Гопак для президента (Аполитичный детектив) - Легат Алекс - Страница 19

Кучук вдруг не то хрюкнул, не то всхлипнул:

— Сынок! А у тебя ж носок-то дырявый!

Петр Сергеевич глянул вниз. В самом деле, правый носок порвался, и из дырки по-сиротски выглядывал ноготь большого пальца.

Потом была сумасшедшая гонка по ночному Киеву. Моросил дождь. На скользких поворотах «мерседес» заносило, колеса визжали, но Семен Черник был спокоен и не давал машине потерять дорогу. Редкие посты дорожной инспекции они проскакивали, не сбавляя скорости. Их взялась было преследовать патрульная машина, но, разглядев правительственные номера, развернулась посреди дороги и рванула в обратную сторону.

Черник сквозь зубы усмехнулся:

— Ученые… козлы.

Номера на машине были копией номеров Чивокуна. Сам «мерседес» — тоже. Об этой шутке на прощание позаботился Семен Черник, большой юморист, как все бывшие гэбисты.

Уже почти на выезде из города, на Харьковском жилмассиве с тротуара под колеса вдруг ни с того ни с сего шагнула девушка, пьяная или обкуренная. Петр Сергеевич успел лишь заметить белое пятно лица с провалом раскрывшегося в крике рта и ужас в глазах. В следующее мгновение раздался глухой удар, девушка перелетела через капот и, спустя мгновение, осталась далеко позади, бесформенная сломанная кукла на мокром тротуаре.

— Гони! — Петр Сергеевич вцепился в лежавший на коленях портфель, единственный свой багаж.

— Гоню, Петр Сергеевич, — спокойно отозвался Черник, у которого и мысли не мелькнуло остановиться. — Гоню. — Он вдруг фыркнул — Фокус с номерами продолжает удаваться.

— Что?

— Мы номер потеряли, — пояснил Черник. — На дороге рядом с девкой валяется.

Петр Сергеевич истерично захохотал, взвизгивая и всхлипывая так, что в конце концов заболели скулы. Он вдруг совершенно отчетливо понял, что все у него получится, все сложится, как задумано.

Спустя четыре часа маленькая «сесна» доставила его в Польшу, а дырявые носки он сменил вечером следующего дня в квартире с видом на Женевское озеро.

События последних дней как-то очень быстро подернулись дымкой нереальности. Пугающе реальной и пронзительно четкой оставалась оцепеневшая перед бампером фигура с нелепо взметнувшимися руками и застывшим в глазах ужасом и глухой удар. Просыпаясь задолго до рассвета, Петр Сергеевич в темноте хихикал, представляя, как обрадуется Ляшенко, когда ему доложат, что машина Чивокуна сбила какую-то проститутку и не остановилась. Потом на ощупь находил стоящую около постели бутылку, делал несколько глотков и снова проваливался в беспокойный сон.

Неделю, проведенную в своей женевской квартире, Петр Сергеевич беспробудно пил. Вынырнув как-то раз из пьяного забытья, он понял, зачем просил о встрече президент и почему не сообщил никому о его укрытии. Кучук, в советское время ученый-ракетчик, специалист по баллистике, просчитал траекторию своего полета на пять лет вперед и ясно понимал, что в конце второго президентского срока перед ним опять встанет проблема спасения своей шкуры. А помочь в этом сможет только он, Казаренко. Живой. Что-что, а считать простоватый на вид старик умел, удивив как-то Петра Сергеевича, с точностью до миллиона просчитав, сколько они смогут «поднять» от введения национальной валюты. Они «подняли» и положили в карман по миллиарду зеленых. Это был не первый их миллиард. Петр Сергеевич тогда пошутил, что, если с такой же точностью попадали в цель сделанные Кучуком ракеты, Советскому Союзу в самом деле не страшен был никакой враг.

А на Украине шаг за шагом шел процесс «обдерьмения» бывшего премьера. Указ об отставке с поста премьер-министра, через три дня — лишение депутатской неприкосновенности, еще через два дня — возбуждение уголовного дела. Дней через пять они обнаружат, что он не на лечении в Греции, как было заявлено, а тут, в Швейцарии, и потребуют его ареста и выдачи. Они дознались через четыре дня, но Петр Сергеевич уже вылетел в Штаты с туристической визой в украинском паспорте и в нью-йоркском аэропорту попросил политического убежища.

Как и предполагалось, вместо предоставления политического убежища его арестовали и предъявили обвинение в отмывании денег, коррупции и мошенничестве на общую сумму около трехсот миллионов. Бывшего премьера обвиняли по 53 статьям. По американским законам в совокупности ему грозило провести за решеткой не меньше сотни лет. Но в том-то и прелесть звездно-полосатой Фемиды, что, сначала широко размахнувшись, она потом приподнимает повязку на глазах, чтобы разглядеть, кто перед ней, подмигивает и с удовольствием начинает торговаться.

За пять лет, проведенных в тюрьме, Петр Сергеевич сильно испугался только один раз: 11 сентября, в день терактов в Нью-Йорке. В течение нескольких дней он был уверен, что вот-вот все сойдут с ума и так некстати начавшаяся мировая война поставит жирный крест на его планах. Но все обошлось. Буш побряцал оружием и подписал новый закон, по которому отмывание денег могло инкриминироваться иностранцам в США как уголовное преступление только в том случае, если деньги были получены путем торговли наркотиками или вымогательством, но отнюдь не взяточничеством.

С наркотиками Петр Сергеевич никогда не связывался, предпочитая им более эффективные финансовые схемы.

— О чем вы задумались? — поинтересовался сенатор Дженкинс.

Казаренко вздрогнул, возвращаясь к реальности, тряхнул головой, отгоняя воспоминания, и с улыбкой ответил:

— О вреде международного терроризма… — взглянул на сенатора и предложил — Выпьете что-нибудь?

— Пусть меня депортируют, если я хоть что-нибудь понимаю. — Олег мерил шагами гостиную в квартире Дениса, мелкими глотками прихлебывая виски.

— Не надейся, — вяло возразил Гребски. Не открывая глаз, отставил свой стакан со спиртным, которое должно было принести временное успокоение, но не приносило.

Он осторожно потрогал тупо пульсирующую шишку на макушке. После душа, стакана бурбона, чашки крепкого кофе и сигары боль ушла, но ощущение нереальности происходящего не исчезало. Очень хотелось, чтобы все случившееся не имело к нему ни малейшего отношения и размеренная жизнь преуспевающего журналиста вернулась в свое русло, чтобы все было как прежде… И Татьяна была бы рядом, и Заинька была бы жива… Но так бывает только во сне, в жизни все проще и жестче, и кошмар нельзя оставить где-то там, в дремотной глубине.

— Голова болит? — заметив его движение, посочувствовал Олег.

— Уже меньше, практически нет.

— Это ты, наверное, об пол или стену ударился, когда старуха тебя вырубила, — пояснил опер. — Сука старая…

Может, и так, но это ничего не проясняло. Ни его временного пленения, ни совершенно идиотской беседы, ни абсурдных условий теперь уже покойного вора в законе Явно.

Гребски открыл глаза:

— Так ты не видел, кто стрелял?

Олег обреченно вздохнул, опорожнил стакан, вытряхнул оставшиеся капли в рот:

— Повторяю для стукнутых головой… Не видел я! Не было никого рядом, я же все проверил, когда устраивался наблюдать! Там и спрятаться-то некуда…

Денис кивнул. Некуда там спрятаться.

После расстрела вора и его подручных, ожидая очередных бесшумных выстрелов, он выскочил в открытое окно, перекувырнулся, перекатился под куст чего-то колючего, распластался, вжав лицо в траву. И вскоре был окликнут Олегом, почти невидимым в темноте, но вполне узнаваемым. Прильнув к влажной от ночной росы траве, Денис лежал какое-то время, пока Олег озадаченно не спросил:

— Чего лежим?

— Стреляли, — отозвался Гребски. Вспомнил эту знаменитую фразу из фильма, которую произносил Саид в исполнении Спартака Мишулина, и закатился приглушенным истерическим смехом.

— Ты чего? — опешил Олег. — Крыша поехала?

Давясь от конвульсивного смеха, Гребски бессильно махнул рукой в сторону окна, из которого совсем недавно выпрыгнул:

— Посмотри… у тебя тоже поедет…

Недоуменно косясь на него, Куприянов осторожно приблизился к окну, заглянул внутрь. Присвистнул изумленно, уважительно посмотрел на приятеля.