Мушкетер - Большаков Валерий Петрович - Страница 18

И всё равно Быков, недавний холостяк, частенько ощущал потребность в одиночестве — сбегал, бывало, даже в Давос, хотя терпеть не мог тамошних толковищ про глобализацию и тому подобные дела. Но проходило два-три дня, и Яр переставал получать невинное удовольствие школьника, пропустившего нудный урок, начинал терять покой.

Тогда он собирал вещи и возвращался в Москву, где его ждала Ингигерда. В самом деле ждала, именно поэтому Быков и спешил обратно домой.

Но вот Ярик угодил в семнадцатое столетие, и его душа спокойна — он бы вернулся, да как? Это пространство преодолеть возможно, а время не пересечёшь, как улицу. А главное, Быкову здесь нравится — он просто упивается эпохой мушкетёров.

Олег тоже испытывал нечто похожее, время пришлось ему по нраву. Ныне, хоть и на излёте Средневековья, он был востребован.

Сухов, бывший имперский магистр, вникал в теперешнюю политику, видел, как играют балансы интересов, как Ришелье, действительно архиспособный человек, дёргает за ниточки, поддерживая противостояние между Нидерландами и Испанией, сохраняет влияние на короля Англии, сосватав французскую принцессу, потакая гугенотам и держа в уме основополагающую идею — «простереть Францию всюду, где некогда была Галлия».

Олегу нравилось здесь и сейчас. Как раз поэтому его совесть и грызла. Получалось так, что он сознательно не спешил, специально задерживался в этом времени.

Да, разумеется, дорога к Эспаньоле трудна и опасна, но разве он хотя бы недолго размышлял об этом? Искал пути туда, способы добраться? Нет! Он просто живёт в этом времени, дерётся на шпагах, сейчас вот с королём свидится…

Так что же, дороги ему Алёнка с Наташкой, оставленные в будущем, пусть и не по его вине? Или ему важнее собственное «Я» потешить, кончиком шпаги пощекотать?

Акимов-то без дела не сидит — думает человек, соображает, из чего ему примитивные лазеры собрать. Изумруды нужны, да побольше размером. Лампу он сработает не хуже «свечи Яблочкова» и гальванические элементы заделает…

Ещё Витьке золотая проволока нужна, серебряная фольга, каучук для изоляции и далее по списку.

Всё очень шатко, очень ненадёжно, но разве Олегар де Монтиньи хоть какие-то усилия прилагает, чтобы решить их проблему? Нет, только затягивает.

С другой стороны, он трижды прав, торопясь медленно. Отправляться в Карибское море сейчас — верный провал. Английские корабли накидываются на французские и потрошат трюмы не хуже доподлинных «джентльменов удачи».

Пока Ришелье не снимет осаду с Ла-Рошели, где засели гугеноты, герцог Бэкингем будет осаждённым помогать, блокируя побережье.

Сухов поморщился. Вернувшись из «командировки» в Тёмные века,[53] он увлёкся историей — было любопытно, как учёные оценивают события, непосредственным свидетелем которых он являлся.

Историки писали много ерунды, но, в общем-то, рубили фишку. Однако до XVII века в своих штудиях он не дошёл, к сожалению, и теперь весьма смутно представлял, кто тут кого, и кто над кем одержит верх. Вроде бы Ришелье переиграет Бэкингема, но когда именно? Чёрт бы побрал этого Стини!

Проклятый содомит втянул в войну Англию для того лишь, чтобы потешить своё уязвлённое самолюбие. Как?!

Какой-то кардиналишка запретил ему — ему! — появляться в Париже, чтобы не компрометировать королеву!

Указал на дверь, можно сказать. И правильно сделал. Надо было ещё и пинка дать…

Сколько ещё продлится осада? Полгода? Год? Но лишь тогда, когда защитники Ла-Рошели сдадутся на милость короля, Бэкингем уведёт свои корабли, а его высокопреосвященство всерьёз возьмётся за строительство французского флота. Только тогда и можно будет сесть на какой-нибудь попутный галеон да и отправиться в Вест-Индию.

Лучше всего будет, если Олегар де Монтиньи туда попадёт не простым пассажиром, а посланником короля, облечённым властью и высочайшим доверием. Скажем, предложит его величеству прибрать к рукам Мартинику и отправится на этот карибский остров губернатором — на военном корабле, всё как полагается.

Это реально, он на такое способен и добьётся своего. Правда, потребуется полтора-два года как минимум. Ну и что?

Алёнка с Натахой даже не заметят его долгого отсутствия, он явится к ним на пляж, возвращая Гелле Шурика, а Ингигерде Ярика. И всё будет хорошо!

Утешившись подобными соображениями, взбодрившись, «виконт д’Арси с бароном Ярицлейвом» миновали Новый мост и вышли к Лувру.

— Совсем не похож, — брюзжал Быков, неодобрительно осматривая квадратный двор, спозаранку полный народу.

— Что ты ворчишь, как старый дед?

— Спать хочу, — буркнул Яр.

— Ночью надо спать.

— Ты ещё тут будешь…

Быков, однако, ворчал больше из вредности — вялое тело ещё не проснулось, а вот интерес к жизни уже бодрствовал.

Яр с любопытством озирался — перед королевским дворцом было людно. Чинно стояли гвардейцы в синих мундирах. Множество просителей и просто зевак представляли собой полный срез французского общества — от почтенных купцов-землепашцев и старшин цехов до престарелых графинь из провинции, жаждущих пристроить расфуфыренных дочек при дворе, желательно фрейлинами.

Сухов не выделялся из толпы, даже напротив, стойкое нежелание Олега цеплять на себя всякие бантики придавало ему вид суровый и строгий, гораздо более мужественный, чем у юных баронетов и зрелых маркизов, утопавших в кружевах и ленточках.

Неожиданно собравшиеся подались в стороны, гомон резко усилился — это прибыл Ришелье.

Карета его высокопреосвященства была громоздкой и длинной, в ней можно было не только сидеть, но и лежать, почивая в дальней дороге. Алую, под цвет мантии, её покрывал золотой узор, а на дверцах красовались большие гербы, увенчанные красными кардинальскими шапочками.

Впереди кареты ехали четверо мушкетёров в алых плащах и в шляпах с белыми перьями, ещё столько же следовало позади.

Экипаж остановился, королевские лакеи кинулись отворять дверцу. Сухопарый Ришелье озяб в дороге и кутался в пурпурную накидку. Его внимательные глаза скользили по толпе, словно выискивая кого-то, пока не остановились на Олеге, согнувшем шею в почтительном поклоне.

Благосклонно кивнув, кардинал сделал ему знак: следуйте за мной, виконт.

— Пошли, Ярицлейв, — сказал Сухов, направляясь к Большой лестнице.

— Иду, — буркнул Яр.

Во дворце было свежо и неуютно, под гулкими сводами металось дробное эхо шагов. Многочисленные свечи источали тяжкий дух воска, а солнце пока не воссияло вовсю, чтобы наполнить залы светом.

Швейцарцы в красных плащах с синими обшлагами и коротких белых штанах брали на караул.

Поднявшись по лестнице в Большой зал, Олег остановился, оглядывая убранство и цокотавших каблучками придворных дам. Повсюду на приступочках и резных подставках сияли огнями канделябры, оплывая потёками. Скользкий мраморный пол зала блестел как лёд, а стены, задрапированные фламандскими гобеленами, отсвечивали золотыми нитями.

— А дальше что? — прошептал Ярик.

— Преисполняйся благоговения.

— Ещё чего…

Стоять пришлось долго, как бы не час, но вот послышался резкий звук шагов, и все гвардейцы, только что принимавшие вольные позы, встали во фрунт.

Высокая резная дверь распахнулась, и вошёл король. Это был мужчина среднего роста, с чёрными волнистыми волосами, разделёнными пробором посередине и спадавшими на плечи. Невыразительные глаза, прямой нос и припухшие губы завершали самый обычный портрет, которому придавали значительности крошечная бородка и усы с загнутыми вверх концами.

Его величество одеться изволил в камзол и штаны из чёрного, расшитого золотом бархата. Сквозь разрезы в пышных рукавах с ярко-красной окантовкой проглядывал белый атлас. Пряжки королевских туфель сверкали драгоценными камнями, а плюмаж из белых перьев упруго колыхался на шляпе в такт шагам.

Людовик, по всей видимости, был не в духе. Резко обернувшись к Ришелье, поспешавшему следом за ним, он воскликнул: