Противоречия любви (СИ) - "Ка Lip" - Страница 34

Все это время Мирчи старался не думать о своей дочери. Она для него умерла, умерла так же, как и Лиля Серебряная, с ее божественным голосом и любовью, которая оказалась ложью. То, что дочь пошла в мать, он и не удивлялся. Лживая шлюха — яблоко от яблони недалеко падет. Он видел попытки Дары заговорить с ним, только видя ее, он вспоминал Лилю. Как же Дара была похожа на свою мать. И тогда в его душе все переворачивалось. Он помнил, как много лет назад Лиля так же пыталась поговорить, но он не хотел слушать, и тогда она сбежала. Он остался с дочкой, плодом их любви, а она ушла, оставив в его душе боль, которая даже с годами не утихла. И сейчас он понимал, что должен избавиться от Дары. Таких раньше убивали, а сейчас нужно было сосватать ее вдовцу, причем в самый дальний табор, в Сибирь или во Владивосток, и забыть о ней. Но он не мог. Как только думал о том, что Дара навсегда покинет его дом — сердце болезненно сжималось, и Мирчи откладывал это событие. Хотя и понимал, что вечно так продолжаться не может. Да и Роза пилила его позором Дары, который был позором его семьи, и Мирчи понимал свою жену. Хорошо, что Ясмину выдали замуж за Янко, но на выданье еще две дочки. И их сын, которому тоже нужно найти невесту. В этой жизни Дара была лишняя, она перечеркивала своим поступком жизни других. Да только не мог Чечар, смотря в глаза Дары, глаза олененка, в глаза его Лили, сказать, что выгоняет ее из своего дома навсегда.

Вымыв волосы, Дара пыталась расчесать спутавшиеся кудри огрызком расчески, который милостиво кинула ей в комнату Ясмин. Даре приходилось мыться поздно ночью, чтобы не занимать ванную комнату. Там же она стирала и несла мокрые вещи к себе. После всего этого на сон оставалось совсем мало времени, ведь доить коз нужно рано утром. Смотря на часы, Дара осознавала, что уже глубокая ночь. Она посмотрела на тарелку с едой. Сегодня она не успела поужинать. Теперь еду ей давала мачеха, иногда забывая о ней. А когда вспоминала, то на тарелке лежали неприглядные куски того, что давно приготовили и не доели. И есть все это Дара могла только в своей комнате. Сидеть за общим столом с женщинами она теперь не имела права. Из содержимого тарелки, даже будучи голодной, Дара выбирала то, что считала пригодным для еды, а остальное уносила курам. Они склевывали все. Чувство голода постоянно преследовало ее, но она уже привыкла к этому. Это было не самым страшным в ее жизни.

Утром, встав по звонку будильника, Дара начала свой бесконечный день.

После обеда, стоя у раковины и очищая сковородку от нагара, она услышала голос Розы:

— Завтра вечером поедешь плясать перед гостями. Вот это наденешь. В пять за тобой машина приедет.

Дара обернулась и застыла, смотря на массивную фигуру мамы Розы.

— Что глаза свои бесстыжие вылупила? Ты все поняла, что я тебе сказала? Петь и плясать будешь, хоть какая-то от тебя польза будет, а то только даром хлеб ешь.

Бросив еще один ненавидящий взгляд на падчерицу, Роза вышла из кухни. В душе у нее все кипело оттого, что Мирчи заставил ее принести эти вещи Даре. И вообще ее бесило то, что Мирчи согласился отпустить Дару петь и плясать перед гостями. Но перечить мужу она не стала. Хотя и попыталась, да только Мирчи сказал, что богатый человек хочет на свой день рождения цыганку, и именно ту, которая в "Мятном рисе" отплясывала. И Роза понимала, что речь о Даре. Еще Мирчи сказал, что за выступление Дары платят хорошие деньги, очень хорошие. Это еще сильнее взбесило Розу. Ее любимая Ясмин и плясать, и петь может получше Дары, да только за Ясмин деньги не платили, а за эту платят. Роза пыталась возразить, но Мирчи стукнул кулаком по столу, и Роза решила, что лучше промолчать. Хотя потом, обдумав все, она пришла к выводу, что это к лучшему. Распутная девка пусть пляшет перед гостями, да и деньги в их семье нелишние, вот пусть она их и приносит.

Подобрав одежду с пола, Дара прижала ее к себе. Когда Роза вышла из кухни, она положила все, что держала, на стул и стала рассматривать. Красивая цветастая юбка с оборками, яркая кофта с широкими рукавами и платок, развязав который, она увидела серьги, множество браслетов и бус. Одежа была красивая и именно такая, какой должна быть для выступления. То, что ее, даже не спросив, отправляют выступать, Дару не смутило. Она не имеет своего мнения и не распоряжается собой. Ей стало пронзительно больно, но постепенно боль прошла, сменившись осознанием того, что завтра она сможет петь и танцевать. Она так любила петь и выступать перед людьми. Это была ее жизнь, то, что ей нравится. Наверное, там, наверху, смилостивились над ней, раз позволяют такое. Об этом она и не мечтала. Вот как все странно бывает. Вроде твоя жизнь печальна и безысходна — и вдруг случается то, что оживляет тебя, возрождает и дает силы жить.

Приглашение от Савелия на день рождения почему-то вызывало у Ковало такую бурю эмоциональных высказываний, что Гер пришел в бешенство. Он не мог понять Ковало, да и не хотел его слушать. Он вообще давно уже ничего не хотел. Почему обычный визит вежливости вызывал в Ковало столько протеста. Гер не знал? Хотя понимал, что Ковало отвечает за его безопасность. Но он сам не дурак и не считает ворон. Ему тоже показалось странным, что свое пятидесятитрехлетие Савелий отмечает в никому неизвестном ресторане в Подмосковье, на берегу Москва-реки. Раньше все свои дни рождения Савелий отмечал у себя в поместье, но, наверное, захотел чего-то новенького. Почему бы и нет? Вот Гер и объяснял это Ковало, который не хотел его слушать и твердил, что туда не нужно ехать.

— Хорошо, я лишь поздравлю его и уеду, — Гер устал от этого разговора и готов был пойти на компромисс. — Тебя это устроит?

— Давай поконкретнее. Ты приедешь туда, в сопровождении меня и охраны подойдешь к Савелию, поздравишь его, и мы сразу уезжаем. Все так?

— Да, все так. Поздравлю, и мы сразу уезжаем.

Геру и самому не нравилось это приглашение. Странное чувство в душе заставляло его насторожиться всему происходящему, но совсем не приехать он не мог.

— Гер, только обещай мне, что все будет так, как мы распланировали.

Ковало чувствовал подвох во всем этом. Но как это можно объяснить Полонскому? Чутьем? Предчувствием беды? Только в рациональном мире нет понятия "предчувствие", и поэтому словесная битва с Гером затянулась и измотала их обоих.

— Да. Я обещаю, — устало ответил Гер, беря пиджак и выходя из своего кабинета.

Предчувствие нехорошего закралось и в него. Он доверял инстинктам, и они говорили, что это ловушка. Но Савелий, он его столько знает… хотя в бизнесе все может быть.

Гер не хотел плохо думать о Савелии, и вообще эти предчувствия сильно выматывали его. Поэтому он согласился на все, что говорил Ковало, так как хотел завершить этот разговор.

Подметая проход конюшни, Дара думала о предстоящем празднике, где она должна выступать. Осознание того, что она опять сможет петь и плясать, затмило все ее невзгоды и печали. Дара понимала сейчас, как она скучала по своей жизни, где могла выступать. Потеряв эту возможность, она осознала, что песня и танец — это и есть смысл ее жизни. Она готова дарить всю себя людям в своем танце, изливать душу в песне. Дара знала, чего она хочет больше всего в жизни — иметь возможность выступать. Она так хотела кочевать с табором, приезжая каждый раз на новое место, плясать и петь. Это ее жизнь, это свобода; то, чего она хочет и о чем мечтает. Девушка тяжело вздохнула, возвращаясь в грустную действительность.

Оглянувшись и видя, что сейчас в конюшне никого нет, она подошла к решетке денника. Конь, который все это время ел сено, поднял голову. Дара потянула большую железную дверь в сторону, и та приоткрылась. Она проскользнула внутрь. Из кармана юбки девушка достала несколько сухариков и протянула их на ладошке коню. Вороной жеребец втянул ноздрями воздух и аккуратно взял эти кусочки с ее ладошки. Дара погладила его морду, пока он неспешно разжевывал вкусные сухарики.