Немезида (ЛП) - Бэнкс Анна - Страница 18

— Восстановительного эффекта?

Сай усмехается.

— Да. Вы всё увидите. Пойдёмте.

В конце коридора Сай подходит к огромной деревянной двери, запертой снаружи на деревянный засов. Тарик хмурится.

— Я думал, что мы просили о добровольцах, а не заключенных.

— Простите меня, гм, Тарик, но если бы мы позволили ему выйти из комнаты, то он напугал бы всю школу. Поверьте, все так, как должно быть.

Слабый крик эхом доносится с другой стороны двери, и есть какая-то спешка в том, как Сай поднимает деревянный засов, преграждающую вход и с громким стуком быстро прислоняет к стене.

Оказавшись внутри, они натыкаются на маленького мальчика лет шести или семи, который орет с силой, вредной для его легких на сердитую служанку, держащую поднос с фруктами и мясом.

— Я не хочу фрукты. Я же тебе сказал, что хочу заварной крем, — кричит мальчик, чуть не плача.

— Целитель Сай говорит, что вы должны есть полезную для здоровья пищу, молодой господин. Пожалуйста, вы же обожаете виноград. Хотите покушать его?

— Нет!

Молодой господин с силой отталкивает поднос, предлагаемый служанкой; она быстро восстанавливает равновесие, словно привыкла к таким припадкам.

— Достаточно! — рявкает Сай, произведя впечатление силой своего голоса даже на Тарика. — Джуя, ты находишься на моем попечении, пока полностью не поправишься. Что бы сказал на это твой отец?

Молодой господин Джуя выпячивает нижнюю губу, которая дрожит под тяжелым взглядом Сая.

— Но Сай, я чувствую себя лучше, видите? — Он оттягивает вниз щеки, чтобы как можно лучше показать глазные яблоки. — Красноты и опухоли нет. И кровотечение прекратилось. — Джуя обвинительно сверкает на служанку глазами. — По крайней мере, так сказала она.

Служанка, пожилая женщина с морщинами более глубокими, чем терпение, ставит поднос на кровать Джуя и потирает руки, словно хочет сложить с себя ответственность.

— Я собираюсь рассказать вашей матери об этой истерике, господин Джуя, — она грозит ему пальцем. — Ей будет за вас стыдно.

— Не говори маме! — просит Джуя. — Смотри, я ем виноград, Тая. Я его ем. Видишь?

Он запихивает три большие виноградины в рот, и продолжает говорить, пока жуёт. — Они вкусные, правда. Такие вкусные.

Она не отводит от него взгляда.

— Ну хорошо. Может, может всё же не придётся говорить госпоже Суян.

— Нет, — соглашается он. — Тебе не нужно. Видишь?

В его рот отправляется больше винограда, и в этот раз он берет большой ломтик мяса и машет им перед её носом.

— Я съем даже телятину.

Тая кивает.

— Хорошо. Такой послушный маленький господин.

Тарик задумывается, поступал ли он так, когда был маленьким, и мысленно съёживается, когда понимает, что это вполне могло быть так. Только он вредничал не по поводу еды, а по поводу приема ванны. Он ненавидел ходить в ванну с матерью, и купаться с женщинами вместо того, чтобы сопровождать отца и купаться с мужчинами. Но мама настаивала, что разговоры мужчин не предназначены для ушей мальчика, от чего ему еще больше хотелось пойти с ними.

Сай подходит к кровати Джуя и поднимает подбородок мальчика, пока тот жует.

— Весьма примечательно, — говорит он. — Опухоль почти сошла, всего за короткое время от восхода до заката.

Он поворачивается к Тарику.

— Вы должны знать, что отец Джуя, дворянин из высшего класса, добровольно предложил его для наших экспериментальных процедур со спекторием. Клянусь вам, этот мальчик был на грани смерти всего два дня назад. В ту ночь, когда его принесли, я думал, мы его потеряем, — глаза Джуя становятся большими от этого откровения.

Тарик подходит ближе, приказав Патре ждать у двери. Ноздри мальчика покрыты высохшей коркой крови, также его уши; лопатки резко выдаются, а его руки полностью можно обхватить ладонью ребенка. Тарик видит, насколько всё было плохо. Однако если он немного наберет в весе, мальчик будет выглядеть совершенно здоровым, ни в коем случае не больным. Трудно представить, что всего два дня назад жизнь от него ускользала, в то время как сейчас все, в чем он нуждался, это хорошая ванна и еда. Много еды.

— Кто это? — спрашивает Джуя.

— Фараон услышал о вашей болезни и послал меня, чтобы я справился о вашем самочувствие во время лечения, — говорит Тарик. — Я его слуга.

Джуя позволяет себе роскошь внимательно его изучить. Удовлетворенно и немного самодовольно он говорит:

— Значит фараон слышал обо мне? Я не удивлен. Мой отец — самый богатый дворянин в Теории, — говоря эти слова, он морщит нос.

Тарик видит, что мальчик говорит правду — или, по крайней мере, верит в то, что говорит.

Тарик поднимает бровь, но ничего не отвечает. Он не имеет ни малейшего понятия, кто отец мальчика, и, кроме того, даже не осознавал, что в Теории вообще, есть дворянин, который богаче всех остальных — или, что это звание заслуживает особого внимания. Должно быть это что-то, что высший класс находит полезным и даже интересным.

— Целитель Сай был так любезен, что объяснил мне процесс вашего лечения, чтобы я мог сообщить об этом королю Соколу. Вы согласны, молодой господин, если я останусь здесь, пока он вас осматривает, чтобы я мог рассказать фараону о вашем хорошем самочувствии?

— Конечно, — великодушно соглашается Джуя. — Ты можешь остаться.

Сай приступает к осмотру мальчика, ощупывает его челюсть, надавливает на живот, проверяет каждую конечность, сгибая и вытягивая. Все это время Джуя следует его указаниям, будто делает одолжение докучливому родственнику или знакомому.

— Мне ведь больше не нужны уколы, верно, Сай? — его голос немного дрожит.

— Уколы? — переспрашивает Тарик.

Сай кивает.

— Наш метод, который, кажется, сработал на молодом господине Джуя состоит в том, что мы разогреваем спекторий, пока он не становится жидким и вводим в наиболее заметную вену.

— Я светился, — с гордостью говорит Джуя.

— Он, действительно, немного светился, — хмурясь, подтверждает Сай. — Мы могли наблюдать, как спекторий течет по его венам. Это было… очень захватывающе. На самом деле, я думаю, что в будущем мы могли бы использовать этот метод, если нам понадобится найти закупорку…

— Вы ввели спекторий в мальчика? — завороженно спрашивает Тарик. Он ничего не может поделать с тем, что в нём просыпается новое уважением к мальчику. — Было больно?

— Сильно жгло. Я плакал. Хотя только немножко.

Тарик смотрит на Сая.

— Но разве спекторий не может остыть внутри его тела и снова затвердеть?

Сай улыбается.

— Да. Но, видите ли, кровь разжижается, а благодаря спекторию снова загустевает. Однако мне пришлось смешать его с красными листьями шалфея, чтобы предотвратить затвердение, а бальзамом из корня намазать вены, чтобы предотвратить ожоги внутри тела.

— Почему спекторий действует?

Хотя Тарик не хочет, чтобы его молодой друг подумал, что он сомневается в нем, но, чтобы и дальше позволять такое лечение, он должен сам понять его.

— Конечно я не целитель, но уверен, что король захотел бы это узнать, вы так не думаете?

Сай поджимает губы.

— Ну, проще говоря, дело в том, что тело Джуя нуждалось в заряде энергии. Кроме ослабления организма, похудания и, конечно, потери крови, а также, не считая нехватки энергии, я больше не могу найти никаких симптомов. На самом деле это довольно загадочно.

— И поэтому вы обратились к источнику, который дает энергию.

Сай быстро кивает.

— Но прежде я протестировал его на овцах.

— Я не знал, что овцы тоже были больны.

— Нет, Ваше… Тарик. Я провел тесты, чтобы убедиться, что спекторий не затвердеет, когда попадет в тело.

Тарик чувствует, как кровь отливает от его лица, и собирается в руках и ногах.

— Вы хотите сказать, что не знали, что произойдет с мальчиком после того, как ввели ему спекторий? — он не собирался повышать голоса, но поддался тревоге.

Сай поднимает бровь.