Серебряные рельсы (сборник) - Чивилихин Владимир Алексеевич - Страница 15
- Предыдущая
- 15/115
- Следующая
Как всегда по утрам, Кошурников завел свою луковицу. Проснулся Костя. Он с усилием выгнул спину и стал внимательно рассматривать ладони.
– Болит? – спросил Кошурников.
– Болит.
– Привыкай! – подал голос Алеша. – Сгодится в тайге.
– Да, в городе спокойнее, – сказал Костя.
– Это кому как! – возразил Кошурников. – Тоже мне спокойствие – воздух с грязью, милиционеры свистят, балконы падают. Ну, правда, зато есть сапожные мастерские…
Костя глянул на свои сапоги, которые «просили каши».
– Сейчас прибью.
Он пошел к мешкам, но вдруг вспомнил, что гвоздики-то лежали вместе с долотом! Начал рыться в мешке, зная, что ничего не найдет. Оглянулся. Товарищи сидели к нему спиной, не замечая, как ему трудно. Он вернулся к костру.
– Бери ложку, – сказал Кошурников. – И снимай свои бахилы.
Пока ребята завтракали, Кошурников наковырял ножом гвоздиков из Костиных сапог, прибил кое-как подметки. Потом взял у Алеши ложку – у них было две ложки на троих, – доел суп.
Отчалили уже днем. На переднюю гребь встал Кошурников, а на задней ребята менялись. И лишь тут Костя понял, какая это морока – вести по горной реке плот. Чуть зазевался – прижмет тебя к берегу «дёром». Посушил несколько секунд гребь – и плот воткнется в берег торцом. А пока он разворачивается и «оттуривается», вода бежит мимо, время идет…
Время сейчас было дороже всего. В долину Казыра уже спустилась с гольцов поздняя осень. Кошурников знал, что такие узкие долины южносибирских рек имеют свой микроклимат. Обычно тут много осадков, больше, чем где бы то ни было в Сибири. Зима наступает вдруг, катастрофически. Плотное высокотравье жухнет. Медвежья дудка и пучки, которые совсем недавно покровительственно раскидывали над разнотравьем свои зонты, усыхают, становятся ломкими. Налитые сладким соком ягоды малины чернеют, будто пораженные гангреной. Под снег уходят живые цветы. Исчезают все запахи – и дурманящий, тяжелый дух в травостоях и медвяный цветочный аромат на лесных еланях. Зверье спешит подкормиться, нагулять жиру, заготовить харчей на долгую зиму. А голосистые гуси, пролетая на недосягаемой высоте южным курсом, будто кричат: «Быстрей, быстрей! Зима!»
Надо было спешить и изыскателям. Но что поделаешь? В этом месте Казыр причудливо извивался, вплетаясь голубой лентой в темную тайгу. Лоцманить на плоту было трудно. То и дело над водой слышались протяжные крики Кошурникова: «Креп-ше!», «Лег-ше!», «Шабаш!» До ночевки прошли рекой с десяток километров, продвинувшись по трассе лишь на четыре, – так сильно петлял тут Казыр. И уже начало темнеть, когда чуть не случилась беда.
Плот подошел к руслу реки Запевалихи. Быстрая поперечная струя швырнула его к правому берегу, а через десяток метров Казыр начинал крутой поворот. Выскочив из-за каменного мыска, изыскатели оцепенели – плот стремительно мчался на залом. Поваленные ураганом кедры и пихты перегородили всю реку, покорежили друг друга. Бивнями торчали высохшие белые сучья, а под ними бешено бурлила вода, будто хрипело и захлебывалось какое-то свирепое чудовище.
– Бей лево! – в ярости закричал Кошурников. – Оба на гребь! Еще лево! Крепше!!!
Ребята даже не успели заметить, что слева есть небольшая протока, просто изо всех сил били задней гребью. Только слышали, как, налегая на гребь, скрипит зубами Кошурников, да видели несущуюся на них смерть…
В дневнике это было описано предельно коротко и просто.
«13 октября. Вторник
Ночевка на пикете 2640. Не обошлось без приключения на первый день поездки. Ниже Запевалихи через всю реку залом, и лишь с левого берега мелкий косой перекат. Так вот, пришлось через этот перекат стяжками, по колено в воде, перегонять плот. Конечно, вымокли, но зато прошли без аварии, которая была бы неизбежной, если бы прозевал. Вся река с шумом на повороте идет под залом, и вряд ли кому удалось бы выцарапаться из него благополучно.
Плот получился хороший, хотя и много мы положили сил на его постройку: в общей сложности затратили 36 человеко-часов. На этом участке Казыр сильно петляет, что отнимает много времени при поездке по нему. Продвинулись на 4 км, а исколесили километров 10. Жалею, что не захватил пару пикетажных книжек. У нас на плоту один человек свободный и мог бы составить прекрасную глазомерную лоцманскую карту.
Сегодня 13.Х, по существу уже 14.Х, так как три часа ночи. Покров, и, как полагается в Сибири, в этот день всегда снег. Вчера провели плохую ночь. Всю ночь шел снег, и нас изрядно вымочило. Виноват, конечно, я. Нужно было сделать балаган, а не полагаться на милость божию. При всем моем опыте просто поленился – в результате вымокли. Поделом вору мyка.
Нужно поторапливаться, а то остались считанные дни до шуги, а тогда с плотом амба, придется идти пешком. Сегодня ночуем очень хорошо. Сделали балаган, заготовили много дров, пополам лиственница и пихта. Сухо, тепло. Завтра подниму всех в 6 часов, чтобы не позднее 7.30 или 8 отплыть. Нужно во что бы то ни стало добраться до Саянского порога – это по трассе 32 км. Боюсь, что за день не доедем.
Пока едем, на всем протяжении левый берег более удобен для железнодорожной трассы, так что линия, камерально трассированная по правому берегу, намечена неверно. Как и прежде, по обоим берегам тайга. Преимущественно ель, кедр, пихта, лиственница. Сейчас стало больше попадаться березы. По склонам – кедр, ель, пихта. На левом берегу, не доезжая ночевки полкилометра, на мысу, – гарь. На правом, ниже ночевки, тоже начинается гарь.
Грунты – легкие суглинки. В реке мощные отложения песчано-галечника, вполне пригодного для балласта».
Вечером Кошурников собрался поучить ребят заготавливать дрова для костра.
– Подумаешь, премудрость! – сказал Костя. – Сами нарубим, Михалыч.
– Нарубите, да не того. Вот гляди – у тебя уже дыра на телогрейке. А отчего? Еловые сучья горели, они отскакивают. Или вот две сухостойные лесинки, видишь? Одна прямая, другая наклонилась. Какую срубишь?
– Это я уже по опыту знаю! – обрадовался Костя. – Конечно, наклонную: она в корне подгнила, и взять ее легче. Это я уже по опыту…
– По опыту! – Кошурников вывернул из земли деревце и швырнул в кусты. – Она же сырая, волглая. А ты бери, которая свечкой стоит. Гореть будет – ай да ну!
Для Кости раскрывался новый мир. Оказывается, и балаган надо делать умеючи. Основные колья лучше всего делать из березы – они долго не гниют.
– А пойдет по твоему следу человек, – говорил Кошурников, – застанет его тут ночь – спасибо скажет. Закон тайги. Только бересту надо обязательно снять топором, а то кол моментально сгниет, превратится внутри коры в труху.
А один раз Кошурников показал ребятам старое кострище соболятников. Оно давно обросло травой, на плотной, слежавшейся золе лежала полуистлевшая палочка с зарубками.
– Вчетвером шли, – заметил начальник экспедиции. – Русские – не тувинцы и не тофы. Лет двадцать назад. Еще живая тайга на Казыре сплошь стояла…
И он рассказал, как прочел эту старую страничку лесной книги. Ребята уже беспрекословно слушались Кошурникова – в тайге он был хозяин. Сегодня дрова заготовили – лучше не надо, да и работой Кошурникова они остались довольны: шалаш получился на славу, непродуваемый, уютный. Все спали эту ночь без просыпу и, хорошо отдохнув, встали пораньше.
Еще в полутьме вышли на берег, к плоту. От реки тянуло холодом, наискось бил снег – мелкий, сухой и колючий. Алеша зябко поежился:
– Форменная скотина.
– Кто?
– Саянский бог.
– Ничего, на гребях согреемся, – сказал Кошурников, спрыгнув на плот.
– Лишь бы в залом не врезаться. – Костя еще не опомнился от вчерашнего испуга.
Но сегодня плот не мог разогнаться – мешал ветер. На тихих плесах он останавливался совсем, и приходилось толкаться шестами. А у русла Катуна, где стремительная речушка образовала шиверу, плот ударился о камни, накренился и застрял. Вода залила сапоги, мешки с продуктами. Кошурников первым спрыгнул в ледяную воду. Скользя на камнях, нажали плечами стяжки. Столкнули быстро, но Костя никак не мог унять дрожь, которая сотрясала все тело. Руки не держали гребь.
- Предыдущая
- 15/115
- Следующая
