Живой смерти не ищет (Роман) - Финько Олег Александрович - Страница 50

Семен охотно выбрался из печи. Глубоко дыша и отплевываясь от пыли, вышел во двор, прихватил стальной лопатой глиняный раствор, который легко сползал с нее, не растекаясь, значит, он хорошо перемешан, и мастер удовлетворенно улыбнулся. А когда он отдышался и вернулся в горницу, из варочной камеры слышался спокойный ровный стук, и Анфиса, деловито принимая от мужа кирпичи, аккуратно укладывала их на пол.

— Ну, дорогие хозяева, вы, пожалуй, и без меня обойдетесь, — ободрил помощников Семен.

— Не нашелся бы ты, обошлись бы своими силами, — подал голос старик, — а теперь мы у тебя в подмастерьях. Ты только говори, что нужно, командуй. А уж мы все сделаем як велишь. Мы понятливые, не переживай.

Потом Семен Жарких тщательно готовил прочное и ровное основание под подовые кирпичи и, испытывая к одиноким старикам жалость и такое сочувствие, как будто были они ему родные, колдовал с кирпичами, стараясь придать поду небольшой подъем в глубь варочной камеры, чтобы Анфисе удобно было орудовать здесь ухватами. Руки Семена, вначале робко вспоминая утерянную ловкость, вскоре освоились, не боясь ушибов, задвигались, едва ли не с профессиональной ловкостью подбрасывая раствор и укладывая в ряд кирпичи. И ему было искренне жаль, что ни старик, ни старуха не поймут и не оценят того мастерства, которое вновь проснулось в нем; поди объясни им, что толщина швов между кирпичами здесь должна быть минимальной и не превышать одного-двух миллиметров. И ему этот минимум удается, удается, черт возьми!

И в военном училище, и на фронте, и, наконец, в отделе по борьбе с бандитизмом Семен Жарких, осваивая новое дело, всегда знал, что, кроме всего прочего, у него есть неплохая специальность, которая ни при каких обстоятельствах не даст ему пропасть с голоду, которая позволяет ему причислять себя к рабочему классу, поддерживать с ним незримые, но такие крепкие связи. И не потому это радовало его, что боялся не справиться с новыми вершинами и оказаться у разбитого корыта. Молодому Семену — предприимчивому и, чего греха таить, несколько самоуверенному — приятно было сознавать свои корни, свое рабочее происхождение, это были его тылы, крепкие основательные тылы рабочего человека, которого судьба перебросила на передний край борьбы — в милицию.

Покончив с подом, Семен присел на корточки возле печи, раскладывая инструменты, пока Анфиса убирала основную грязь, они с Василием негромко разговаривали, чувствуя друг к другу взаимную симпатию, которая проявляется у рабочих людей в совместном деле.

— Я, Семен, если ты не против, буду тебе помогаты и по другим хатам, — попросил старик.

— Мне-то что, помогайте, раз нравится, только зачем вам это? — удивился Семен, — Мало у вас своих забот?

— Я в будущее заглядываю, Семен, — задумчиво ответил хозяин, — ты сам подумай: скоро война окончится, в селе новые хаты начнут ставыты. Народ с фронта и с приисков потянется домой. Но если топором у нас каждый мужик владеет, то твое ремесло не всякому дано. Так я и хочу позаботиться о тех, кто еще свой дом не построил. Похожу с тобой, подывлюся, что-то в памяти и останется. В крайнем случае, если не смогу сложить новую печь, то хоть ремонтировать научусь. Як считаешь?

— Да научишься, батя, дело наше не особенно хитрое, это тебе не самолеты ладить.

— А что самолеты? Разве их не такие люди, як мы с тобой, роблять? Русич — мужик умелый: подывытся, попробует разок и будет делать не хуже других. Нам треба тилькы почаще назавтра загадывать, про запас, тогда совсем добре будет.

— И то верно, — согласился Семен.

— Послухай, хлопче, — вконец расчувствовался старик, — а чего тебе в городах по мостовым обувь стаптывать? Перебирайся к нам в село. Сейчас, конечно, не потянем, дядькив маловато осталось, а после войны построим тебе обществом избу — обживайся на новом месте. Дивчину найдем, женим, га?!

— Нет, батя, не стану врать, я в ваших краях недолго продержусь, скоро снова в Якутск вернусь.

— Ну, дывыся, — обиженно протянул старик, — пошто за тем гнаться, кто не хочет с нами знаться.

— Чего к человеку привязался, Василий? — вмешалась Анфиса. — Кому где любо, тот там и живет. Это тебя из Чертова Улова клещами не вытащишь, а ему, может быть, в городе пожить хочется. Пока молодой, пускай там потрется, народ посмотрит, а вот как на закат у него жизнь повернет, так, может быть, и сам в село запросится. Ты вспомни, как сам от города отказался. А ведь тебя тогда и начальство уговаривало, и я тебе советовала ехать, не послушался. Жили бы мы сейчас в городе — и Надюшка бы от нас на прииск не подалась.

— Ну вот, наступили тебе на больную мозоль, — недовольно поморщился Василий. — Хватит, Семка, сидеть, а то и на хлеб с квасом не заробымо.

И снова в работе незаметно бежало время. Семен затирал мелкие трещинки на поверхности печи. Крупные и глубокие щели он заделывал глиняным раствором, добавляя в него кирпичный щебень.

— Сейчас бы соли полкилограммчика, — вздохнул Семен, — ее, бывало, в растворчик добавишь, будто цемент схватывает, намертво.

— Соль нынче, хлопче, большая ценность, — пожаловался старик, — не скажу, шо у нас ее нет, однако на печь не напасешься.

— Ничего, обойдемся, — согласился Семен. Он ловко расчищал трещины, смачивал их водой, а потом, заполнив раствором, тщательно швабровал поверхность печи. — Дед! — не прекращая работы, позвал он, — а что это Анфиса говорит о том, что тебя в Якутск на жительство звали? Когда это было? Непривычно как-то вроде, простой деревенский мужик, а его из глухого села в город приглашают. Может, она для красного словца?

— И вправду было, — подтвердил старик, — это после того, как я свои отметины-шрамы получил. Тому уже лет двадцать, наверное. Анфиса, — позвал он, — напомни, когда я бандитов гонял на свинцовых рудниках?

— Когда ты их гонял, не помню, а вот тебя эти изверги хотели доконать в двадцать втором году.

— Тогда в Якутии последних белогвардейцев добивали, — спокойно, будто не слышал реплики жены, продолжал Василий. — Они никак успокоиться не могли, как осенние мухи: знают, шо не сегодня завтра из жизни уйдут, так особенно больно кусают. — Старик говорил неторопливо, с частыми паузами, и речь его стала много чище. Семен уже подметил: когда дед хотел, он мог довольно правильно говорить по-русски, не прибегая к большому количеству украинских слов. Да и мудрено ли, столько лет он прожил в Сибири. — Вот и к нам на рудник пишла такая банда, чекисты о ней узнали и поспешили ее опередить. Сообщили в рабочком, принимайте, говорят, товарищи, боевое крещение и встречайте их. С нами чекисты не остались, у них свое задание — на всякий случай вывезти с рудника запас динамита, чтобы он ни в яким рази в руки бандитов не попал. В той оперативной группе и было-то всего — чекист Квасов да два бойца из ЧОНа — частей особого назначения. Маловато орлов, прямо скажем. Поэтому в помощь им направили меня, как сочувствующего коммунистической ячейке. Выехали, а до Якутска шестьсот верст з лишком. На Алдане на нас первый раз напали, как мы тогда ушли, до сих пор не пойму, пидвезло, наверное. К тому времени весь цей район был уже в руках белобандитов, остановиться нам негде, как прознают, кто мы такие, так и не бачить нам больше белого света. Мне особенно себя жалко было, хоть я и сочувствующий, но ведь еду по своей доброй воле, остальные же — задание выполняют.

Опять-таки для них риск — дело привычное, а я, хотя господь меня силой не обделил, всю жизнь даже драки недолюбливал, ведь сила человеку не для того дана, чтобы он из себе подобных шкиру драв. Ну, делать нечего, терплю, дальше еду. Мороз в иной день такой, что плевок на лету замерзает, вот, ей-богу, не брешу. Когда решили, что вырвались наконец из района, в котором беляки шалили, зрадыв нас проводник, подвел нас наволочь к самой засаде. Вот здесь, понимаешь, парень, зимник проходил, — чертил дед Василий щепкой на грязном полу горницы, — по самому берегу озера, а справа над ним гора нависала пузом. Дали они из засады залп, враз чоновца сразили и половину оленей побылы. Мы в ризни боки подались, обороняться там негде было — место открытое, вторым залпом они бы нас всех прибрали.