Багатур - Большаков Валерий Петрович - Страница 44

Пончик всё это видел, вбирал глазами, всей кожей впитывал горе неизбывное, ненависть слепую, ярость сатанинскую. А толпы монголов всё прибывали и прибывали, захватчиков было больше, чем жителей Рязани, и вот уже кое-где начались драки между самими нукерами, не поделившими женщину или сундук с добром. Впрочем, драки вспыхивали и гасли — грозные наказы Чингисхана довлели над монголами даже в пору вседозволенности. Город был ваш — грабьте, разворовывайте! — но будьте сплоченны, не распускайте рук, обнажайте оружие лишь против общего врага!

Грабёж шёл и на западном конце Рязани, в палатах боярских, и на восточном, где стояли избы куда как скромные. Вот молодой, гогочущий нукер тащит за косу визжащую девушку, вот ещё один покружил на коне близ трупа боярыни и слез-таки, не поленился стянуть шубу кунью, отрезал деловито уши с серьгами жемчуговыми. А вот…

— Что стоишь, раззява?! — Злобный крик ударил Пончику по ушам, пронзил до самых пяток.

Он ужом извернулся, чтобы увидеть князя Романа Ингоревича на храпящем рыжем коне, а за ним — несколько сотен оружных всадников, в кольчугах, в бронях, в доспехах кожаных, а то и просто в шубейках.

— Ур-ра! — заголосил Александр. — Наши!

— Уходим, княже! — заорал боец в блестящем чешуйчатом панцире, но без шлема, с окровавленной повязкой на голове. — Исадскими пройдём!

— За мной! — гаркнул Роман Ингваревич.

Пончик, открыв рот, смотрел, как мимо проносятся княжеские дружинники, оставшиеся живыми.

«А как же я?!» — чуть было не воскликнул он, но прикусил язык, завидя пробегавшего мимо гнедого коня с седлом, залитым кровью. Не думая, не чуя ничего, Александр бросился к гнедку, хватая того за гриву и свисавший повод. Конь не остановился сразу, опрокинул Пончика, проволок его по снегу и лишь потом замер, кося глазом, налитым красным.

— Стой, стой, коняшка, — лихорадочно говорил Шурик, вскакивая. Не сразу попав ногой в стремя, он залез в седло, стараясь не думать о страшном и липком, и погнал коня вдогонку дружине.

Конники Романа Ингваревича проскакали по всей улице, лишь изредка сталкиваясь с татарами, увлечённо растаскивавшими ценные вещи. Удалось и ворота Исадские проскочить без потерь, и лишь у ограды, обносившей Рязань и не выпускавшей беженцев, ратники попали под обстрел. Под расстрел.

Пончик не видел даже, кто стрелял, сколько было тех лучников, но дружина теряла десятки убитыми и ранеными.

— Вперёд! — надсаживался Роман Ингоревич, привставая в стременах.

Рязанские сотни проскакали вдоль тына к северу, пока не обнаружили брешь, и повалили вон, толкаясь и теснясь. Стрелы летели вдогонку, но, чем дальше уходили кони, тем слабее был их убийственный полёт.

Справа, оттесняя рязанцев к крутому берегу Оки, лавой примчалась монгольская конница. Гикая и свистя, татарва выхватывала луки, посылая стрелы, не целясь, — промахнуться по плотному скоплению людей было просто нельзя. И промахов не было.

Рязанцы не вступали в бой — пригибаясь к холкам коней, закрываясь щитами круглыми и миндалевидными, они мчались вдоль берега, пока не показался отлогий скат. Отряд вынесся на лёд и поскакал на север, следуя замершему течению Оки.

Монголы постепенно отстали, видимо боясь пропустить возможность пограбить захваченный город, а дружина вырвалась вперёд, уходя всё дальше и дальше — к Коломне.

…Поздним вечером, когда стемнело, на западе, за лесами, за долами поднялось к небу яркое зарево — горела Рязань.

Путь рязанцев был долог и скорбен — многие раненые не выдержали скачки и отдали Богу душу. Да и живым было не легче — у них за спиною остались родные дома — сожжённые дотла, родные люди — побитые насмерть. А что их ждёт впереди?..

— Соберём повольников,[123] — говорил Роман Ингоревич, сидя у походного костра, — сколько их там есть, коломенских, да с округи стрясём. Кровавой юшкой умоются мунгалы!

Боярин Вердеревский, сидевший рядом на стволе срубленного дерева и тянущий руки к костру, лишь головой покачал.

— Эх, княже, — вздохнул он уныло, — сколько их и сколько нас… Не мы сила — они!

— Вот и померимся, кто кого, — пробурчал князь. — А что нам ещё осталось? В лесах прятаться?

— Да я ж ничего не говорю…

Пончик, незаметно подсевший поближе к костру, лишь вздохнул тихонько. Он-то знал точно, помнил уроки истории — не одолеть им татар, ни за что. Пока на землях русских царит рознь, пока владимирцы и рязанцы, смоленцы и новгородцы, киевляне и черниговцы — враги и супротивники, о какой войне можно речь вести? Да, будут отчаянные попытки изменить кровавый счёт, будут наскоки и бунты, но сравниться с могучим ордынским войском, работающим как точный и чёткий, жестокий механизм, «оросам» было не дано.

И самое мучительное, самое неприятное, чего не хотелось признавать, заключалось в том, что Русь была сильна и могла выставить войско не меньшее, а даже большее, чем у ордынцев. Вот только Русь в данное поганое время — слово собирательное, общее, надуманное книжниками. Нету никакой Руси, вот в чём беда. Есть то ли тринадцать, то ли четырнадцать больших княжеств, вроде Владимиро-Суздальского или Смоленского, и каждое из них поделено на десяток княжеств поменьше. И все эти вшивые князьки ожесточённо дерутся между собой, отстаивая свой клочок земли, стремясь захапать клочки у братцев и племянничков. Вот кто истинные враги народа! И ведь всю эту великокняжескую свору не уговорить, не вразумить — так и будут грызться между собой, топча поля, сжигая деревни, разоряя города. А пришёл с востока враг могучий, враг страшный, и единства даже словесного нету — каждый сам за себя трясётся. Монголы у ворот, а эти всё норовят друг дружку помутузить…

Пончик уныло задумался. Так что же выходит, прав был Олег? Прав-то он прав, насчёт князей он всё верно говорил. Так ведь больше некому за русскую землю вступиться, кроме княжья! У них воины, им и на бой идти. Кто как не Юрий Ингваревич, князь рязанский, на ордынцев напал? Разбили его, да, так ведь сражался же, не захотел чести посрамить. Плохи те князья или так себе, а выбора нет — они одни способны противостоять Орде. И в этом главное. Орда — это враг, как ни крути. А врага положено уничтожать. Даже если он станет творить добро и содействовать прогрессу, даже если он заведёт почту и пустит ямщиков по дорогам, Бату-хан всё равно останется врагом. Захватчиком. Ненавистным, чья смерть желанна, чей уход спасителен…

…Неожиданный треск сухих ветвей, а вслед тому ржание конское и голоса людские заставили и Пончика, и всех прочих встрепенуться, хватаясь за оружие.

— Э-ге-гей! — разнёсся трубный бас. — Свои!

На укромную поляну, где нашла приют разбитая — или недобитая — дружина Романа Ингваревича, выехал могучий, пышногривый конь. Всадник был под стать — высокий, широкоплечий, могутный, в мохнатом тулупе, из-под которого блестел пластинчатый доспех. За предводителем ехали ещё человек десять или больше.

— Здравы будьте, — пробасил вожак. — Откуда путь держите?

Князь поднялся и гордо задрал голову.

— Ты сам-то кто будешь? — спросил он не без вызова.

Пончик ожидал перебранки, а могутный обрадовался.

— Да никак Роман Ингваревич пожаловали! — воскликнул он. — Славно! А я Еремей Глебович буду, воевода. Меня великий князь Юрий Всеволодович в Коломну наперёд шлёт, сторожей. А следом старшой сын князев прибыть должон…

— Должон… — передразнил его князь. — Где ж вы раньше были, сальники хреновы?

Воевода засопел.

— Што, худо? — сумрачно осведомился он.

— Хуже некуда. Побили нас мунгалы, а Рязань сожгли. Олега в полон взяли, один я спасся. И Юрия прибили, и Феодора, и Давыдычей. Ингварь нонче в Чернигове, да толку от тех черниговцев… Ежели и пришлют рать, то Рязань внове не подымется, и мёртвые не воскреснут…

— Худо… — вздохнул Еремей Глебович.

Кряхтя, он слез с коня и приблизился к костру, скрипя снегом.

— Ты сам, князь, понимать должон, — проговорил воевода ворчливо, — кажный свою выгоду блюдёт, за своих держится. И не всякий скумекает, где и в чём польза. Не думай, княже, я Юрия Всеволодовича не хвалю. Бросил он Рязань, отдал, выходит, поганым на поругание. Грех это великий. А только что делать-то? Так ли уж много войска у великого князя? Со мною он две с лишним тысячи послал, четыре тысячи к Нижнему Новгороду отправлены, и ещё три тысячи Всеволод Юрьевич под Коломну приведёт. И всё на этом!