В синих квадратах моря (Повесть) - Золототрубов Александр Михайлович - Страница 20

Нет, нет, пожалуйста, не волнуйтесь, — спохватился Петр.

Он молчал. Ему хотелось серьезно поговорить с ней о Крылове. Но станет ли она отвечать на его вопросы? Впрочем, пусть не отвечает, это ее дело. Осторожно, чтобы не обидеть, Петр спросил, какие у них взаимоотношения.

— Самые хорошие, — сказала Таня. — Игорь настоящий парень, и душа у него чистая. Полюбился мне Игорь…

У Грачева вырвалось:

— А муж? И ребенок тоже… Крылов-то совсем юноша…

Она залилась краской.

— Не бойся, лейтенант, сама на шею не повешусь… — Голос у нее дрогнул. — Жизнь моя перекосилась… Вся в заплатах… Не дай бог вам такое пережить. Кирилл, мой муж, пьяница. И меня и ребенка избивает. Кто с таким жить станет? Горем захлебнулась я… Так вы позовете Игоря? У нас с ним все по-честному.

Грачев пожал плечами: мол, на корабле уже давно все спят. Да и зачем он понадобился ей в такой поздний час? Она усмехнулась:

— Не целоваться. Дело есть…

«Грубовато», — подумал Петр.

— Я передам ему, что вы приходили, — сказал он.

Она молча повернулась и пошла.

Петр опешил. Как быть? Ему казалось, что Таня затаила обиду, и от этого нестерпимо заныло сердце. И тут он подумал о том, что сказал ей вовсе не то, что хотел. И стыдно стало от тех самых слов, которые, видимо, не пришлись ей по душе: «А муж? И ребенок… Крылов-то совсем юноша…» Ей надо было сказать не это, сказать другое, чтобы в ее глазах исчез туман. Чтобы не был зыбким ее голос. Ей-то виднее, как быть с семьей, и не надо давать советы. «Сам-то недавно женился, никакого житейского опыта», — огорченна вздыхал Петр.

Таня уходила по освещенному причалу все дальше и дальше. И вот уже ее поглотила темнота.

«Видно, она серьезная», — подумал Петр.

Удрученный, он вошел в каюту. Коваленко лежал на койке и что-то читал. Он сразу заметил, что сосед не в духе:

— Опять ты серого цвета?..

На прошлой неделе доктор пригласил Грачева к себе в гости. Они сидели за круглым столом и откровенно беседовали о житейских делах. Маша, жена Коваленко, невысокая полная женщина, накрывала на стол. Она поставила перед Петром вазу с вареньем: «Угощайтесь, будьте как дома!» Потом Петр и Коваленко вышли во двор, закурили. Доктор не без гордости рассказывал ему о жене, о восьмилетием сыне.

— Завидую тебе, Миша. Счастливый ты человек…

— Я знаю, о чем ты подумал, — сказал Коваленко. — Да, Маша для меня все! Ты знаешь, где родился мой Витька? В море, на корабле! Так же, как и ты. Только бомбы рядом не рвались. Знаешь, приехал на Север, меня послали в самую отдаленную бухту. Ни кола ни двора, а только землянки. Написал Маше в Ростов: мол, поживи у своих, пока мне дадут жилье, приедешь позже. Она мне на другой день телеграмму — встречай. В Синеморске села на пароход. В шторм попали. Вся извелась Маша. А ночью родила…

— Кто тебя ущипнул, а? — снова спросил доктор.

Петр сказал:

— Таня сейчас приходила, ну, эта. С которой Крылов… Пришла позвать матроса.

— Ты не разбудил? — Коваленко смотрел на него в упор.

— Понимаешь, ему ночью на вахту…

— А я бы разбудил.

Петр промолчал. Кажется, доктор прав.

Корабль, готовясь к плаванию, ожил еще на рассвете. Одевшись, Грачев поднялся на палубу. Море, зыбкое и холодное, не предвещало ничего хорошего.

«Только бы не штормило», — подумал Петр, заходя в радиорубку.

Старшина Русяев доложил ему, что вахта на коротких, волнах открыта. У приемника сидел Симаков. Видно, не выспался, потому что зевал, а глаза припухлые, и было непонятно, слушает он эфир или думает что-то свое, не относящееся к вахте. Грачев только и спросил, заходил ли сюда Зубравин. Нет? Странно, почему до сих пор он не вернулся с берега? Петр тревожился. Что скажет Серебряков? То Крылов опоздал с берега, а теперь вот мичман. Надо доложить…

На шкафуте у торпедных аппаратов суетились моряки. Старший лейтенант Кесарев подмигнул Петру:

— Хоть бы нам помог!

Грачев развел руками — мол, спешит к командиру.

Петр постучался в каюту. Серебряков отложил какие-то бумаги в сторону, привычно покрутил усы. Выглянувшее из-за ребристых скал солнце стрельнуло лучами в открытый иллюминатор, позолотило переборку каюты, осветило лицо капитана 2 ранга.

— Что волнует лейтенанта? — спросил он.

Петр сразу угадал, что командир в хорошем настроении. Доложив о радиовахте, он добавил, что с берега почему-то не вернулся мичман.

— Я разрешил Зубравину задержаться, — сказал Серебряков. — На квартиру мне звонил. Жене плохо. Ничего не поделаешь, нас должны интересовать и семейные дела, — капитан 2 ранга подошел к вешалке, достал из кармана шинели портсигар и протянул его лейтенанту. — У нас забыли.

— Память отца, — тихо сказал Петр.

— Как он попал к вам? — спросил Серебряков.

Грачев сообщил, что портсигар привез матери друг отца, тот самый минер с подводной лодки, которого Петр давно ищет. Он приезжал в село сразу после войны, и с тех пор о нем не слышно. Жаль, что нет его и на флоте.

Серебряков ободрил лейтенанта:

— Разыщем минера. Вот увидишь. — Командир сделал паузу. — Все на постах проверьте, чтобы связь была устойчивой…

Не успел Грачев выйти из каюты командира, как к нему подошел Крылов. Бескозырка лихо сдвинута набекрень.

Таня приходила? — вызывающе спросил он.

— Во-первых, — строго начал лейтенант, — поправьте головной убор и не нарушайте форму одежды. Во-вторых, прежде чем обратиться ко мне, надо взять разрешение у старшины команды. А в-третьих, да, Таня была. Но я вас не разбудил.

Крылов побледнел. И съязвил:

— А вы, товарищ лейтенант, законник. Как же так — разбудить? Не положено. Нарушение распорядка дня. А впрочем… — матрос махнул рукой.

Грачев такой дерзости никак не ожидал. Первое, что пришло ему в голову, — наказать Крылова тут же на палубе. Но, увидев, как изменилось лицо матроса, спокойно сказал:

— Горячитесь, товарищ Крылов. И зря. Ни мне от этого пользы, ни вам. Законник… Может, и так. Я этого не стыжусь. Все мы обязаны блюсти дисциплину. Учить вас надо. Ох учить.

Крылов пробурчал:

— В уставе все записано…

— Устав. Дисциплина… — Грачев перешел на «ты». — А знаешь, что это такое? Не знаешь. А я тебе скажу — это зажать себя в кулак, свое я за десятью замками спрятать. Вот хочется тебе, к примеру, меня ко всем чертям послать. Да нельзя: под суд угодишь. Хочется на берег к любимой пойти, вроде на корабле и дел-то особых нет, но командир не пускает. А тебе хочется. До зуда в ногах хочется. А ты вместо берега садишься на вахту… Понял? Ну, вот и хорошо. — Лейтенант снова перешел на «вы»: — А теперь идите на боевой пост. О Тане мы еще поговорим…

— Да, орешек этот Крылов, — вздохнул Петр, собираясь в каюту. Но тут к нему подскочил Русяев.

— Передатчик «скис», — доложил он. — Задающий генератор не возбуждается.

Грачев включил питание. Оранжево засветились лампы. Петр нагнулся к амперметру, искусно вмонтированному в коричневую панель, нажал на ключ. Тонкая серебристая стрелка даже не шелохнулась. Еще этого не хватало! Аппаратура находилась в заведовании Симакова, поэтому лейтенант стал спрашивать с него. Федор потупил глаза. Пробормотав что-то вроде «утром я смотрел, все было хорошо», он достал новый комплект ламп.

— Я мигом заменю…

Грачев вновь включил бортовую сеть. Но стрелка прибора оставалась недвижимой. Петр что только ни делал — задающий генератор не «дышал». Тогда, взяв переноску, он начал осматривать схему. Красные и зеленые провода змейками тянулись к гнездам ламп. Грачев ощупал каждый узел. Тщетно! А если замерить изоляцию?.. Петр снял китель, добрался к приборам. Матросы молча наблюдали за ним. У двери, упершись плечом в переборку, стоял Крылов, рядом с ним — Симаков, обычно спокойный Русяев сейчас нервничал. Крылов подумал, что, возможно, где-то исчез контакт. Он предложил лейтенанту проверить, срабатывает ли манипуляционное реле.

— У меня было такое, реле не щелкало.