Живой смерти не ищет (Роман) - Финько Олег Александрович - Страница 33

Услышав это, Бреус поднял топор за самый конец топорища и брезгливо протянул его Дигаеву. Раздался дикий, предсмертный крик Магалифа…

Первого августа тысяча девятьсот двадцать восьмого года в горотдел милиции явился гражданин Карнаухов Григорий Савватеевич, он же Гришаня, вольный старатель ключа Алги. Карнаухов показал, что на заброшенном кладбище, находящемся возле горы Чучун Муран, при своем отступлении белогвардейцы закопали несколько ящиков с награбленными ценностями. Заявление им сделано из желания помочь рабоче-крестьянской власти и в признание совершенных им ранее, в силу малой грамотности и прежней несознательности, ошибок. Карнаухов добровольно указал место захоронения.

В присутствии свидетелей первая бригада под моим руководством произвела выемку означенных ценностей, которые действительно имели место быть в хорошо сохранившихся ящиках из-под артиллерийских снарядов. При раскапывании один ящик был случайно разбит, однако выпавшее золото было собрано. Прилагаю протокол о производстве выемки и опись изъятых сокровищ, которые были мною переданы по акту в Якутское отделение государственного банка.

Оперуполномоченный горотдела милиции Квасов.

По понятиям военного времени, Виктор Богачук пришел домой довольно рано, еще и двух часов ночи не было. Жена, погромыхав многочисленными запорами (она боялась воров), наконец открыла и, позевывая, равнодушно поинтересовалась:

— Что это ОНА тебя сегодня ни свет ни заря отпустила?

— Не время для шуток, — устало отмахнулся Виктор, — через четыре часа я Должен быть в отделе, в командировку уезжаю.

— Ну-ну, — снисходительно кивнула головой Зина, — знаем мы эти командировки. Тебе собрать вещички или сам найдешь?

— Ложись, Зинуля, мне ведь не впервой ехать, найду что положено.

— Это на что ж ты, Виктор, намекаешь? На то, что тебе не впервой укладываться самому? Я в твоем понимании такая мегера, что и чистого белья мужу уложить не смогу? Представляю, что ты обо мне своим сослуживцам говоришь.

— Зин, — попросил Виктор, — ты бы не заводилась хоть ночью, тебе выспаться нужно, завтра с утра на работу, я бы тоже пару часиков покемарил. Устал что-то сегодня, как гончая собака.

— Ну, у нас ведь всегда так, — не сдержалась Зина, — если кто-то в семье устал, так это наверняка ты, а если отдыхал и радовался жизни, так, по твоему разумению, это я. Господи, Виктор, неужели ты не замечаешь, в какого жестокого эгоиста ты превратился? Евгений Поликарпович, наш сосед по коридору, тоже работает в органах, но он уже часов пять как дома, ужин помогал супруге готовить, с ребенком перед сном поиграл.

— Евгений Поликарпович работает в кадрах, у них там свой режим, отсидел от и до — и домой, а твой муж, Зинуля, старший уполномоченный отдела по борьбе с бандитизмом, ты это поймешь когда-нибудь или нет?

— Старая песня, Виктор, по-твоему, я такая дура, что ничего не понимаю. Зато ты для меня палец о палец не ударишь. Уедешь сегодня — и ни забот у тебя, ни хлопот; хозяйство на мне, огород на мне. Уже май месяц кончился, ну мог же ты хотя бы огород до конца вскопать? Как глазки посадили, так ты ни разу там с тяпкой и не появлялся. Что же, по-твоему, осенью картошку только мы с Митюшкой есть будем?

— Ты прости, Зина, на этой неделе у меня и минуты свободной не было, приеду — все починю, все вскопаю, что скажешь, то и сделаю. У нас поесть ничего не осталось? Перекусить бы.

— Всегда ты такой, — разжигая примус, устало отмахнулась Зинаида. — Тебе бы только поесть да на сторону, лишь мое нечеловеческое терпение спасает семью от развала. Митюшку жалко, растет без отца.

«Нечеловеческое терпение» появилось у Зинаиды совсем недавно, лет пять всего, не больше, а это совсем пустяк по сравнению с пятнадцатью годами, которые они прожили вместе. И стоило Виктору явиться домой поздно, как она закатывала ему такие истерики, что любопытные соседки охотно выходили в длинный общий коридор — послушать. Не помогали в спорах с женой объяснения о ненормированном рабочем дне, о срочной работе или поручениях руководства. Эталоном Зинаиды считался Евгений Поликарпович да еще один-два общих знакомых, которые были очень далеки от оперативной работы, а поэтому имели возможность своевременно приходить домой. Стыдно кому признаться, но однажды, когда Зине показалось, что от него пахнет духами, она тут же, возле двери, без долгих разбирательств расцарапала ему лицо ногтями, а сама, закатив бурную сцену, свалилась без чувств.

Через день после этого Виктора вызвали к заместителю начальника отдела.

— Вы не могли бы, товарищ Богачук, объяснить мне происхождение царапин на вашем лице? Упали, говорите? Ну что же, и такое бывает, примем ваше утверждение как версию. Мы, товарищ Богачук, знаем, что жена у вас нелегкий человек, с норовом, но ведь и ее можно понять. Вы уж старайтесь угодить ей, не делайте семейные взаимоотношения достоянием общественности. Если вы еще раз упадете и ушибетесь, будем серьезно наказывать вас.

— За что же, если сами поняли, какая она? Нелогично вы говорите.

— Работая в наших органах, вы обязаны помнить: имя офицера не должно быть связано ни с какими скандалами. Поэтому наша логика — это незапятнанная, безупречная честь работника НКВД. Вам все понятно?

— Тогда, товарищ подполковник, переведите меня в другой отдел, хоть в хозо, чтобы я мог приходить домой сразу же после окончания работы. Глядишь, жена и успокоится.

— Плохо знаете женщин, Богачук, — усмехнулся подполковник, — судя по всему, она вас любит, ревнует, а в сочетании с ее неокрепшим, взбалмошным характером получается такой букет, с которым нелегко справиться даже в том случае, если вы будете сидеть возле нее по двадцать четыре часа в сутки. Переводить вас мы никуда не станем, работник вы способный, энергичный, кто же от хороших сотрудников отказывается? Так что наводите в семье порядок иным способом. Попробуйте выделить немного времени для кино, для спектакля или концерта.

Виктор попытался поговорить с женой, объяснил, что из-за подобных скандалов его могут уволить из органов. Царапаться больше не стала, но истерики участились, и Виктор бегал через квартал за знакомым врачом, который терпеливо выслушивал его, собирал чемоданчик и, досыпая на ходу, шел выручать его Зинулю.

Укольчик — глядишь, она и пришла в норму.

Однажды после очередного бурного объяснения доктор попросил хозяина проводить его.

— Послушай, Виктор, ты когда-нибудь станешь мужиком или нет? Она тебя за нос водит. Я ей сейчас глюкозу сделал, ты понял? Ей мой укол как мертвому припарки, а она после него ожила, успокоилась. Ведь притворяется! Имей совесть, Виктор, не дергай ты меня, ради бога, я ведь за день устаю не меньше тебя, думаешь, госпиталь — это курорт, что ли? Ты пойми меня правильно, если случится что-то действительно серьезное, так я в любой момент…