Гопак для президента (Аполитичный детектив) - Легат Алекс - Страница 71

— Наслышан, наслышан о твоих успехах, — сказал он. — Молодчина. Скоро совсем большим боссом станешь. Самым большим. Небось, сразу и забудешь старых друзей, а?

— Ты со мной не вчера познакомился, — пробурчал польщенный Федор Иванович. — Я старых друзей не забываю. Слыхал, я закон принять хочу, чтобы капиталы теневые амнистировать? Вот то-то, а ты говоришь — друзей забуду…

Меж тем грек-хозяин принес на огромном подносе узкую бутылку темного стекла и груду тарелок со всякой мясной всячиной и крупно нарезанными овощами, присыпанными сыром.

— Анисовая водка, — пояснил Миша, наполняя маленькие стаканчики. — Я ее зову «узовка». Ну, давай, за встречу.

Выпив и закусив, он откинулся на спинку стула, закурил и спросил:

— Ну, рассказывай, зачем позвал. Что-то не верится, что просто водки выпить захотелось. У тебя ж два завода это добро гонят. Или уже три?

Федор Иванович уперся локтями в стол, подался вперед, навалившись грудью на стол.

— Тема вот какая, — сказал он. — Непонятки с моими хлопцами в Штатах творятся. Заслал я туда Явно, ты его знаешь… Чтобы он там одно мое поручение выполнил да присмотрелся, как нам в Штатах плотнее зацепиться…

— Правильный вариант, — одобрительно проговорил Миша.

— Правильный-то он правильный, — досадливо кивнул Чивокун. — Только положила сволочь одна и старика Явно и четверых пацанов моих… всех. Будто мор на них какой напал…

Миша Радзиевич даже замер, не донеся до рта кусок аппетитной брынзы.

— Ну ни хрена себе?! — выдохнул он. — Это кто же расстарался?!

— Так вот, разобраться надо бы и подчистить кое-что, — покачал головой Федор Иванович. — Там у меня человечек сидит давненько… Васька Могилевский, еще с первой ходки кореш, поможет сориентироваться. Он теперь американский гражданин — Алекс Хачило…

— Погоняло? — поинтересовался Радзиевич.

— He-а… Фамилия такая… — ухмыльнулся Чивокун. — Стрелки вроде бы сходятся на журналюге одном — тоже из наших бывших… Но, если честно, сдается мне — это все фуфло. Не первый год с Явно знаком, не мог он так подставиться, чтобы фраер его сработал запросто…

Миша Радзиевич задумчиво кивнул:

— Понял. Нет проблем, Иваныч, подключимся.

— Не сомневался, — выпивая налитый им стаканчик водки, сказал Чивокун. — Еще одна тема есть. Помнишь Пика? Ну, Петька Казаренко, помнишь? Откинулся с американского кичмана, поц очкастый.

— Ага… Видел как-то в новостях…

— Так эта сволочь решила на меня компромат накопать и в дело пустить, а мне сейчас это ну никак не и масть.

— Разберемся…

Роман Толоконников, прижимая трубку плечом к уху, перебирал на своем рабочем столе груду разношерстных газет и журналов. Наконец нашел нужное издание и с легкой насмешкой в голосе поинтересовался:

— Признавайтесь, кто сделал себе кесарево сечение, чтобы разродиться этой жемчужиной пиара? Кто тот демиург, что скрывается от заслуженной славы под именем Александр Слюсенко?

В трубке засопели, но ответа не последовало, и не любивший говорить в пустоту Роман поторопил чуть раздраженным тоном:

— Ну? Я долго ждать буду? Не забывайте, что мои междугородние разговоры оплачиваются из средств вашего работодателя.

— Я… — послышалось негромкое признание.

— Кто «я»? Или мне положено по голосу узнавать украинских акул пера, творцов имиджа и вершителей судеб? — уже не скрывая раздражения, переспросил Роман и был вознагражден лаконичным ответом.

— Семен Николаенко.

Толоконников знал, что в отделе по связям с прессой киевского избирательного штаба его голос по громкой связи слышат все сотрудники, но сдерживать себя не собирался. Или сразу заставить их делать как надо, или можно на кампании ставить большой жирный крест, что его никак не устраивало, учитывая сумму гонорара и профессиональную репутацию. Роман просматривал статью в одной из центральных украинских газет и не знал, то ли ему плакать, то ли смеяться.

— Очень хорошо, Семен Николаенко, — похвалил Роман. — Откройте мне страшную тайну, сколько вам лет и какое у вас образование.

В Киеве молчали и сопели.

Роман взял со стола стакан и ждал, прихлебывая чай, заваренный с листьями и зернами лимонника. Пить лимонник ему посоветовал врач для поднятия тонуса и восстановления деликатных мужских качеств, ослабление которых в последнее время очень волновало Романа. Другими рекомендациями врача были: сон не менее восьми часов в день и отказ от курения и алкоголя, что было практически невыполнимо. Зато кисловатый напиток он полюбил сразу, заваривал его в термосе и прихлебывал в течение всего дня.

— Семен, я жду, — напомнил о себе Толоконников. — Вы не на допросе в гестапо, а я не выпытываю секрет приготовления сала с прослойками… От сообщения анкетных данных еще никто не умирал.

Собеседник «раскололся»:

— Двадцать шесть лет. Окончил Национальный институт культуры по специальности «рекламные технологии».

Не видя этого парня, но очень хорошо представляя, как тот с обиженным видом постукивает недешевым ботинком по ножке стола, Роман дружелюбно произнес:

— Хорошо, Семен. Я прочту лучшие места твоего опуса, а ты послушай. — Он нашел нужное место и, подражая голосу, который обычно слышится за кадром в слезобойных мемуарных передачах, прочел: «Он участвовал во всех начинаниях класса, занимался в различных кружках, в хоре пел, плакаты рисовал, но самое замечательное — уже в столь раннем возрасте умел привлечь к себе детей. Его избрали председателем совета отряда. Федя, как бы сказали сегодня мы, взрослые, координировал работу октябрятских звездочек, позже — пионерских отрядов…» Это ты написал?

Семен Николаенко отозвался почти сразу:

— Ну я…

— И какую цель «ну ты» преследовал этим текстом? — спросил Роман, вновь ощущая поднимающуюся волну раздражения.

— Ну как… — слегка растерянно сказали в Киеве. — В соответствии с техническим заданием: создать привлекательный образ кандидата в президенты, подчеркнуть наличие у него лидерских качеств, проявившихся еще в раннем детстве.

— Очень хорошо, — произнес Толоконников, но уловить в его голосе похвалу было очень сложно. — А какой ты выбрал прием?

Семен быстро пояснил:

— Интервью с первой учительницей, школьным сторожем, родителями учеников и учениками. Воспоминания тех, кто его знал в детстве, помнит до сих пор и гордится. А что? Федору Ивановичу понравилось…

— Не сомневаюсь, — саркастически усмехнулся Роман. — Открою тебе, Семен, страшную тайну: Федор Иванович платит нам не за публикации понравившихся ему текстов, а за то, чтобы мы заставили проголосовать за него в первом туре как можно большее число избирателей. Для кого-то он Федор Иванович, а для нас — товар, колбаса, которую мы должны продать максимально большому количеству покупателей, и никак иначе. Любая другая точка зрения непрофессиональна. Согласен?

Однако у его собеседника была иная точка зрения.

— Ну-у… а чего? — с обидой произнес он. — Газета же выходит тиражом шестьдесят пять тысяч…

— И сколько стоит? — перебил его Толоконников.

Семен отчеканил:

— Семьдесят копеек, а пятничная «толстушка» — гривну.

— Сколько ты заплатил в редакции за размещение материала? — спросил Роман и, выслушав ответ, мысленно присвистнул. У киевских редакций аппетиты, конечно, поскромнее, чем у московских или питерских, но тоже… Весьма недурные запросы… весьма.

Роман прихлебнул чая, сказал:

— Семен, в свои двадцать шесть лет ты совершенно безошибочно и с дивной точностью возродил лексику и стиль газеты «Пионерская правда» двадцатипятилетней давности. Это тогда могли написать, что «в пионерском отряде Ваню Сидорова друзья уважительно называли Иван Иваныч, потому что в грозу он спас из горящего амбара колхозную гордость — быка-производителя по кличке Самсон, а когда бык заболел от переживаний, Ваня выручил родной колхоз еще раз и сам покрыл все стадо».

В трубке хрюкнули.