает Юнги и решает рискнуть – тоже кладёт свободную ладонь на его щёку.

И это до безумия нелепо – находиться с ним на обрыве, в шаге от воды, в которой можно было бы утонуть, чтобы избежать того, что их обоих ждёт уже завтра, но не торопиться отпускать его, а ещё больше тянуться. Юнги хочется, чтобы Чонгук смертельно сдавил его в объятиях, чтобы дал умереть, пока находится рядом. И самого его хочется сжать не меньше, но сил совсем нет, как и нет осознания, что они просто две груши для битья, висящие рядом, которые сильно надорваны и потихоньку пустеют.

Юнги не хочет, чтобы Чонгук опустел окончательно. Он готов принимать на себя все удары, и пусть они каждый раз будут такими мощными, подводящими к самой грани. Юнги соберётся и справится с каждой раной, каждым новым надломом, потому что он устойчив к боли, ему вовсе не страшно. Юнги готов ко всему, лишь бы только Чонгука никто не трогал. Лишь бы его оставили в покое и не грозились уничтожить любыми средствами. Юнги может взять всю эту боль на себя. Он способен пойти на такое.

— Не привязывайся ко мне, Чонгук.

Всегда сложно просить о том, о чём никогда бы не обмолвился, если бы не крайние обстоятельства.

Юнги не видит удивления на лице Чонгука после произнесённой им фразы, или обиды, или сожаления. Тот просто протягивает чистую салфетку, смоченную хлоргексидином, намекая, что остальное тоже было бы неплохо обработать, и присаживается рядом. Перед ними вода на несколько метров и деревья, затихшие в отсутствии ветра, перед ними одинокая холодная луна и мерцающие звёзды. И, наверное, это должно казаться романтичным и милым, но ни тот, ни другой не верят в подобные глупости, поэтому даже не обращают на атмосферу внимания. Чонгук достаёт из заднего кармана пачку сигарет, раскуривает сразу две и, не поворачиваясь к Юнги лицом, протягивает её, зажатую замёрзшими пальцами.

Вот тебе и вечер, о котором ты мечтал, думает про себя Юнги, вот сигарета, а вот Чонгук, находящийся рядом и касающийся твоего плеча своим. Вот он снова молчит, снова не выдаёт в себе ни чувств, ни эмоций, снова смотрит вниз задумчиво и опечаленно. Ты по этому так скучал? Этого ждал целые сутки?

Юнги кажется, что он только что совершил ошибку. Было глупо просить Чонгука не привязываться, когда сам привязался к нему давным-давно. Юнги просто испугался за него, не захотел портить жизнь. Прикинул, что только так сможет его сберечь, а о себе не подумал. Чонгук был нужен ему. Нужен больше, чем кто-либо. Только он заставлял его сражаться и не опускать руки даже в худшие времена и только ради него хотелось просыпаться по утрам и жить дальше. Чонгук не был для Юнги всем, он был многим. Но пока он был рядом, Юнги видел смысл буквально во всём, что его окружало.

Так и нужно ли было…

— Забавно, — грустно усмехается Чонгук, глубоко затягиваясь и выдыхая дым сквозь приоткрытые губы. — Я хотел попросить тебя о том же.

…всё портить?

========== Part 6 ==========

— Надо быть полным дебилом, чтобы вляпаться в такое дерьмо, — обрывочно слышит Юнги, присаживаясь за стол напротив Хосока.

Находящиеся в столовой студенты слишком шумные и радостные. Юнги смотрит на каждого в недоумении и немного щурится от головной боли, что настигла его после бессонной ночи. Думать о том, что у них с Чонгуком есть шанс выйти сухими из воды, на протяжении восьми часов подряд было глупо, но Юнги всё равно этим занимался вместо того, чтобы дать организму хоть немного восстановиться, а посему сейчас сильно мучается, проклиная собственную беспечность, а заодно и количество пар в расписании.

На Чонгуке, расположившемся на стуле рядом, как ни странно, голубые рваные джинсы и белоснежная футболка. Он выглядит слишком круто, но ярко для обычного своего образа, состоящего, как правило, из огромного чёрного свитшота, в котором могут поместиться сразу двое, и таких же чёрных джинсов. Мыслями он вновь целиком и полностью в рисовании: сидит сосредоточенным, тихим и активно заштриховывает крафтовый лист, не обращая ни на Юнги, приветственно машущего ему рукой, ни на Хосока с Чимином, что-то бурно обсуждающих, никакого внимания.

— О чём разговор? — интересуется Юнги, смотря на всех по очереди.

— Намджун в больнице. Ты не знал? — Чимин искренне удивляется, а потом обводит рукой помещение, указывая на присутствующих. — Уже весь универ в курсе.

Это возможность, спрашивает у себя Юнги, или намёк, что нам теперь точно конец?

Повернуться к Чонгуку и уставиться на него в ожидании выходит непроизвольно. Юнги смотрит долго, дольше, чем следовало бы, но тот не показывает и доли заинтересованности в разговоре. Юнги очень интересно, что творится в его голове, есть ли там хоть какое-то понимание произошедшего и рисков, однако Чонгуку, кажется, всё ещё плевать на свою жизнь и утопленные перспективы. По-другому Юнги не может объяснить, почему тот так вырядился и сидит, не выдавая в себе ни тревоги, ни беспокойства.

— И что дальше? — фыркает Юнги, облокачиваясь о стол, и принимается массировать виски.

— А то, что Намджун такое не прощает, — Чимин щурится, оглядывая его внимательно. — Слушай, это… это, случайно, не ты с ним подрался?

— Что? — вскидывает бровь Юнги и боковым зрением видит, как Чонгук прекращает рисовать.

— Ну, твоё лицо, — кивает на него Чимин. — Ещё вчера всё в порядке было.

Чонгук, который напряжён явно не меньше Юнги, всё ещё держит карандаш в воздухе, над бумагой, и от него, по всей видимости, не дождаться и минимальной помощи. Юнги нуждается хоть в какой-то поддержке, даже в «Отвали, Чимин, какого чёрта ты до него докопался?», но Чонгук не подаёт признаков жизни, несмотря на то, что прекрасно всё слышит через неработающие наушники и наверняка понимает, насколько важно его вмешательство. Юнги бесится от того, что тот помогает только тогда, когда никто их не видит, будто боится прилюдно вступиться, показаться перед другими настоящим, хорошим. Ты хреновый актёр, мысленно передаёт ему Юнги, у тебя на лице всё написано. И испуг за меня, и страх. И волнение. Чего ради нужно разыгрывать этот нейтралитет? Ради мнения Чимина и Хосока?

— Ни с кем я не дрался, — под нос бубнит Юнги, откидываясь на спинку стула и складывая руки на груди. — Завязывай нести чушь.

— У одного костяшки в мясо, — задумчиво тянет Хосок, уставившись на руки Чонгука. — У другого лицо. Даже не знаю, что думать.

— Так не думай, — не по-доброму цедит Чонгук, подскакивая на ноги, и сразу же, не дав сидящим за столом и секунды на то, чтобы прийти в себя и перестать на него шокированно пялиться, направляется прочь.

— Что это с ним? — поражённо прилетает со стороны Чимина.

Действительно, что?

Юнги смотрит ему вслед, силой мысли удерживая себя на стуле, и нервно дёргает коленкой, не в силах успокоиться после его резкого ухода. Непонятно, из-за чего Чонгук вспылил: из-за того, что Хосок втянул его в свои шерлоковские наблюдения, или из-за того, что связал их с Юнги вместе и намекнул на их причастность к госпитализации Намджуна. Так или иначе, наверное, стоило догнать его, сказать банальное «Не обращай внимание» и предложить покурить вместе или поговорить. Вот только Юнги будто прибили к сиденью, отобрали любую возможность подняться на ноги и проследовать за ним в их место. И это как-то неправильно. Так не должно, чёрт возьми, быть. Юнги не должен робеть перед ним, не должен стесняться делать то, что обычно делает. Не должен бояться защитить его перед друзьями. Они через многое прошли вместе, они столько всего пережили вдвоём, что теперь не может возникать даже мыслей о том, что помочь ему справиться стыдно. Ведь из-за него Юнги встал сегодня утром, из-за него собрал себя по частям, из-за него набрался смелости прийти в университет. Всё ради шанса вновь увидеть его. Стать его хоть и непрочной, но опорой. Юнги не хочет вспоминать их последний разговор и свою фразу, брошенную необдуманно. Это просто слова, они не имеют никакого веса. По крайней мере, не должны иметь для Чонгука.