Расколотая - Терри Тери - Страница 28

Я отстраняюсь.

— Не хочешь рассказать мне, — говорит он, — что было нужно от тебя лордерам?

Кэм заслуживает того, чтобы узнать правду, но я не могу ему признаться. Если он узнает о моей сделке с Коулсоном, обо мне и «Свободном Королевстве», то окажется в еще большей опасности. Я качаю головой.

— Рассказывать особенно нечего. Лорд еры решили, что я что-то натворила, но потом выяснили, что это была ошибка, и отпустили нас.

— И ты ждешь, что я в это поверю? Не лги мне, — говорит он, и в его взгляде я замечаю обиду.

Меня терзает совесть, но я не собираюсь ничего говорить. Чем меньше он знает, тем лучше для него.

— Если бы было что рассказать, я бы рассказала. Прости.

Он поднимается, проверяет, в порядке ли мой велосипед после удара о живую изгородь, но на меня не смотрит. Мне хочется все ему рассказать, просто для того, чтобы он не обижался. Чтобы хоть кто-то знал то, что знаю я. Чтобы он обнял меня и хотя бы ненадолго облегчил то бремя, которое лежит на моем сердце.

Легче от этого не станет. Не доверяй ему.

Это безумие! Его ведь избили и уволокли вместе со мной, а виноват он был лишь в том, что пытался защитить нас от лордера, сбившего меня с велосипеда. Разве он не доказал, что ему можно доверять?

Нет. Пока ты не вычислишь, кто тебя предал, не доверяй никому.

Вот что занимает мои мысли всю долгую дорогу до дома. Солнце опускается к горизонту: близится вечер. Мы давно уже должны были вернуться.

Кто рассказал лордерам о моем рисунке больницы? Эми единственная, кто его видела. Но она не могла. Ни за что! В любом случае это какая-то бессмыслица. Если она намеревалась сообщить обо мне лордерам, зачем тогда заставила порвать рисунок или вообще признаваться, что она его видела?

И все же... вдруг она проболталась об этом кому-то без всякого злого умысла, а тот сказал кому-то еще?

Такое возможно. Но это было только вчера. Сегодня занятий в школе нет, и единственными, кого она с тех пор видела, были мама и Джазз.

Должно быть, это кто-то из них.

Нет! В это невозможно поверить! Но кто же тогда?

На это у меня нет ответа. Невольно или намеренно, но либо Эми, либо мама, либо Джазз сдали меня лордерам.

В этом мире так мало людей, которым я доверяю и которых люблю, и кто-то из них меня предал. Я не знаю, кто именно, и не могу поверить, что кто-то из них на это способен. Особенно мама.

Мама, которая стала таковой меньше двух месяцев тому назад.

Да.

Та, чьих родителей убили террористы, да и сына тоже, насколько ей известно. И ты не веришь, что она выдала бы тебя, если бы полагала, что ты одна из них?

Душу мою терзают сомнения. Возможно, но... Нет. Я просто не могу в это поверить, и все тут!

Но есть и то, отчего душа моя поет: Бен жив! Действительно жив. Теперь это не просто слова Эйдена, Коулсон тоже так сказал. Он, конечно, мог и солгать, но зачем ему? Его угроз мне и Кэму было вполне достаточно. И Коулсон не знает, что, даже если мне не удастся отыскать Бена самой, я узнаю, где он, у Эйдена. Все, что мне нужно, это найти Бена и предупредить его об угрозах Коулсона. Возможно, мы могли бы вместе сбежать в какое-нибудь такое место, где лордеры нас не найдут.

Например, на Луну?

Я гоню прочь сомнения, не обращаю на них внимания. Хватаюсь за эту крошечную надежду и держусь крепко.

Без нее у меня ничего нет.

Кэм спрыгивает с велика перед своим домом и, не говоря ни слова, катит его по подъездной дорожке.

— Подожди, — кричу я, и он останавливается, оборачивается. — Как ты объяснишь, что с тобой случилось?

— Упал с велосипеда. А ты?

— Вообще ничего не скажу.

Он идет дальше. Слезы жгут мне глаза. Он сейчас — мой единственный друг, не считая Эми, мамы и Джазза. Хотя как минимум кто-то один из них в действительности мне не друг.

— Кэм, мне очень жаль, — мягко говорю я. Он снова оборачивается, кивает.

— Знаю, — отзывается он и заходит в дом.

Я завожу велосипед в сарай, затем отпираю

входную дверь.

— Эй? — кричу я, но никто не отвечает. В доме тихо.

Я бегу в душ. Хотя бы буду выглядеть нормально к тому времени, как все вернутся, и посмотрю, кто удивится, увидев меня дома.

За ужином я пристально наблюдаю за ними. Джазз тоже у нас, поэтому все подозреваемые на месте. Но все они такие, как и всегда, значит, либо кто-то хороший актер, либо я ошибаюсь. Но какой тут еще может быть вариант? Это должен быть кто-то из них.

Следующее утро выдается серым, моросит противный мелкий дождь. Не улучшает настроения и то, что все тело болит, от макушки до пяток. Упасть с велосипеда, да еще побывать в лапах у лордеров — это вам не шутки. Не говоря уж о драке. Я мысленно усмехаюсь, вспоминая распухшее лицо того лордера.

За завтраком я сижу понурая, размазываю кашу по тарелке. Есть совсем не хочется.

— Что это с тобой сегодня? — спрашивает мама.

— Наверное, всю ночь вздыхала по Кэмерону, — говорит Эми и ухмыляется.

Я хмурюсь.

— Ты все не так поняла, мы просто друзья. — По крайней мере были. Я вздыхаю. Может, он теперь и разговаривать со мной не будет.

— Вот видишь? — смеется Эми, и мама улыбается, как будто согласна с ее выводом. Как им могло прийти такое в голову, так скоро после исчезновения Бена? При воспоминании о нем сердце мое радостно екает. Бен, скоро ли я тебя увижу? И какая разница, что они думают. Лучше пусть так, чем если бы они узнали, что на самом деле не давало мне уснуть. Конечно, кто-то из них знает, если это они сообщили л ордерам.

И все же, снова наблюдая за ними и слушая их этим утром, я не могу поверить, что они имеют хоть какое-то отношение к случившемуся накануне.

А как насчет Нико? Если я расскажу ему о Коулсоне, он будет знать, что делать. Но что он сделает со мной за то, что я оставила рисунок на виду? Коулсон сказал, что уже наблюдал за мной. Быть может, из-за моей оплошности мы, наоборот, оказались в более сильной позиции. Теперь, по крайней мере, я знаю, что за мной наблюдают. Но я почему-то сомневаюсь, что Нико посмотрит на все это так же.

На перемене, когда я иду по коридору в другую аудиторию, Нико проходит мимо, слегка наклоняет голову и направляется к себе в кабинет. Он хочет, чтобы я пошла за ним.

Неужели ему уже откуда-то известно, что произошло вчера? Нерешительность и страх удерживают меня.

Уж лучше знать наверняка.

Я проверяю, не смотрит ли кто, и стучу в дверь кабинета. Она открывается, и Нико втягивает меня внутрь.

— Рейн! Как дела? — Он улыбается.

— Э... отлично.

— У меня для тебя сюрприз. Не смотри ты так испуганно! Тебе понравится, — говорит он, и в его глазах нет ничего пугающего, однако на душе у меня почему-то тревожно.

— Что за сюрприз?

Он качает головой:

— Не так быстро. В обеденный перерыв мы с тобой кое-куда прокатимся.

— И куда же?

— Подожди и сама увидишь. До чего же ты нетерпелива! Подожди и увидишь. — И он объясняет мне, куда подойти, где он меня подберет.

— А как же мои уроки?

— Передашь мне свою школьную карточку, и я все улажу. Никто даже и не заметит.

После звонка на обеденный перерыв я выхожу через боковые ворота и спешу вниз по дороге, то и дело спрашивая себя, зачем я вообще согласилась. Если он знает, мне несдобровать. И все равно, несмотря на то что думает голова, ноги несут меня к назначенному месту встречи. Почему-то я не могу не делать того, что говорит мне Нико.

Оказавшись на месте, я едва успеваю перевести дух, как появляется и останавливается рядом его автомобиль. Пассажирская дверца открывается, и я ныряю внутрь.

Вскоре мы съезжаем с шоссе и едем по извилистым проселочным дорогам, заросшим и незнакомым. Нико молчит. У меня сосет под ложечкой. Может, он просто везет меня в какое-то укромное место, где можно будет все обсудить.

— Почти приехали, — говорит он, но я не вижу ничего, кроме густого леса. Дорога все сужается, машина уже едва проходит, но ничего не видно.