Оливковое масло и белый хлеб (ЛП) - Бирс Джорджия - Страница 55

Звук телевизора был приглушен. Ноутбук Энджи стоял у нее на коленях, и она пролистывала Фейсбук, Твиттер и разные новостные сайты. Смартфон лежал под рукой, и на него постоянно приходили сообщения от многих друзей, которые сейчас были заняты тем же, что и она.

На календаре было 24 июня. Ночной летний воздух теплыми, приятными струйками вливался в комнату через широко раскрытое окно возле кровати.

По телевизору сенаторы штата Нью-Йорк по очереди высказывали свое мнение о плюсах и минусах легализации гей-браков.

Сердце Энджи взволнованно колотилось в груди. Она чувствовала, как адреналин бродит по ее венам. Она волновалась и очень нервничала.

Энджи никогда не отличалась политической активностью, но это были особые дебаты. Она очень отчетливо помнила, как в последний раз наблюдала за спорами в Сенате в 2009 году. Была середина дня. Энджи находилась на работе и настроила свой компьютер именно на эту трансляцию, чтобы следить за процессом, нисколько не ожидая, что законодательство будет изменено. Она смотрела на страстные призывы сторонников легализации, и они глубоко затронули ее. Она выслушала тех, кто был против, и ее чуть не стошнило от унижений и оскорблений. И когда законопроект не прошел, она закрылась в своем кабинете и тихо расплакалась. Слезы застали ее врасплох, точно так же, как и негодование, злость и боль, которые она испытала.

На этот раз ощущения были иными, хотя присущие ей суеверия вынуждали не быть слишком оптимистичной.

Сегодня был вечер пятницы. Работа шла замечательно - она даже наняла нового продавца, которому полностью доверяла, и в целом за год продажи выросли почти на пятьдесят процентов по сравнению с прошлым годом. Теперь у них было три продавца, в том числе и Кит, который стал намного счастливее, чем был, превратившись в по-настоящему славного парня. Он и его жена Джина, по крайней мере, раз в месяц приглашали Энджи и Джиллиан поужинать и выпить. До чего же странно было перейти от полного презрения к близким дружеским отношениям. Жизнь вообще - странная штука.

Сегодня в школе у Джиллиан был последний день перед каникулами, и вся эта неделя оказалась для нее весьма напряженной. Она была на взводе, но в то же время жутко устала, и теперь тихо похрапывала на своей половине кровати.

Многие из друзей Энджи тоже смотрели слушания в Сенате, хотя некоторые из них были натуралами, и это согревало ее изнутри. Хоуп постоянно присылала ей сообщения со своим мнением о каждом из сенаторов.

“Интересно, как Диас спит по ночам со всей своей ненавистью внутри?”

Отличный вопрос, лучше и не скажешь.

Фейсбук обновлялся медленно, казалось, что все и каждый сейчас были онлайн. Комментарии постоянно обновлялись, и Энджи чувствовала странную общность с людьми, которых никогда не встречала - прокручивая страницы на ноутбуке, она понимала, что все следят за тем же самым заседанием Сената. А вот и комментарий от Шей. За последние несколько лет их контакты с ней свелись к отслеживанию ее постов в Фейсбуке, и Энджи вновь ощутила знакомый прилив сочувствия к Джиллиан.

Не нужно было рассказывать Шей, через что они проходят вдвоем и почему - Шей плохо воприняла случившееся. Пожалуй, ничего удивительного: она увидела в Джиллиан обманщицу, точно такую же предательницу, как Лаура. И почему-то она так никогда и не смогла этого пережить. Похоже, ей было проще отказаться от более чем двадцатилетней дружбы. Энджи не раз хотела поговорить с Шей. В самом деле, если уж Энджи простила Джиллиан, то почему Шей не может поступить также, но Джиллиан взяла с нее обещание не делать этого. Энджи задумывалась - а может, Шей злилась из-за того, что Энджи и Джиллиан остались вместе, а вот Лаура ушла без оглядки и до сих пор жила с Керри, с той женщиной, ради которой оставила ее?

Боль Джиллиан из-за потери подруги была затаенной, но совершенно очевидной для Энджи. Она хотела бы облегчить ее, но Джиллиан этого не позволяла. Может быть, это был один из способов, которым она решила наказать себя за свою измену. И Энджи оставила ее в покое.

Чей-то коммент на Фейсбук - “Боже ты мой!” - заставил ее взглянуть вверх на телевизор. Выступал республиканец из Буффало, Энджи схватила пульт и увеличила громкость, чтобы послушать его. Когда его речь закончилась, у нее тоже вырвался возглас “О боже!” Джиллиан зашевелилась рядом с ней. Танго поднял голову.

- Что случилось? - спросила Джиллиан хриплым от сна голосом. Улыбка коснулась ее глаз, когда она увидела Энджи, обложенную гаджетами. - Ты такая милая, ты знаешь это?

- Детка, закон может пройти.

- Правда? - Джиллиан бросила взгляд на телевизор, что было непросто, учитывая то, как она лежала. - Кто это? - она нащупала на столике очки - новейший аксессуар пятого десятка ее жизни - и надела их.

Энджи улыбнулась.

- Ты в них чертовски сексуальна.

Румянец на щеках Джиллиан был виден даже при свете телевизора, и она игриво толкнула Энджи.

- Серьезно. Кто это?

- Это Марк Гризанти. Он республиканец от Буффало. Он был противником этого закона, но сейчас говорит о другом.

Они изумленно слушали, как сенатор Гризанти произносит, что как католик он был против пересмотра основ брака, но как юрист он не может отказывать гей-парам в том, на что они имеют право.

- Святое дерьмо, - пробормотала Энджи, сраженная тем, что кто-то действительно не стал использовать религию, как аргумент в споре о законности. Гризанти вступил в эту дискуссию со стороны тех, кто говорил “нет”, но вместо этого проголосовал “за”. Баланс сил изменился. Сенаторы поняли это, и приглушенный шум зала стал громче.

- Он действительно может пройти, - повторила она снова.

Кивнув, Джиллиан сняла очки, положила голову обратно на подушку и закрыла глаза. Она выбилась из сил, Энджи поняла это, изучая ее лицо. Джиллиан ненавидела свои сорок лет. Презирала их. Но несмотря на то, что на ее гладкой коже появились небольшие признаки старения - гусиные лапки в уголках глаз, морщинки по линии улыбки, круглые скобочки вокруг рта, - ее лицо было столь же красивым, как и в тот день, когда Энджи впервые увидела ее на софтбольном поле так много лет тому назад. Светлые волосы были теперь не столь блестящими, как раньше, появились седые прядки. Форма ее тела тоже слегка изменилась; она не располнела, но все же изменилась. Теперь у нее образовался животик, что доводило ее белого каления. Но Энджи это очень нравилось.

- Это просто означает, что наши планы состариться вместе все еще живы, - повторяла она снова и снова. Джиллиан продолжала жаловаться, но тень улыбки, всякий раз появлявшаяся на ее лице, когда Энджи говорила так, подсказывала, что оно того стоило. Не проходило и дня, чтобы Энджи не говорила Джиллиан, как та красива или привлекательна, или сексуальна. Она поняла, что такая мелочь, какой бы она ни казалась неважной, для Джиллиан была очень необходима, как заверение от любящего человека. Эта мелочь придавала ей уверенности, если она начинала сомневаться в своей привлекательности. Не надо бороться с этим или пытаться объяснить, как глупо ее беспокойство. Энджи научилась принимать ее проблемы и говорить то, что делало Джиллиан счастливой.

Это было не так уж трудно и почти не требовало сил. Проблему оказалось до смешного легко исправить, и Энджи очень бы хотелось поступать так гораздо раньше.

Они были вместе уже двадцать два года.

Двадцать два года.

Энджи с трудом верила и не переставала думать об этом. Они столкнулись с проблемами. Черт, они столкнулись просто с горой проблем - и преодолели ее. Они любили. Они проигрывали. Они ссорились. Они глубоко ранили друг друга. Они вытаскивали друг друга из глубин отчаяния. И все-таки, даже после всего этого, не было в этом мире никого, с кем Энджи хотела бы прожить свою жизнь, и не было никакой другой мысли в ее голове, которая была бы яснее, чем эта. Джиллиан была ее судьбой, а она - судьбой Джиллиан. Их будущее было неотвратимо переплетено. Они просто обязаны были быть вместе. Джиллиан сказала это еще тогда - в кафе Старбакс, когда они делали шаги, чтобы преодолеть раскол между ними, казавшийся им слишком большим и почти непреодолимым - и оказалась права. Они должны были быть вместе. Всегда. Это звучало банально?