Солнышко (СИ) - "Bruck Bond" - Страница 17

***

— Лимон иди съешь, лыбится он, — заворчал я на Солнышко. Никаких сил не было смотреть на его самодовольное выражение лица. Как же, самец. Ебака грозный. Интересно, я после секса с ним так же выгляжу? Если да, то очень удивительно, что он мне ни разу по ебалу не съездил.

— Дэн, спасибо тебе большое, мне было очень хорошо, — замурлыкал он, потираясь щекой о мое плечо. — Обещаю, в следующий раз…

— Да прям! — взвился я. — Какой следующий раз, я теперь нормально сесть неделю не смогу!

— Это всегда так бывает в первый раз. Зато потом…

— Не будет никакого потом, — из вредности помотал головой я.

— Это ты так думаешь, — хмыкнул Ильдар, чмокнув меня в губы. — Принести тебе попить, жертва репрессий?

— Да, — кивнул я, и, сделав как можно более томный вид, капризно добавил: — Хочу минеральной воды со льдом, сто одну красную розу, айфон и радиоуправляемый вертолетик.

— Всенепременно, дорогой, — заржал Ильдар и неохотно поднялся с постели. Он уже почти вышел из комнаты, когда я его окликнул:

— Солнышко?

— А? Ещё что-нибудь принести?

— Я тебя люблю.

Его улыбкой можно было осветить темную комнату. Надо бы всё-таки почаще ему об этом говорить. И правда же люблю.

***

ЭПИЛОГ

На новоселье я позвал всех, кто был причастен к тому, чтобы это новоселье всё-таки состоялось. Отец просто так не сдался, пытался оспорить решение суда, пытался упечь меня за хулиганство, даже подсылал своих мордоворотов, чтобы они поговорили со мной «по-мужски», но я, не без помощи друзей, со всем справился и не сдался, хотя пободаться пришлось. Но оно того стоило.

В гостиной на стене висел портрет деда. Дед на фото загадочно улыбался. Как будто знал обо всём, что мне пришлось пережить.

Я сделал Ильдару официальное предложение жить вместе и испытал жуткое облегчение, когда он обозвал меня идиотом и сказал, чтобы я даже и думать не смел от него избавиться. А я-то всерьез переживал, что он может отказаться. Я себе жизни без него уже, если честно, не представлял. Но хуй я когда ему в этом признаюсь.

Куколка притащил нам в подарок рыжего котенка, задвинув пламенную речь о том, что без кота и жизнь не та. Я бы с этим фактом, может, и поспорил, но Макс сделал страшные глаза и беззвучно произнес «не смей!», так что котенка пришлось взять.

— Степанида Кудабльевна, — гордо заявил Куколка Солнышку. — Я сам имя выбирал!

— Оно и видно, — буркнул я и хмыкнул, глядя, как рыжий пушистый комок уверенно поковылял на своих маленьких лапках прямиком к Черному, у которого на кошек была жуткая аллергия. Бедный Черный, не везет ему с окружением. То педики, то котики.

Он, кстати, сначала наотрез отказывался приходить праздновать. Я, говорит, в логово гомосеков ни за что не сунусь, мало ли что, но узнав, что кроме Макса с Куколкой будут ещё строго гетеросексуальный Леха и нейтрально настроенный ящик пива, согласился и даже притащил в подарок комплект постельного белья. Белье было жуткого оранжевого цвета да ещё и в голубой цветочек, со вкусом у Черного были явные проблемы, но Ильдару, конечно же, понравилось. Всё-таки стукнутый он на голову. За это, наверное, я его и люблю.

В моей жизни, похоже, наконец-то начиналась белая полоса.

Комментарий к

Вот и всё. Спасибо всем, кто всё это время следил за жизнью героев, сопереживал им и вдохновлял отзывами меня, всех люблю. Обсудить героев и предложить арты можно в группе https://vk.com/club78005358

П. С. Бонус про Черного будет. И голубым он таки не станет:)

========== Бонус про Черного, так и не ставшего голубым ==========

Маму Черный не знал. Судя по желчным высказываниям бабки, оно и к лучшему. Каждый раз, когда разговор даже случайным образом заходил о матери, бабка сатанела и на чем свет стоит кляла ненавистную невестку, которая «жизнь сыночку сломала и собственного сына, мерзавка, бросила». После пламенных речей бабка почему-то всегда начинала плакать, гладить Черного по вихрастой макушке и приговаривать, что лучше родного отца его никто не воспитает.

Папу Черный очень любил, хотел быть на него похожим и впитывал, как губка, все немудреные батины знания, убеждения и смыслы. К своим пятнадцати Черный был абсолютно убежден в том, что в правительстве сидят одни идиоты, которые разворовали всю страну; в том, что настоящий мужик должен работать на тяжелой физической работе, иначе и не мужик он вовсе; в том, что пятничные загулы это не алкоголизм, а отдых от тяжелой рабочей недели; что у дяди Васи из девятнадцатого дома лучший самогон на районе и он, гад, прекрасно об этом осведомлен, поэтому и гнет цену; что с бабами надо строже, спуску им давать нельзя и настоящая баба сидит дома, ублажает мужа, варит борщи и рожает детей. И что педики — это самое мерзкое и ужасное, что только существует на земле. Ничто другое не вызывало в отце такую ненависть и ярость, как педики. Отец считал, что «всех пидоров надо сжечь», и плевался, стоило ему услышать по телевизору об однополых браках. Телевизор батя любил. Даже немножко больше Черного.

В общем, к своим пятнадцати Черный был взрослым юношей с устоявшимся мировоззрением. Ничто не могло заставить его отступиться от своих убеждений. По крайней мере, он так думал, пока его друг, почти брат, Макс не признался в собственной заднеприводности.

Обыденно так признался, как бы между прочим. Они тогда в компании девок обсуждали, а Макс отмалчивался, как всегда, потому что вообще был не шибко разговорчивый, а потом один из пацанов подколоть его решил фразой «опять молчишь, гляди, а то начнут думать, что ты педик», а Макс хмыкнул, улыбнулся как-то недобро и сообщил, что он, вообще-то, педик и есть. И если его сейчас будут пиздить, то пусть хотя бы в очередь выстроятся и по одному нападают, а не скопом, а то не по-пацански это.

Бить Макса, конечно, никто не стал, все поржали только, не восприняв его признание всерьез. А Черный глядел на насупившегося Макса, поджавшего губы, и с ужасом понимал, что его признание было правдой. Черного как под дых пнули. Он отказывался в это верить. Ну не мог его братюня быть жопотрахом! Они ж с ним пиво из одного горла пили! Они ж дедову девятку перебирали вместе! И никогда Черный Макса ни в чем предосудительном не замечал. Хотя он, конечно, и не разглядывал его особо… Думать о том, что его друг тайно рассматривает чужие мужские задницы и, возможно, даже его, Черного, представляет в своих гомосяцких фантазиях, было противно. Тем более, что ну никак не укладывались Макс и пидор в одном человеке. Черный охотнее поверил бы в то, что его бабка лесбиянка и по вечерам с соседкой Верой Захаровной предается страсти под аккомпанемент сериала по второму каналу. Не похож был Макс на педика. Губ он не помадил, не говорил, манерно растягивая гласные, и в женской одежде замечен не был.

Батька бы на месте Черного долго размышлять не стал, навешал бы пиздюлей такому товарищу, ещё б и плюнул в него и стал бы стороной обходить, но Черный, как бы батю ни уважал, умудрился каким-то образом отрастить себе критическое мышление. С плеча рубить не стал, спокойно подошел к Максу, правда, руки ему не подал и поинтересовался, как так получилось, что был нормальный пацан, да весь вышел, на голубую дорожку вдруг ступил. Макс пожал плечами и сказал, что он, вообще-то, всегда такой был и к девочкам его никогда не тянуло. И что если Черный его ещё раз педиком обзовет, он ему нос о свой кулак сломает, потому что то, что он гей, вовсе не означает, что он не мужик.

— Да ты боевой пидорас какой-то получаешься, — не подумав, ляпнул Черный.

Макс только рассмеялся, а потом ещё и захихикал мерзко, когда Черный подозрительно осведомился, не дрочит ли Макс на их с пацанами задницы.

— Да вы в зеркало-то на себя смотрели? Вы ж стрёмные!

Впервые такая уничижительная характеристика собственной внешности принесла Черному радость.

С Максом он с тех пор дружил издалека, осторожно. Претензий ему не предъявлял, здоровался при встрече, бутылку пивка мог пропустить, но наедине с ним никогда не оставался. В общем-то, как с удивлением потом осознал Черный, Макс с момента своего признания нисколечко не изменился и был все тем же пацаном, с которым Черный когда-то подружился. Макс одиннадцать классов закончил, умудрился поступить в университет, единственный из их компании, и даже не вылетел после первого курса. Так у Черного весь мир разделился на нормальных пацанов, ненормальных педиков и Макса, который был чем-то средним между двумя этими понятиями.