В синих квадратах моря (Повесть) - Золототрубов Александр Михайлович - Страница 30

Леденев подзадорил:

— Ну-ну, Кесарев, растолкуйте!

— Я считаю, что Ушаков зря пошел на жертвы.

Петр засмеялся. Но Кесарев поднял руку: мол, он пояснит свою мысль. Ушаков просто решил удивить иностранцев, поэтому и стал штурмовать Корфу. А ведь сколько погибло людей! Нет, он, Кесарев, так бы не поступил.

— Да, жертвы были, — горячился Грачев. — Впрочем, на войне без жертв нельзя. И вы, Кесарев, неправы. Наполеон, слава которого тогда гремела в Европе, не ожидал, что Ушаков дерзнет штурмовать Корфу. Так думал и адмирал Нельсон.

— Взятие Корфу — это венец военного гения Ушакова, — подтвердил Леденев. — И вы, Грачев, правы. Впервые в истории войн русские корабли штурмовали бастионы. Ушаков положил к ногам России Черное море. Ушаков — это гордость русской нации. Странно, что вы, Кесарев, так мало знаете о нем.

— Может быть, — недовольно пробурчал Кесарев.

Грачев продолжал говорить о том, что слава Ушакова не случайна: он смело ломал устаревшие законы морской науки, учился побеждать по-суворовски…

Кесарев молчал. Серебряков в душе гордился Грачевым — нет, лейтенант не просто влюблен в море, а носит в своем сердце имена тех, кто открывал для России моря и океаны, кто создавал славу русскому флоту. Советское море — это история, овеянная легендарными подвигами русских фрегатов, опаленная ядрами кораблей Ушакова, Нахимова, Синявина…

— Грачев, вот вы тут говорили об устаревших законах морской науки. А как сами поступаете в БЧ? Не занимаетесь ли зажимом нового, а? — спросил Леденев.

Петр не смутился: он конечно же не против новшеств, если они на пользу дела.

— Вот именно — на пользу дела! — подхватил (Серебряков. — По-моему, вы, Кесарев, уж больно лихо разделались с Ушаковым.

Петр встал из-за стола, закурил. Он давно заметил у двери старшину Некрасова.

— Я к вам, товарищ лейтенант.

— Слушаю, — Грачев вышел из кают-компании, погасив папиросу: он не любил курить на палубе.

Некрасов доложил, что на корабль поступил семафор: завтра, в среду, учение сигнальщиков.

— Готовьтесь, — распорядился Грачев. — Подробности обговорим на мостике. Кстати, с Клочко разобрались?

— Разобрался. Напутал он в семафоре. Штурману явиться завтра на крейсер не к десяти, а к восьми часам.

— Так. Почему он напутал?

— Отвлекся… — замялся старшина. — Песню разучивал.

— На вахте? — удивился Грачев. — Выходит, самодеятельность ему мешает.

И Петр стал говорить старшине, что у сигнальщиков немало «хвостов», порой в море не все «засекают». Некрасов должен это учесть. У радистов вот лучше дела.

«Лучше? О радиограмме на бригаде еще не забыли», — подумал Некрасов, а вслух сказал:

— Хорошо, я учту. Но… Товарищ лейтенант, у меня просьба к вам. Личная…

Они вышли на палубу. Некрасов мял в руках шапку.

— Дуся почему-то не пишет. Девушка моя…

Грачев ожидал любого вопроса, только не этого.

В команде сигнальщиков не все ладно, скоро в море, надо о делах думать. «Мне тоже Лена редко пишет, но я никому не жалуюсь», — подумал Петр.

— Молчит Дуся. Парень там один, Никита Дубняк за ней… — продолжал Некрасов. Он выжидающе смотрел на лейтенанта.

— Молчит Дуся, и вы страдаете. А кто же будет страдать за службу?

Старшина насупился. Петр понял, что сказал лишнее.

— Вы только не сердитесь… У каждого из нас есть свои личные, сердечные дела, но служба… Тут не следует забываться.

Старшина густо покраснел:

— Ясно, товарищ лейтенант.

А Грачев с улыбкой продолжал:

— Помните Пушкина? «Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей». Кстати, давно, вы с Дусей дружите?

— Давно.

— Значит, верьте ей. Девушки умеют ждать. А ревность — чихайте на нее. Знаете, что сказал о ревности Белинский? Что это страсть, свойственная или людям эгоистичным, или не развитым нравственно. Если хотите — дословно: «Считать ревность необходимою принадлежностью любви — непростительное заблуждение».

Некрасов, обдумывая слова лейтенанта, долго стоял у лееров, пока не вернул его к действительности голос матроса Гончара, сообщавшего о том, что воины уже выехали. (Еще с утра на корабле ждали гостей.)

— Краба бы им достать! — воскликнул он.

Костя Гончар — член комсомольского бюро, ему хочется, чтобы встреча прошла интересно. Но он понимает и состояние Некрасова. Чем бы утешить друга?

— Не горюй, Сашок, напишет Дуся. Она же так часто писала.

Некрасов пробурчал:

— Ладно тебе…

— Я без шпилек, по-серьезному, — обиделся Костя. — Ты же друг мне, вот и спросил. Знаешь, у самого сердце по Наде тоскует. Думаю после службы якорь бросить здесь. Пришвартовала.

Все эти дни Косте чего-то не хватало. Надя ушла в море на траулере. Где она сейчас? Далеко, в Атлантике. Маленькая, хрупкая Надя. Морячка. «Я люблю море, я от моря никуда». А как она ему сказала, когда узнала, что Костю не отпустили в тот памятный день на вокзал? «Ты не думай, что я обиделась. Очень хотела видеть тебя, ждала-ждала, но и горда была, что без тебя на корабле не могли обойтись. Значит, нужен ты людям». Наденька, милая… В субботу она вернется, и он все-все скажет.

— А меня все в отпуск ждала, — вздохнул Некрасов. — Зубравин обещал отпустить, да лейтенант приехал. Строгий он, не решаюсь проситься в отпуск. Скажет, молодежь надо учить.

Обычно Некрасов держался скрытно. Опасался, что не поймут его чувств к землячке, острить начнут. Возможно, никто и не узнал бы о Дусе, той самой Дусе Кравченко, что трудится в совхозе «Светлый путь», в Ростовской области, если бы не случай.

Однажды в кубрике зашел разговор о любви, о девушках — верных и неверных.

Кто-то из молодых сказал:

— Зря мы им пишем. Все равно ни одна не дождется. Так, товарищ старшина?

Некрасов смутился. Понятно, почему к нему обратился новичок. Ты, мол, активист, поясни. Саша молчал, собираясь с мыслями. Он прекрасно понимал: начни рассуждать «в общем» — дескать девушкам надо верить, ценить дружбу, — вряд ли его будут слушать. как лучше разбить неправильное мнение матроса? Старшина сказал:

— Ну что ж, расскажу вам о себе. Есть у меня невеста, Дуся.

Семь лет назад вместе с Дусей окончил он семь классов. Поступил в горный техникум — с детства мечтал стать шахтером! Дуся после десятилетки собиралась поступить в институт, да не сдала физику. Пошла в совхоз.

Некрасов окончил техникум на «пятерки». Потом — на шахту. Поработал недолго — призвали на службу. Дуся обещала ждать.

Первые походы дались нелегко. Согревала любовь Дуси, теплые ее письма.

«Сашок! Привет тебе, дорогой, и море счастья. Соскучилась по тебе. Какой ты стал? Вчера весь день была в поле — сажали овощи. Пришла домой уставшая. А тут — твое письмо…»

«Саша, есть маленькая новость. Нина Пчелкина вышла замуж за Анатолия. Я была на их свадьбе. Когда кричали „горько“, тебя вспомнила. Боюсь, забудешь меня. Нет, Саша, это я пошутила. Я верю тебе. Жду».

«Смотрела фильм „Командир корабля“. Море видела, корабли и думала: „Какой ты у меня сильный. Пожалуй, я бы не смогла так…“».

«У нас был литературный вечер. Я выступала. Ты же знаешь, как я люблю Павку Корчагина! Мне аплодировали. И вдруг Никита Дубняк (он уже бригадир, наш „красавчик“) сказал: „Дуся, а что такое девичья гордость?“ Я смутилась, не нашлась что ответить…»

«Саша, говорят, что в страдании — радость, и те, кто любят, знают это. По-моему, это правда. А как думаешь ты?»

«Помнишь Наташу Белову? Муж у нее водолаз, старшина. Плавал на Черном море. На большие глубины ходил. А на днях погиб. У нас в селе. В старый колодец шахты упало трое детишек. Там газ просачивался. Они стали кричать. Федор всех вытащил, а сам отравился. Всем селом хоронили, приезжали моряки с корабля. Ты береги себя, Саша».

«Готовимся к уборке урожая, дома бываю мало. Вчера меня подружки разыграли, что, мол, зря ты, Дуся, ждешь своего морячка. У него наверняка в каком-нибудь порту есть другая. Пусть смеются, насмешницы… Ведь ты любишь меня?»