Римская рулетка - Ярвет Петр - Страница 47
- Предыдущая
- 47/77
- Следующая
Саня уже не удивлялся. Он со все большим рвением пересказывал этому горбоносому торговцу петухами факты из своего прошлого, поражаясь тому, как этот пожилой римлянин неопределенной национальности угадывает тончайшие подробности жизни подростка с Ленинского проспекта. Феодор чуть ли не дословно пересказал ему, какими словами должен был ругаться его полупьяный папаша, стаскивая с себя для порки дерматиновый ремень производства фабрики им. Бебеля. А также в каких именно выражениях истеричная математичка предсказывала Сане колонию строжайшего режима для малолетних преступников. На отвешивание челюсти собеседника Феодор реагировал кратко, но решительно:
– Ни о чем не спрашиваю. Просто делюсь соображениями. Жизненный опыт подсказывает, что все в этом мире одинаково, независимо оттого, откуда ты прибыл в наш священный город, под благословенное око божественного Луллы.
Последнюю фразу транспортируемый в носилках богач произносил особенно громко и отчетливо. На передке паланкина располагалась небольшая клетка с черным бойцовым петухом, чтобы не возникало вопросов, кого и куда несут, а любой стражник имел возможность, вместо того чтобы устраивать проверку документов, воскликнуть: «Вале, Феодор!»
«Там, в горной вышине национальной духовности, – начал цитату Феодор, – истинный герой приобщается к вечности, там он друг орла…»
«…орла – этого символа всякого начала. Там ему открывается его истинная цель, непреходящая власть», – наизусть продолжил Саня, прикрыв глаза и едва не потеряв нить беседы, поскольку носилки повернули вправо, а он чуть не зашагал через перекресток. – Это мы уже газету издавали! Продавали у метро! Не знаю, право, как тебе объяснить, Феодор, что такое газета и метро…
– Какая разница? – пожал плечами под шелковым покровом Феодор. – Орел-то в любом случае символ всякого начала… Это наш, римский, орел.
– Да, в общем-то, не совсем, – возразил было Саня, но осекся, видя, что они уже у самой меняльной лавки. По опыту он знал, что умеющий рассчитать рабочий день по минутам и даже терциям Феодор подгадал и длительность беседы и сейчас последует важный, требующий осмысления вывод. В прошлый раз, например, римский богач с легкой грустью завершил вечер воспоминаний суждением: «Сдается мне, Александр, что папа твой женился не вовремя и не на той, на ком хотел бы, да и не по доброй воле». Слова эти возмутили бы Сашу, если бы днем раньше Феодор не сообщил ему уже совершенно непреложный факт, что в юности его папаша, видите ли, мечтал работать поваром в ресторане «Метрополь», а вместо этого поехал по комсомольской путевке тянуть рельсы через тайгу «что бы ни значили эти диковинные слова». Отсюда и комплексы.
– Сдается мне, Александр, – сказал Феодор, спуская коротенькие ноги с носилок и ожидая, пока кимвры преклонят колени для удобства пассажира, – что твой вождь, учитель и старший товарищ Анатолий Белаш, он же Белый Магистр, немного подрабатывал, грешным делом, на ваши спецслужбы, как бы там, откуда ты прибыл (и о чем я тебя не спрашиваю), эти службы ни назывались.
– Спецслужбами, – оторопело проинформировал Саня, глядя, как богач Феодор вешает на носилки традиционную костяную табличку «Во время стоянка рабов разговорами не отвлекать» (совершенно формальную, ибо рабы, как настоящие пленные кимвры, были безъязыкими) и входит в лавку менялы. – Спецслужбами, – для уверенности повторил паренек, глядя в их безучастные глаза на смуглых лицах.
– Санек! – послышался откуда-то быстрый шепот. – Да Санек же, мать твою!
Поискав глазами знакомых в пестрой толпе, Саня обратил внимание на запыленную гадалку в разноцветном платке и бесформенном тряпье, сидящую прямо под ногами прохожих. Сбоку, сзади и сверху она выглядела, как все гадалки, загадочной в своей неаппетитности старухой, но зато, если заглянуть под платок, любой завсегдатай подземного перехода на проспекте Ветеранов, том самом, где собираются футбольные фанаты славного «Зенита», без труда узнал бы остронаправленный взгляд Алексея Илюхина.
– Ты? – удивился Саня. – Ты откуда?
– Я от Магистра, – по-деловому, как бы пресекая долгие расспросы, пояснил Илюхин. – Мы сейчас на Везувии, собираем наших по всей стране. Но ты пока к нам не ходи. Ты нам пока нужен здесь.
– Нужен? – вяло удивился Саня.
– О чем базар? Ты – молоток, круто устроился, я гляжу. Твой этот чего перед едой употребляет?
– Молоко, – с все меньшим энтузиазмом отвечал Саня.
– Понято. Завтра будет тебе настойка белладонны. Чего таращишься? Пришло время индивидуального террора, вчера Магистр говорил, вот тебя, жаль, не было. Встречи у нас как обычно, в полночь у Гнилого дуба, что на Сучьем болоте. Это вне городской черты, стража не суется, знаешь, наверное?
– Не знаю я Сучьего болота, – решительно ответил Саня голосом, каким обычно прерывают беседы.
Алексей не сразу понял:
– Ну, ты даешь, брат. Ты тогда сам выйди пораньше, людей поспрошай… Там ровно в полночь надо, порядок, дисциплина, сам понимаешь… Магистр позавчера…
– Вот какое дело… – косясь на кимвров и понижая голос, проговорил Саня, хотя еще ни одному государственному заговору не помешало обсуждение его подробностей на самой людной улице. Прохожие не вслушиваются в разговоры, прохожие испокон веку спешат по делам. – Тут дело такое, Леш… Я в полночь-то завтра не смогу, наверное…
– А чего такое? – удивился Илюхин, поправляя лезущий в глаза цветастый платок.
– Да работаю я… – поморщился Саня. – И вообще…
– По ночам работаешь? Сань, ты чего? Мотай ты с этой работы, пока не поздно. Чего ты там делаешь-то?
– Да я по персоналу, – пожал плечами Саня, – тренинги, инструктаж… – В общем-то, по расписанию, заведенному в резиденции Феодора, в полночь происходило кормление сторожевых псов, но рассказывать подробности Саня счел лишним.
– Попроси кого-нибудь подменить! – настаивал Алексей Илюхин. – Скажи, что день рождения. Нет, это хорошо, что ты вписался в ихнюю инфраструктуру, но Магистр, например, говорит, что покорность пролетария развращает эксплуататора…
– Да он много чего говорит… – отважился заметить Саня.
Илюхин зловеще замолк, и этим воспользовалась молодая крестьянка, обозвавшая его «бабушкой» и пожелавшая узнать ближайшее будущее. Посланец Белого Магистра изрисовал ей обе ладони углем, не переставая коситься на Саню, отошедшего к носилкам в очевидной надежде, что сейчас выйдет дядя Феодор, и они уедут. Но нет. Илюхин успел нагадать девушке венерическое заболевание в течение двух-трех месяцев и отпустить, громко плачущую, восвояси, после чего, неспешно метя подолом уличную пыль, приблизился к товарищу по молодежной экстремистской группировке.
– Это как же прикажешь тебя понимать? Может, ты и к нам на Везувий не хочешь?
– Да чего мне там, на Везувии… – с возможным присутствием духа отвечал Саня, отступая за носилки.
– Понятно, – медленно сказала гадалка, неотступно следуя за ним. – Купили тебя, да? Хочешь здесь на всем готовом отсидеться? А Магистр говорит, что этот городишко мы спалим не позже, чем через два месяца.
– Магистр говорил, – довольно-таки дерзко блеснул глазами Саня, прижимаясь спиной как к дереву, к бицепсу одного из кимвров, – что ниггеры – наши генетические враги!
– И чего? – не понял Илюхин.
– А сейчас там у вас на Везувии больше половины – эти самые ниггеры!
Илюхин остановился, будто налетел на стену, и Саня с удовлетворением припомнил утверждение Феодора: «Вовремя заданный вопрос останавливает даже носорога. Но лишь на секунду».
– Значит, так надо! – взревел Илюхин, простирая руку и становясь похожим скорее на пифию, чем на гадалку. – Значит – исторический момент диктует стратегическую необходимость временных союзов! «Разделяй и властвуй», слыхал? Вот тебя купили эти носатые римляне! А Магистр прикупил негров! Как в футболе.
– В футболе. – Саня почувствовал почву под ногами, и почва эта оказалась не чем иным, как очередным наставлением Феодора: «Если на тебя прет идеология, немедленно придумывай свою, и попроще». – В футболе негров покупает «Спартак», «мясные», москвичи. И если вы с Магистром теперь мясные москвичи, то мне с вами говорить не о чем! Я честный «зенитчик»!
- Предыдущая
- 47/77
- Следующая
