Возрождение Зверя. Любовь за гранью 12 (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena" - Страница 16

Тогда почему на нем стоит подпись Марианны, согласившейся на все, явно невыгодные для нашего ответвления клана условия? Ведь, как мой партнер, а я научился со временем принимать ее и в этом качестве, она не могла не знать о моем нежелании терять Асфентус. Однако, вот ее подпись, подпись Рино и Влада. И дата… в тот период, когда считали меня мертвым. Что это, Марианна? Тебе настолько были безразличны вопросы бизнеса в этот момент или все же мои приоритеты в этой сделке?

Но этот договор стал далеко не самой главной причиной головной боли, продолжавшей будто выкручивать с изнанки мозг.

"— Прочитай, Морт… А вот это… это уже приговор, вынесенный всем вам открытым текстом. Игры закончились… Мокану. Пора нести ответственность за свои преступления. Тебе хорошо видна подпись? Приглядись… "

Сукин сын продолжает вбивать в мое сознание гвозди, каждый из которых длиной с мою руку. Щедро делится другими "документами"…

Есть расы, которые не станут утруждать себя маранием бумаги. Точнее, есть всего лишь одна такая раса. Самая могущественная. Самая бескомпромиссная. Самая жестокая и в то же время самая безразличная ко всем. Мы звали их Высшие. И о них знали также только избранные. Всем остальным бессмертным рисовалась структура нашей Вселенной во главе с Нейтралитетом. Вот только то, что члены последнего дрожали от страха при мысли о Высших, было самой большой тайной высшего и нижних миров. Я не знаю, откуда это всплыло в памяти. Не с помощью Курда, точно. Я думал именно о них, продолжая разглядывать языки пламени, жадно облизывающие поленья. Просто появилось в голове, как и с десяток других, более ранних воспоминаний. Так вот, значит, кому на самом деле служили нейтралы. Вот, значит, для кого баланс между расами был настолько важен. Те, кто приложил руку к созданию каждой из них.

Тщедушная фигура невысокого роста, закутанная в длинную, до самого пола, мантию, прикрывающую плечи и руки, затянутые в перчатки. Ни сантиметра открытой кожи. Воротник, плотно облегающий тонкую шею, и капюшон, надвинутый настолько низко на лоб, что невозможно различить черты лица говорившего. Хотя… Дьявол, я даже не был уверен, что он… ОНО говорило. Оно, скорее, транслировало мысли в голову Курда. И я не мог разобрать ни слова, но я понимал смысл каждого из произнесенных им звуков. Ублюдок Думитру не солгал. Высший абсолютно равнодушным тоном давал приказ вернуть в ряды Нейтралитета единственного сбежавшего из них нейтрала. Вернуть и заставить понести заслуженное наказание за этот проступок.

И Курд озвучил мне это наказание, попросту не оставив другого выбора, кроме как пойти к нему наутро с молчаливым согласием вернуться на службу и таким же молчаливым обещанием когда-нибудь вырвать его гнилое сердце из груди.

Сложно… Мааать вашу, как же сложно все-таки… Адски сложно сдержаться. Не позволить себе расслабиться, раствориться в этом желании и сорваться… Во всепоглощающем желании, потребности позвать ее. Услышать ее голос. Позволить ей достучаться до себя. Нельзя… Два месяца ада наедине с самим собой. Ада, который наступал, как только звучал мысленный "отбой" для всех тех, кто планомерно превращал Братство в самое настоящее кладбище без могил, но заваленное горами трупов.

Там, наверху, все уже решили. Они вели какую-то свою игру, в которой одни пешки просто следовало заменить на другие. И никаких королей и королев. Все фигуры не просто равны между собой… в ИХ глазах все фигуры не имеют никакой ценности. Сегодня я должен был убить одних и поставить во главу Братства других… тех, кого по приказу Высших будут менять в следующий раз.

Черные львы не имели права присваивать себе Асфентус. И, видимо, именно поэтому Ник из моего недалекого прошлого напрочь отказался отдавать его брату. Асфентус — собственность не кого-нибудь, а самих Высших. Именно там находится выход во все четыре мира. И это самая тщательно скрываемая тайна, охраняемая нейтралами высшего ранга.

Тайна, за разглашение которой предполагалась не просто смерть, а истребление всего рода вплоть до двадцатого колена, чтобы стереть сам факт существования нарушителя на этой земле.

Задумывался ли я хотя бы об одном из тех, кого еще недавно принимал у себя дома, а теперь смотрел, как они корчатся у моих ног в предсмертных судорогах? Нет. Испытывал ли хотя бы толику сожаления, безучастно глядя, как слетают головы с плеч женщин, которых трахал еще так недавно и с которыми танцевал в особняке Влада буквально пару месяцев назад? Нет. Хотя бы раз ощутил ли чувство вины, слыша крики детей, заживо горевших в своих домах? Снова нет. Нет, нет и нет. На кого-то мне было действительно наплевать. Их жизни для меня значили не больше, чем жизни летавших над их телами навозных мух. На чьи-то смерти заставлял себя смотреть отрешенно, стараясь не представлять на их месте своих детей… а, точнее, зная, что каждый мой отчет за очередное массовое убийство целой семьи, сопровождавшийся удовлетворенным кивком Курда, все больше развязывал мне руки.

Безопасность моей семьи в обмен на мучительную агонию сотен других? Я не задумывался ни на мгновение, выбирая для них методы казни.

— Я сказал "нет", — глядя, как недовольно блеснули светло-карие глаза Главы, восседавшего на единственном стуле, стоявшем в моей комнатке, скорее, напоминавшей келью.

Он пренебрег всеми правилами, установленными им же, явившись самолично в покои вершителя. Думитру Курд никогда не опускался на наш уровень замка, довольствуясь обычно вызовом к себе сотрудников Нейтралитета.

— Я не спрашивал твоего мнения, Морт. С каких пор в тебе успели взыграть братские чувства?

— Мой ответ навряд ли изменится, даже если вы, Господин, — обязательное обращение к Главе Нейтралитета, которое почему-то отказывалось вылетать из моего рта без явной насмешки, — решите провести со мной беседу по душам. Для нас обоих она была бы пустой тратой времени, учитывая, что здесь, — обвел указательным пальцем воздух над собой, — души нет ни у одной живой твари.

— Мне больше нравилось, когда у тебя, помимо души, напрочь отсутствовал и сарказм, — сухо произнес Курд, осматривая мою комнату.

Заговорил снова, не глядя на меня:

— Мне нужна голова Влада Воронова. Ты можешь сжечь дотла все дома, ты можешь обратить в бегство из Братства все кланы, ты можешь устлать трупами вампиров дорогу от столицы до моего кабинета… — повернул шею ко мне, — но это не обеспечит безопасности твоей семьи, Мокану. Запомни это. Как и то, что однажды ты отказался от этой фамилии. И от этой самой семьи. Теперь ты — Морт. И если ты забыл это, то я и, — он вскинул указательный палец вверх, — они там помним об этом. Что тебя связывает с ними — это твоя слабость. И мне откровенно наплевать на нее. Но Влад Воронов — это их пропуск в Асфентус… Морт. Я знаю, что ты хотел вывезти их именно туда. И не имею никакого желания знать, в каком из миров собирался спрятать их потом. Мне безразлично, — он пожал плечами, а я сжал кулаки, сдерживаясь от желания выбить из него эту самоуверенность, — и я позволю тебе сделать это в обмен на его жизнь. Хорошо подумай об этом, прежде чем дать ответ. И еще… никогда не забывай: он никогда не спасал тебя. Свою приемную дочь — да. Тебя же он каждый раз с легкостью позволял казнить.

"Малыш… малыш, ответь мне… Марианна. Мариаааааннаааа, ответь. Прошууу".

Молчание… Снова молчание. Вот как выглядит смерть. Безответная тварь. Когда кричишь в пустоту, когда умоляешь ответить, просто позволить услышать голос… и чувствуешь, как внутри все замерзает от холода смерти.

"Ответь, молю… любимая… Одно слово, маленькая… одно слово".

Приложив ко рту кулак, чтобы не заорать, чтобы не снести к чертям весь этот гребаный город, потому что я не чувствую ее. Дьявол… я не чувствую ее вообще. Словно сердце перестало биться в груди, а я все еще по инерции продолжаю двигаться. Продолжаю звать ее.