Живой смерти не ищет (Роман) - Финько Олег Александрович - Страница 59

Дед Василий с жалостью посмотрел на старуху.

— Ты думаешь, Семен, зараз коня легко достать? Как бы не так. Накланяется она, наплачется, прежде чем выклянчит.

— Ничего, мир не без добрых людей, — спокойно ответил Семен. — Сходи, хозяюшка, в поссовет к председателю, попроси его, а то давай я с тобой пойду, объясню ему все честь по чести.

К удивлению деда Василия, председатель поссовета быстро договорился о лошади с чурочной мастерской. Откуда Василию было знать то, что председателя под большим секретом обязали оказывать Семену всяческое содействие.

На другой день Семен Жарких был уже в Нонкином поселке.

Привязав лошадь во дворе, он вошел в просторный, построенный до войны дом. Здесь находились касса, в которой принимали от вольных старателей-лотошников золото, и магазин, отовариваться в котором могли только те, кто сдавал драгоценный металл.

Поглядел Семен на витрины, и не то чтобы голова закружилась, а как-то неуютно на душе стало от изобилия, от которого за годы войны отвыкли.

— Смотреть будете или сдавать-покупать? — поинтересовалась продавщица.

— Сдавать, чего же смотреть, — уверенно ответил Семен, — добра-то у вас сколько, — не выдержал он, — глаза отрывать неохота.

— Чего же в этом удивительного, — привыкшая пояснять, ответила женщина, — война на дворе, золота сейчас столько требуется! Всех, кто может с лотком управиться, нужно заставить в свободное время поработать. А как заставишь? Слыхал, говорят: живая душа калачика просит, а мы каждому такой калачик отыщем, был бы золотой песочек. Сколько сдавать будешь, молодец?

— Давайте я товар отберу, потом посчитаем, за все и отсыплю. У вас как, без ограничений продукты брать можно? — Привыкший к карточкам, поинтересовался Семен и тут замолчал, недовольный своими глупыми вопросами.

— Бери, покупатель дорогой, сколько тебе влезет. Об условии я уже говорила. Сегодня товару не хватит — завтра еще привезу, голодным не уйдешь.

Семен Жарких достал длинный список, продиктованный Семенычем. Составляя его накануне, он чувствовал себя отвратительно от запросов бандита и, записывая количество требуемых продуктов, думал, что его вполне хватило бы на коллектив завода средней руки, а уж об их отделе и говорить нечего.

— Масло сливочное — один ящик…

— Масло только топленое, мужик, а ящики по сорок килограммов. Брать будешь или подождешь?

— Буду, — недовольный сам собой ответил Семен Жарких. Вместо того чтобы всю банду к стенке поставить, он вынужден их откармливать лучшими продуктами, которые только можно найти в Сибири. Кормить для того, чтобы они набирали сил перед убийствами, грабежами и еще, чего доброго, оторвавшись от погони, увезли наше золото за границу.

— Сахар… Конфеты… — перечислял Семен и вспомнил, как Сан Саныч настойчиво просил его не забыть про конфеты.

— Знаете ли, сержант, — говорил он, — люблю сладенькое, знаю за собой такой грех, а ничего поделать не могу. Вы уж не забудьте, окажите милость. Глядишь, нам легче подружиться будет.

— Кофею в зернах у вас случайно нет?

— Да кто ж его у нас пьет, молодец? Впервые такое слышу. Вот чай зеленый, плиточный могу удружить, а так мужики больше спиртом увлекаются.

— Раз так, давайте десяток плиток чаю и канистру спирта.

— Тебе какую, на десять литров или большую?

— Давайте большую, чтоб они все спились, — вырвалось у Семена.

— Чего ты так зло о своих приятелях? Поди, на артель продукты берешь, а ругаешься. Наверное, обижают они тебя? А с виду такой здоровый…

Бойко двигая костяшками, она подсчитала общую цену, тут же, не заглядывая в прейскурант, перевела сумму на золото, и, когда сказала, сколько граммов с него требуется, Семен онемел.

— Ну вы и дерете, где же столько золота набрать?

— Так ты, милый, ешь затируху или суп из свиных кишок, если достать их сумеешь, тогда и песочек сэкономишь. А если в войну захотел масла, да конфет, да муки, так раскошеливайся, нечего скопидомничать.

Ты здесь сыт, здоров, да еще жируешь, молодец, а мой сыночек сейчас за меня и за тебя с фашистом воюет.

— Ладно, тетка, побереги слезу, я пока свое отвоевал, а там видно будет. Не одному твоему сыночку достается.

На ночлег Семен Жарких остановился на Рудничной, у приятеля деда Василия. Пристроив лошадь во дворе, он перетаскал продукты в сарай и, повесив мерину торбу с овсом на шею, отправился прогуляться. Пошмыгав по поселку и отметив, что никому он не нужен, прошелся мимо домишка, адрес которого запомнил несколько дней назад; увидев на окошке условный знак, без стука открыл калитку. Прошел через нее, но тотчас прижался к забору спиной. Молча, без привычного лая, туго натягивая цепь, к которой была привязана, на него бросилась большая серая собака. Что-то в ней показалось необычным Семену, приглядевшись, он понял, что это волк, и в страхе подумал, как бы открыть калитку и снова выбраться на безопасную улицу. Нащупав кольцо, постучал им. Потом подал голос:

— Хозяева, есть кто в доме?

На крыльце появился майор Квасов. Не спускаясь с крыльца, он крикнул в открытую дверь:

— Максим! Забери свою зверюгу, она когда-нибудь человека задерет, посадят тебя, попомни мое слово.

— Да она же на цепи, чего бояться? — лениво спустился во двор босой хозяин, со сна потиравший лицо. — Вы туточки сбоку пройдете, она и не достанет.

Да вы чего побледнели? Это и не волк вовсе, а помесь волка с лайкой. Только она в отца пошла, стерва, такая же безголосая и злая. Хоть бы гавкнула когда, порадовала хозяина, нет, все молчит, кидается как фриц, без объявления войны.

Он придержал зверя у будки, а Семен одним махом оказался на крыльце.

— Ничего, — успокоил Квасов, — я ее тоже боюсь, зато здесь поговорить можно спокойно. Ну, как дела? Чем порадуешь начальство?

— Магарыч с вас причитается, товарищ майор!

— Неужели Гошка объявился? Вот это сюрприз! Спасибо, родной, хоть ты удружил, а то я уже боюсь на радиосвязь с Якутском выходить. Это хорошо, что еще шифром пользуемся, так сказать, документально разговариваем, а чего бы я наслушался, если бы вот так, лицом к лицу с начальством! Но и их как не понять? Золото пропало, это не шутка, Москва требует ликвидации банды.

— Не только объявился, — торопился сказать главное Семен, — но и меня в банду ввел как своего приятеля. Я теперь, товарищ майор, несколько лет без зарплаты могу обойтись, они со мной золотишком вперед рассчитались. Понятно, как меня бывшие белогвардейские офицеры ценят? — пошутил Семен и потряс перед носом начальника кисетом, заполненным золотым песком.

— Ну и хорошо, сынок, — по-отечески ласково глядел на Семена майор Квасов, — значит, оправдался наш расчет, а я уж боялся, что проскочили они наши засады и надежда только на вторую цепь. Да ты садись, чайку хочешь? Заварки, правда, ни у меня, ни у хозяина нет, но брусничный лист с мятой нисколько не хуже. Попросить поставить? Потом, так потом. Как там бандиты живут, рассказывай по порядку. Когда Гошка объявился? Тебя не заподозрил? Я уж волновался, думаю, а что, если Гошка кого-нибудь из ваших знакомых уже встречал и они рассказали ему, где ты нынче работаешь? Сразу бы тебя ликвидировали. Собрали мы на них кое-какие сведения за тот период, пока они по нашей стране гуляют, и их прошлое Москва помогла приоткрыть.

Когда Семен Жарких закончил свой подробный рассказ, майор отложил карандаш, которым делал заметки в записной книжке.

— Хорошо, Семен, поработал; сегодня напишешь обо всем, о чем доложил. Такие новости, что, боюсь, в наркомате тебя захвалят, испортят мне оперативного уполномоченного. Мы ведь с тобой должны быть как ездовые собаки: чуть-чуть голодны, собранны, всегда готовые мчаться на любые расстояния и знать, что каюр к тебе относится хорошо, но чаще ругает, нежели хвалит, тогда и форму сохранять легче.

— Нет, товарищ майор, у меня другой характер. Когда ругают — замыкаюсь, рабочее настроение исчезает, а стоит сказать доброе слово, так я готов в три смены работать.