Осколок империи - Поляков Владимир "Цепеш" - Страница 48

- Можно. Аркадий Янович. Смело можно исключать, уж из числа организаторов и высшего звена исполнителей точно, - заверил я собеседника. - А вот в качестве козла отпущения вполне могут подбросить кого-нибудь. Скорее всего уже мертвого, но с некоторыми уликами. Дескать вот вам агент РОВС - наслаждайтесь! Но почему белоэмигранты в этом не задействованы, я уже излагал.

- Может и так, Леша, я это не отвергаю. Сама мысль о действиях троцкистов с центром принятия решений в другой стране обстоятельна, перспективна и мне нравится. Только до нее не мы одни додумаемся...

- Конечно же, - с ходу согласился я. - Но многие ли рискнут послать свое мнение в письменном виде на имя самого Менжинского?

- Опасно это!

- Хм?

Ответ на это мое вопросительное хмыканье последовал далеко не сразу. Но все же последовал, хотя настроение у чекиста заметно упало.

- Вячеслав Рудольфович прочитает поступившие от меня соображения. Скорее всего внимательно и даже среагирует. Но нигде, и в ОГПУ тоже, не любят тех, кто пытается в одиночку получить всю награду за толковую идею, действия, результат. В Иностранном отделе много тех, с кем приходится считаться. И это даже не Артур Христианович Артузов, он то свое и так получит.

- То есть вам придется делиться?

- Да.

А делиться столь перспективным направлением Руцису сильно не хочется. Вот и сидит, надувшийся, аки мышь на крупу. Понимает, что стоит ему открыть рот перед коллегами из Иностранного, как станет он не первооткрывателем, а всего лишь одним из группы. Существенная разница, с какой стороны ни посмотри!

Жадность, особенно не до денег, а до чинов и наград - очень сильная штука. И использовать ее мне надо в своих интересах. Ведь чекист сейчас спит и видит, как становится особо важной персоной, добавляя к своему и так немалому влиянию в Иностранном отделе славу борца с троцкистской оппозицией. Поэтому у меня специально для него есть очень вкусная конфетка в блестящей обертке.

- Есть у меня интересная задумка...

- Говори. Если она хоть частью такая же. как прошлые, я это запомню. И ты не пожалеешь!

- О чем вы, Аркадий Янович! Я хорошо понимаю, что держаться рядом с вами для меня лучшее, что можно придумать, - необходимый штрих-напоминание насчет того, что моя маска изображает из себя верного сторонника и помощника. - А насчет идеи, так мне вот какая мысль в голову пришла. Вы ведь знаете, многие наши товарищи всерьез боятся, что следующей жертвой могут стать и они.

- Не все столь выдержаны, как того хотелось бы. Но и винить их я не стану.

- И я не стану. Только этот страх на руку моей задумке. Согласно ей, вы можете отправить докладную записку лично Вячеславу Рудольфовичу и при этом никто из ваших коллег слова не скажет против. Более того, даже поблагодарят... хотя бы некоторые.

- Поблагодарят? - иронии и яда в голосе Руциса хватило бы на десяток гадюк или парочку королевских кобр. - Если я из даже лично из болота вытащу, нив чем нельзя быть уверенным... Да, а при чем тут страх, который охватил многих наших?

- Как раз он очень даже при чем. Письмо Менжинскому можно составить таким образом, что вы как бы беспокоясь за упавших духом товарищей, а также не желая подвергать их опасности стать следующей жертвой злодеев. Понимаете, Аркадий Янович, кто будет злодеями?

Понимал. Те самые троцкисты, пока еще не пойманные, пока еще не привязанные доказательствами, но искренне нелюбимые той партийной группой, что сейчас находилась у руля. Сам же Руцис при таком вот оформлении, представал в образе этакого рыцаря в доспехах. Так себе сравнение, ибо такой из чекиста рыцарь, но все же сгодится. Ну а чтобы нейтрализовать его коллег из иностранного, было и еще кое-что.

- Я осознаю, что речевых оборотов в письме категорически не хватит, чтобы избавить вас от... реакции некоторых сотрудников вашего же отдела. Но ничего не мешает в письме указать, что вы на днях собираетесь вместе с единомышленниками обсудить конкретику и представить уважаемому Вячеславу Рудольфовичу уже не простые домысли и догадки, а нечто большее. И копию письма показать этим самым, которых стоит считать единомышленниками.

- И еще встретиться...

Не вопрос, а утверждение. В голосе же не недовольство, скорее просто брюзжание. Видно было, что Руцису совершенно не хочется общаться с этими самыми, кого надо назначить в единомышленники и делиться частью чаемых славы и наград. Вот только было и понимание, что в предлагаемом варианте придется отдать куда меньшую часть.

Время текло медленно, а прерывать ушедшего в себя Руциса я не собирался. Потихоньку темнело, а мы все так же сидели на скамейке. Моему 'коллеге' и так было чем заняться, я же просто рассматривал идущих мимо людей. Интересное, кстати, занятие, если наловчился читать по лицам предполагаемые занятия. Положение в обществе и теперешнее состояние души. Служащие, военные, пролетариат всех сортов и мастей... Кого тут только не было. Но у большинства на лицах неизгладимая печать тревоги и неуверенность в будущем. Оно и неудивительно, с такими то изменениями в политике партии, что происходят в последние пару лет.

Наконец, закончив обдумывать и переваривать предложенную идею, при этом скурив еще три папиросы, чекист все же принял решение. Судя по выражению лица, положительное. И сейчас явно собирался меня этим обрадовать.

- Ты, Леша. обязательно будешь в числе этих единомышленников! Я обещаю.

- А вот этого как раз лучше не делать, - Аркадий Янович, - с ходу открестился я от подобного. Мне оно было не то что не полезно, напротив, откровенно вредно. Во всех аспектах. - Ну зачем мне повышенное внимание со стороны тех, кого вы пригласите на эту встречу? Я пока слишком малого звания, чтобы там правильно смотреться. Вот если кое-что другое...

- А именно?

- Просто упомяните меня в той докладной записке. Которую отправите Менжинскому, только и всего. И лучше не одного, а, например, вместе с агентом первого разряда Петровым.

- Кем-кем? - поневоле переспросил Руцис, но уже спустя пару секунд после вырвавшегося вопроса до него дошла суть. - Безопасен полностью, вот оно что. Могу и такое понять. Что ж, ученик ты мой многообещающий, дел у нас много, а времени мало. Нужно составлять ту самую докладную записку Менжинскому, да не маленькую, а объемную. А еще договариваться с каждым из 'единомышленников' по отдельности.

Жалуется на жизненные трудности... Не просто так, а с целью дать понят, что немаленькую часть работы он непременно свалит на меня. Дескать, чтобы отрабатывал неофициальное звание ученика. А я что? Я только 'за'. Мне же еще, помимо всего прочего, нужно убедить Руциса, что встреча должна проходить где-нибудь в спокойном и уединенном месте. Например, в ближнем Подмосковье, в загородном доме, которых на балансе ОГПУ превеликое множество. Или на личной дачке кого-то из участников сборища. В общем, будем работать, Александр Борисович фон Хемлок, будем работать!

'В Белой армии были настоящие люди, настоящие души. Последней опорой России была ее героическая молодежь, с винтовками и в походных шинелях. У красных - Число, там серое, валом валящее 'Всех Давишь', у нас - отдельные люди, отдельные смельчаки. Число никогда не было за нас. За нас всегда было качество, единицы, личности, отдельные герои. В этом была наша сила, но и наша слабость. Большевики как ползли тогда, так ползут и теперь - на черни, на бессмысленной громаде двуногих. А мы, белые, против человеческой икры, против ползучего безличного Числа всегда выставляли живую человеческую грудь, живое вдохновение, отдельные человеческие личности...'

А.В.Туркул, генерал-майор, командир Дроздовской дивизии

'Русский народ нам нужен лишь как навоз истории. Россия - наш враг. Она населена злыми бесхвостыми обезьянами, которых почему-то называют людьми'