Карта дней - Риггз Ренсом - Страница 12

– Хорошо.

Она широко улыбнулась, отвела мокрую челку и опять скрестила руки на груди.

– Расскажи про свой первый поцелуй.

Я почувствовал, как краснею, и постарался уйти под воду, чтобы это скрыть, – но надолго все равно не вышло, потому что надо же как-то дышать.

– Я, видимо, нарвался.

– Тебе известны все углы и закоулки моей романтической истории. Как-то нечестно, что я ничего не знаю о твоей.

– Да там и знать-то нечего.

– Вздор! Что, даже и не целовался ни разу?

Я оглянулся, надеясь найти что-нибудь способное ее отвлечь.

– Гм…

Я утонул примерно по нос и пробормотал что-то неразборчивое; получилось много пузырей.

Она положила ладони на воду, и через мгновение та забурлила, испуская пар.

– Говори, или я тебя сварю!

Я живо выскочил на поверхность.

– Ладно, ладно, признаюсь! Я встречался с одной супермоделью, она была научный гений, а потом еще с двойняшками, которые получили премию за гуманитарную деятельность и экзотические сексуальные дарования. Но ты куда лучше, чем любая из них!

Пар окутал ее на мгновение, когда же он рассеялся, ее рядом со мной больше не было.

– Эмма? – я запаниковал и стал шарить руками в воде. – Эмма!

Сзади раздался плеск, я обернулся, и мне тут же плеснули воды в лицо. Эмма расхохоталась.

– Я же сказала: никаких больше шуток!

– Ты меня напугала! – я пытался протереть глаза.

– Ни за что не поверю, что такой симпатичный парень ни разу не целовался, прежде чем на сцене появилась я.

– Ну, хорошо, один раз, – сознался я. – Но это почти не стоит упоминания. Думаю, девушка на мне, гм, экспериментировала.

– О, боже. Это уже интересно.

– Ее звали Джанин Уилкинс. Она поцеловала меня за трибунами на дне рождения у Мелани Шах в скейт-центре «Звездная пыль». Сказала, что устала быть «поцелуйной девственницей» и хочет проверить, на что это похоже. Взяла с меня обещание, что я никому не скажу, и пригрозила, что если я разболтаю, пустит слух, что я все еще мочусь в постель.

– О, небо. Вот ведь шлюха.

– Вот и вся моя захватывающая история.

Эмма округлила глаза, потом легла на спину, позволив воде держать себя. Счастливый щебет друзей становился то сильнее, то слабее, сопровождаемый тихим шумом волн.

– Джейкоб Портман, непорочный, как свежевыпавший снег.

– Гм… ну, да, – сказал я, чувствуя себя крайне неловко. – Странная формулировка, правда.

– Вообще-то, стыдиться тут нечего.

– Знаю, – сказал я, не вполне уверенный, что это так.

Все фильмы и ТВ-шоу для подростков мужского пола в один голос намекали, что оставаться девственником к тому времени, когда пора получать водительские права, – это серьезная личная неудача. Я понимал, что это идиотизм… но как быть, если слышишь такое каждый божий день?

– Я имею в виду, что ты бережешь свое сердце. И я высоко это ценю, – сказала Эмма и искоса посмотрела на меня.

Палец ее прочертил поверхность воды, оставив за собой хвост пара.

– В любом случае меня это не слишком беспокоит. Уверена, это… не навсегда.

– Да? – я почувствовал легкую дрожь.

– Время покажет.

Эмма опустила ноги и выпрямилась в воде. Она устремила на меня пристальный, изучающий взгляд; нас подтолкнуло ближе друг к другу. Руки встретились, ноги переплелись под водой. Но не успело переплестись что-нибудь еще, как до нас донеслись крики. Мисс Сапсан и Гораций махали нам с берега.

– Это Хью, – я, пошатываясь, вышел из волны, и Гораций тут же сунул мне телефон.

Я постарался держать его подальше от мокрых волос.

– Да?

– Джейкоб! Твои дядюшки просыпаются, и родители, кажется, тоже.

– Буду дома через пять минут. Держи их на месте.

– Попытаюсь, но ты лучше поторопись. У меня больше нет пыли, а твои дяди очень злы.

Все, кто мог бегать, побежали. Бронвин несла на руках Оливию. Мисс Сапсан, умевшая ходить и летать, но не бегать, сказала, что догонит нас. Краем глаза я заметил, как она нырнула в море и скрылась под волнами. Через мгновение ее одеяния всплыли на поверхность без хозяйки, которая вырвалась из воды в туче брызг уже в облике птицы и пронеслась у нас над головами в сторону дома. Зрелище ее превращений всегда вызывало у меня желание завопить и захлопать в ладоши, но я сдержался – вдруг кто из нормальных смотрит – и помчался дальше.

К дому мы добрались, задыхаясь, все в поту и песке, но приводить себя в порядок времени не было. Через гаражную дверь уже доносились сердитые голоса моих дядьев. Надо было поскорей разобраться с ними, пока старая миссис Меллорус не услышала и не вызвала полицию. Я ринулся в гараж и с порога принялся извиняться перед родичами – рассерженными, растерянными и начинающими опасно закипать. Через минуту дядя Бобби и дядя Лес свирепо прошли мимо меня в дом, где тут же наткнулись на мисс Сапсан. Она встретила их в холле – со своим соколиным пером и пронзительным взглядом, – и вскоре дядюшки были тихие, мирные и податливые, как пластилин. Прочистить им разум оказалось так легко, что я был почти разочарован. Провести дальнейшую беседу с двумя осовелыми и внушаемыми субъектами мисс Сапсан предоставила мне. Я усадил их в кухне на высокие табуреты и объяснил, что за последние двадцать четыре часа в их жизни не случилось ровным счетом ничего интересного, что мое душевное здоровье совершенно безупречно, а вся наша недавняя семейная драма разыгралась по причине неправильно поставленного новым психиатром диагноза. Дальше я на всякий случай предупредил их, что всякие странные британские личности, которых они вполне могут встретить на протяжении ближайших недель – или наткнуться при попытке позвонить нам домой по телефону, – это дальние родственники со стороны отца, явившиеся почтить память дорогого усопшего дедушки.

Дядя Бобби кивал как зачарованный. Дядя Лес бормотал: «Угу» – и рассеянно складывал в карманы остатки омлета с нашего завтрака.

Я велел им как следует выспаться, вызвал такси и отправил домой. Дальше настало время заняться родителями.

Я попросил Бронвин отнести их наверх, в спальню, пока сонный порошок окончательно не выветрился, – чтобы им не пришлось просыпаться в разбитой машине в окружении напоминаний о событиях прошлой ночи. Она положила их на кровать и закрыла дверь.

С минуту я мерил шагами коридор снаружи, оставляя песочные следы на ковре и нервно пытаясь придумать, что бы такое сказать. По лестнице поднялась Эмма.

– Эй, – прошептала она. – Прежде чем ты туда войдешь, я хочу, чтобы ты кое-что узнал.

Я подошел, и она сжала мне руку.

– Да?

– Ты ей нравился.

– Кому?

– Джанин Уилкинс. Девушка не подарит свой первый поцелуй кому попало, понимаешь?

– Я… ох, – мой разум попробовал находиться сразу в двух местах, но потерпел поражение и сдался.

Она расхохоталась и опустила глаза.

– Нет, насчет нее я вполне серьезно. Но я пришла пожелать тебе удачи. Хотя вряд ли тебе нужно еще – она у тебя и так есть.

– Спасибо.

– Мы будем внизу, если вдруг тебе что-то понадобится.

Я кивнул. Потом поцеловал ее. Она улыбнулась и ушла вниз по лестнице.

Родители проснулись в уюте собственной постели. Сквозь жалюзи лесенкой светило солнце. Я следил за ними из кресла в углу, грызя ногти и стараясь сохранять спокойствие.

Мама открыла глаза первой.

Она поморгала, протерла их, потом села, застонала и принялась растирать шею. О том, что последние восемнадцать часов она проспала в машине, она явно не имела никакого понятия – у кого хочешь после такого шея заболит.

А дальше она увидела меня и нахмурилась.

– Милый, – сказала она. – Что ты здесь делаешь?

– Я… я просто хотел кое-что объяснить.

Тут она посмотрела на себя и, видимо, поняла, что одета так же, как прошлым вечером. Лицо ее стало растерянным.

– Сколько сейчас времени?

– Около трех, – сказал я. – Мам, все хорошо.