Пусть всегда светит солнце (Рассказы) - Панферов Ким Федорович - Страница 21

Но потом, решительно тряхнув головой, точно отгоняя от себя соблазн, Дзержинский сел за стол и принялся внимательно просматривать протоколы допросов…

Когда Феликс Эдмундович, проверив посты и переговорив с комендантом Кремля Мальковым, прошел в президиум съезда, в зале уже бушевали страсти. Выступал левый эсер Александров. Зачитав приветствие от трудящихся Украины, он обрушился с демагогическими нападками на Брестский мирный договор, требуя его расторжения. Сидевшие в зале левые эсеры устроили Александрову бурную овацию.

Председательствовавший на съезде Яков Михайлович встал и спокойно произнес:

— Я не сомневаюсь в том, что преобладающее число тех оваций и аплодисментов, которые заслужил оратор, относится не к его словам, а целиком и полностью к борющимся украинским рабочим и крестьянам.

Делегаты-большевики зааплодировали. Феликс Эдмундович огляделся. Зал переполнен. На ярусах — гости, оркестровую яму заполонили журналисты. В боковой ложе, расположенной почти у самой сцены, одиноко выделялось худощавое, с резкими складками у губ лицо Мирбаха. Германский посол сидел надменно выпрямившись, с моноклем в глазу.

«Этот прицепится к любому поводу, чтобы раздуть провокацию и найти повод для развязывании военных действий», — подумал Феликс Эдмундович.

Мирбаха Дзержинский знал хорошо. Первый раз он увидел его в Кремле, куда Мирбах приехал после заключения Брестского мирного договора, чтобы «представиться» председателю Совета Народных Комиссаров. Около кабинета Владимира Ильича сидел и что-то читал часовой. Мирбах, выйдя от Ленина, удивленно на него посмотрел. Часовой, не поднимая головы, продолжал читать. Тогда Мирбах подошел к нему и взял в руки книгу.

— Что он читает? — спросил Мирбах переводчика.

— Бебель, «Женщина и социализм».

Мирбах молча вернул книгу часовому, пожал плечами и ушел.

Владимир Ильич не раз вспоминал эту сцену и, смеясь, говорил Дзержинскому:

— Какой молодец этот солдат! Озадачил господина графа, весьма озадачил. Видите ли, какое-то «быдло», а туда же, читает Бебеля.

Потом Дзержинский несколько раз встречался с Мирбахом по делам незаконных скупок акций. Согласно Брестскому договору Советское правительство обязалось оплатить все ценные бумаги, предъявленные Германией. Немецкие агенты по указанию Мирбаха за бесценок скупали акции, чтобы потом предъявить их к оплате. ВЧК вмешалась в эту «торговлю», арестовала несколько бывших акционеров. А недавно у одного германского подданного были конфискованы 2400 паев «Потеляховского хлопчатобумажного товарищества» на общую сумму в 30 миллионов рублей. Тогда Мирбах сам приезжал к Дзержинскому, чтобы заявить протест от имени германского правительства.

Гром аплодисментов отвлек Феликса Эдмундовича от его мыслей. Выступал Владимир Ильич. Он говорил о необходимости мира и передышки в стране, о продовольствии и хлебе, о борьбе с контрреволюцией и кулачеством, о первой Советской Конституции.

— Если теперь этому съезду нами может быть предложена Советская Конституция, — говорил Владимир Ильич, — то лишь потому, что Советы во всех концах страны созданы и испытаны, потому, что вы ее создали, вы во всех концах страны испытали…

Прохаживаясь вдоль рампы, Владимир Ильич, казалось, не выступал, а вел простой, задушевный разговор с сидевшими в зале. Делегаты с затаенным дыханием ловили каждое слово Ленина. И только из партера, где расположились левые эсеры, доносились шум и выкрики.

На трибуну выскочил левый эсер Камков. Совсем молоденький, пухленький и румяный, брызжа слюной и захлебываясь, временами переходя на истерический визг, он прокричал свою речь, требуя немедленного разрыва мирного договора с Германией. Левые эсеры вскочили с мест, зашумели. Потрясая кулаками, ободренный поддержкой, Камков ринулся к ложе Мирбаха и крикнул прямо ему в лицо:

— Да здравствует восстание на Украине! Долой немецких оккупантов! Долой Мирбаха!

Из-под распахнувшегося пиджака Камкова виднелся висевший на поясе револьвер. Крик, свист, топот ног… Но германский посол и бровью не повел. Он сидел все так же невозмутимо выпрямившись и демонстративно читал газету.

Якову Михайловичу с трудом удалось навести порядок. Но левые эсеры не унимались. Они освистывали выступавших большевиков, прерывали их репликами и оскорбительными выкриками, бешеными аплодисментами приветствуя своих ораторов.

Владимир Ильич, сидя за столом президиума, что-то спокойно писал. Казалось, он даже не слушает выступавших. Но вот он вскинул голову, насмешливо глянул на распинавшегося на трибуне эсера и что-то сказал. В зале раздался смех. Смутившись, незадачливый оратор поспешно ретировался со сцены.

Левые эсеры явно проигрывали. Как ни бушевали они, как ни неистовствовали, устраивая обструкции, съезд продолжал свою работу и поддерживал политику большевиков. Одна за другой большинством голосов принимались резолюции вопреки настойчивым протестам левых эсеров:

«Решение вопросов о войне и мире принадлежит только Всероссийскому Съезду Советов и установленным им органам центральной Советской власти: Центральному Исполнительному Комитету и Совету Народных Комиссаров.

Никакая группа населения не смеет брать на себя решение вопроса о перемирии или наступлении… Благо Советской Республики есть высший закон. Кто этому закону противится, тот должен быть стерт с лица земли».

«V Съезд Советов выражает свое полное одобрение внешней и внутренней политики Советского правительства…»

Веселый и довольный, покидал Владимир Ильич Большой театр после закрытия очередного заседания.

— Просчитались господа левые эсеры. Крепко просчитались, — говорил он провожающим его до выхода товарищам. — Они сбросили со счетов, и совершенно напрасно сбросили, то обстоятельство, что Советская власть окрепла, сознание масс выросло. Никому не удастся нас поколебать. Никаким эсерам, меньшевикам, левым коммунистам и прочим буржуазным прихвостням. А глаз все же с левых эсеров спускать нельзя, — повернувшись к Дзержинскому, добавил он. — Ни в коем случае нельзя. Они еще не сложили оружия.

Вышли на улицу.

— Где же машина Владимира Ильича? — спросил Дзержинский коменданта Кремля.

Мальков растерянно посмотрел по сторонам.

— Не беспокойтесь, Феликс Эдмундович, — проговорил Владимир Ильич, — я ее отпустил.

— Возьмите тогда мою, — предложил Феликс Эдмундович.

— Не надо, не надо, — отказался Владимир Ильич, я и пешком прекрасно дойду. И не провожайте меня, — предостерегающе поднял руку Владимир Ильич, заметив, что Дзержинский собирается что-то сказать. — Если я не ошибаюсь, этому товарищу поручено охранять Председателя Совнаркома? — пошутил он, повернувшись к коменданту Кремля и показав на стоящего рядом человека в кожаной куртке.

— Так точно, Владимир Ильич, — подтвердил Мальков.

— Вот и чудесно. Мы с ним старые знакомые и прекрасно дойдем вдвоем.

И Владимир Ильич пошел к Кремлю. Феликс Эдмундович, стоя на ступеньках Большого театра, видел, как они шли по площади. Жестикулируя, Владимир Ильич о чем-то оживленно рассказывал и задорно смеялся.

Феликс Эдмундович протянул просмотренные и подписанные бумаги сидевшему около стола Лацису и попросил:

— Мартин Янович, подберите мне, пожалуйста, все материалы по контрреволюционной деятельности английского посланника Локкарта. Пора заняться им всерьез.

Дзержинский встал из-за стола, заходил по кабинету. Движения его были быстры, резковаты. Солдатская гимнастерка ладно сидела на гибком, худощавом теле. Остановившись около окна, Феликс Эдмундович задумался. Его продолжало тревожить поведение левых эсеров на съезде. Чем-то все это кончится?

— Передайте Малькову, — Дзержинский повернулся к Лацису, — пусть он тщательно проверит и усилит все внутренние и внешние посты Большого театра…

Резкий звонок прервал его. Подойдя к столу, он снял трубку одного из телефонов.

— Дзержинский слушает, — проговорил он. — Да, да, Владимир Ильич… Так… Так… Давно?.. Хорошо, Владимир Ильич, сейчас выезжаю.