Римская рулетка - Ярвет Петр - Страница 49
- Предыдущая
- 49/77
- Следующая
– Это Рим! – заорал Лулла за занавеской. – Здесь были рабы, есть рабы и будут рабы. Чего тебе не хватает? Свободы? Денег? Кормлю я тебя плохо? Иди поищи, кто тебя получше накормит!
– Нет, я не могу поверить, – проговорил Фагорий медленно. – Энергия соударения, если учесть сопротивление поврежденного материала, колоссальна. И если постулировать, что повреждения нанесены вот этим, то скорость его должна быть не менее четырехсот локтей в секунду.
– А это теоретически невозможно? – невозмутимо уточнил Делл. – Ты, как ученый, утверждаешь, что нельзя развить такую скорость?
– Вовсе нет, клянусь Юпитером Статором, – позволил себе покровительственно улыбнуться Фагорий, – дай мне нужную точку опоры, Внутринний, и я переверну даже земную твердь. Но устройство, которое смогло бы придать, скажем, арбалетной стреле такую скорость посредством блоков и рычагов, было бы колоссальным, не арбалет, а целая осадная башня, скажем так.
Тут беседу пришлось прервать. Ничего не стало слышно из-за крика диктатора:
– Что значит неравноправие? У нас нормально относятся к рабам, Плющ, просто не надо припираться ко мне посредине рабочего дня, да еще истерики закатывать!
Лулла вышел очень сердитый и сразу спросил:
– Ну?
– Богоподобный! – начал Фагорий, но Лулла, как оказалось, обращался не к нему.
– Мы остановились на фразе, – закидывая одну длинную ногу на другую, для чего потребовалось подобрать тогу, сказал советник. – «В то время как внешние враги продолжают угрожать безопасности государства, а наглые мятежники, окопавшиеся на Везувии под предводительством безымянного самозванца…»
– Вот именно! – воскликнул Фагорий. – С тем як тебе и пришел…
Лулла повернулся к гению, сейчас особенно напоминая разозленного кабана:
– Я потом послушаю про раковины для стока мочи, которыми ты вознамерился украсить веселый дом, где моих личных посланцев смешивают с грязью. А сейчас позволь мне дописать важный государственный документ, касающийся мятежа…
– Но почему безымянный-то?! – не сдавался ученый. – Почему так упорно вы именуете вождя восставших рабов безымянным?
– Да потому что он себя не назвал! – заорал Лулла. – Если верить ланистам, совсем дикий был, только рычал-рычал, а потом, глядь – уже вождь. Мы сперва и впрямь грешили на Эномая, по голове стукнутого, но потом собрали сведения…
– Не стоят ничего ваши сведения! – с торжеством, в котором сквозило злорадство карфагенянина, плененного двадцать лет назад, изрек Фагорий. – Потому что сейчас уже даже уличные гадалки знают его имя. Я собственными ушами слышал только что: на Везувии находится Спартак!
Совокупляющиеся леопарды сияли в узорчатых перилах, начищенные мелом. Между ними от одного леопардьего хвоста к другому была протянута яркая лента из личных запасов богача Феодора. В портике толпились жаждущие неведомых удовольствий горожане: от маститых старцев до безбородых юношей, переводящих дыхание в нерешительности и поминутно оглядывающихся – не дать ли деру из этого гнезда порока. Но удирать было некуда, сзади теснились плечом к плечу достойные мужи и отцы города.
По другую сторону ленточки стояли трое. Слева – сохраняющий скорбно-значительное выражение на лице Святослав Хромин с толстыми стопками загадочно поблескивающих игровых фишек в руках. О фишках вспомнили в последний момент, их пришлось вырезать из листового серебра и выпилить из перламутровых раковин в последнюю ночь, но Андрей настаивал, что потенциальным клиентам надо сразу же наглядно показать товар лицом. Это будет маркетологически грамотно.
«Маркетологически!» – усмехался Хромин-старший, сожалея, что в тоге нет карманов. С правой стороны лестницы стоял сам Андрей Теменев, весь в малиновом, с большими ножницами в руках. Это были самые маленькие, нашедшиеся в мастерских римских портных, но для перерезания торжественной ленточки перед входом они все равно смотрелись устрашающе.
В центре стояла Айшат, одетая в деловой костюм, каблуки на шпильках и с большим желтым бантом в волосах – Феодор принес две ленты, а на лестницу повесили только одну – не пропадать же добру. С точки зрения Хромина троица напоминала двух унылых дядь, приведших в школу разбитную первоклассницу, Андрей же вспоминал крокодила, Чебурашку и пластмассовую куклу Галю на открытии Дома дружбы.
– Друзья! – тоненьким голоском, каким обычно маленькие девочки говорят в хриплый микрофон на сентябрьской линейке: «Мой просторный светлый класс, ты опять встречаешь нас», начала Айшат. – Что наша жизнь? Игра!
Интеллектуалы, которых в надежде узнать, что же такое настоящие развлечения, набилось в портик немало, одобрительно зашумели и тут же вступили в дискуссии, образуя кружки. Одни утверждали, что высказывание восходит к сентенции Платона «Весь мир – театр», другие настаивали, что это видоизмененное учение Эпикура.
– Тихо! Внимание! – рявкнул Андрей.
Стало тихо, только ползал по ступеням Хромин, Подбирая рассыпавшиеся фишки.
– Так давайте играть! – не смущаясь, продолжала Айшат. – Это не важно, стар ты или млад, мужчина или женщина, какого цвета твоя кожа, жили в этом Городе пять поколений твоих предков или ты вчера приехал на местный вокзал. – («Вот этого не надо бы, – подумал Андрей, услышав двусмысленные смешки присутствующих плебеев и зубовный скрежет патрициев, – а впрочем, фигня, с пивом потянет»). – Если любовь лучше войны, то игра и неизвестность – улыбнется ли судьба или отвернется бесстрастно – в любом случае лучше предопределенности фатума. Итак, как сказал ваш великий поэт Жан Богдасаров…
– Где ты таких поэтов откапываешь? – не утерпев, изумился Теменев вполголоса.
Почему карты? – зашипел, поднимаясь с четверенек, Хромин. – Какие еще карты? Тут еще Таро не изобрели, а ты про карты…
– Бросьте кости на грязный стол… – с еще более лучезарной улыбкой начала Айшат.
Андрей вспомнил анекдот времен хрущевской оттепели про старушку, поразившую милиционера вопросом: «Как кинуть кости с Бороды на Лысину», что означало на хипповском жаргоне всего лишь, как пройти с проспекта Маркса на улицу Ленина. Но, поглядев на и без того отвисшие челюсти над ремнями классических подшлемников, решил не добивать аудиторию.
Быстрыми взмахами ножниц Теменев разрезал ленточку и вручил один лоскут седобородому Сальварию, прославившемуся обороной некоего утеса на Адриатике, имевшей место лет сорок назад, а другой – безусому Квинту Сексту Септу Принтринию, не успевшему прославиться еще ничем, кроме пропусков занятий по риторике по причине юношеского похмелья. Затем, подхватив этих достойных граждан под локотки, лейтенант ФСБ повел их вверх по игривой лесенке. Айшат, шатаясь на непривычно высоких каблуках, выступала впереди, читая вслух драму «Маскарад» Лермонтова. Следом поднималась по ступеням, гремя перевязями и шурша тогами, звеня кошельками и колыхая перья, элита Вечного города: сплошь мужчины.
– Правила поведения, – скучным административным голосом вещал Андрей, уповая на акустику помещения, – очень просты: на пол не плевать, мечами находящихся в комнате не пронзать, с завтрашнего дня оружие оставляем внизу в портике, сегодня ладно уж, ради праздника. Кто сказал «стибрят»? Там будут хитроумно сконструированные достославным Фагорием железные ящики. Кроме того, не надо подговаривать знакомых стрелять из лука через окна игрового зала. Окон там нет, а нарушающих правила будем удалять. Кто нахамит крупье, получит в морду. Что такое крупье? А вот эта девушка – моя сводная внучатая сестра и племянница нашего дорогого хозяина. Не гетера, обращаю внимание. И вообще, никакой галереи для женщин тут нет и не будет. Будем устраивать специальные женские дни для ваших уважаемых матрон. Я не понимаю, кто-то недоволен? Недовольные лица обоего пола будут выполнять общественно-полезную работу, на выбор: уборка территории или стриптиз. Что это такое? А вот задавайте побольше вопросов, быстро узнаете, что такое стриптиз.
- Предыдущая
- 49/77
- Следующая
