Флаги над замками (СИ) - Фламмер Нат - Страница 20

«Эй, крестьянин, где ты украл этот меч?» — Киёмаса как наяву услышал за спиной насмешливый голос Ёсицугу. Он закрыл глаза, сосредотачиваясь. Казалось — вот он сейчас откроет их и наткнется взглядом на ехидную ухмылку Сакити. Ранящую больнее, чем самый острый клинок.

Шаг, поворот, замах. Свист рассекаемого воздуха. Не то. Не так. Не злиться. Он просто отвык от тела. В конце концов, он действительно забросил тренировки аж на четыреста лет. Кто угодно потеряет форму. Он молод, силен и здоров. И быстро наверстает упущенное.

Шаг назад, разворот, полуприсед. Киёмаса замер, выдыхая. Да, Иэясу сказал, что оружие носить нельзя. И что никто уже давно не пользуется мечами. Это Киёмаса знал и без него. Но путь воина — это не только искусство владения мечом, копьем, луком и другими видами оружия. Это постоянная готовность принять бой. Каждую секунду воин должен ожидать сражения. Даже во сне его рука должна лежать на рукояти меча. Мир никогда не длится вечно. Мушкеты и пушки — отличная, не заменимая в бою вещь, но у них есть существенный недостаток: такое оружие расслабляет тело и разум. Нельзя полагаться в бою на меч — лишь на руку, которая его держит.

Киёмаса резко выпрямился и устремился вперед, нанося удары, с виду хаотично, но на самом деле четко рассчитывая каждых взмах. И каждый из них сопровождался резким выдохом и криком. Лучше. Так уже лучше.

И мало ли что там сказал Иэясу? Да Киёмаса скорее бы поверил целой стае лисиц, чем хитрому тануки. Но когда он приносил присягу свежеиспеченному сёгуну, выбора у него не было. Он не верил Иэясу, но в тот раз пришлось ему довериться. Потому что шестилетний мальчик, чья жизнь стояла на кону, был Киёмасе дороже всего на свете. В том числе и собственной чести. Если бы Киёмасе дали волю — он бы сам забрал Хидэёри и воспитал, как собственного сына, подальше от всей этой грязной и мерзкой политики. К драным ёкаям власть над страной. Самое главное было — сохранить жизнь сына его светлости. Позволить ему вырасти, и там уж он сам решил бы, что ему делать. А Киёмаса поддержал бы его в любом решении.

Платой за эту жизнь стала голова Сакити на площади в Киото. Проклятый идиот. Киёмаса с детства ненавидел его за чудовищную, нелепую, отвратительную гордость.

...Может быть, и правда стоило прикончить Иэясу на той встрече? Война разразилась бы незамедлительно. Но кто знает, каков был бы ее итог? По крайней мере, он успел бы лично дотянуться до горла Хидэтады. Токугава Иэясу не давал ему никаких обещаний. В отличие от господина второго сёгуна.

Сейчас тоже ничего не остается, кроме как довериться Иэясу. Он искренен в своем раскаянии — Киёмаса чувствовал это.

Стоп. Когда это он успел стать таким сентиментальным? Киёмаса нахмурился. Конечно, у него ничего не выходит: этот сумбур в мыслях мешает ему сосредоточится на главном — на мече. Он должен стать мечом, а разве меч может думать? Если меч начнет думать, то это будет никуда не годное оружие. Киёмаса выдохнул, не спеша повернулся и вновь замер с мечом, поднятым над головой. Вдох-выдох. Снова вдох. Рукоять — это часть его руки. Он — это меч. Меч — это он. Не думать. Только чувствовать. Он медленно начал опускать руки, а потом резко присел и хлестнул воздух крест-накрест.

— А-а-а-а-а-а! — Резкий внезапный вопль и последовавший за ним звон резанул по ушам.

Киёмаса открыл глаза и выпрямился, опуская меч. Прямо перед ним, широко раскрыв от ужаса глаза и рот, стоял маленький человек в синей одежде. Судя по всему, меч просвистел у него перед самым лицом. Возле его ног валялись черная коробка, видимо, выпавшая у человечка из рук, и вывалившиеся из нее странные блестящие штуки.

— Ты кто?! Что тебе нужно? — взревел Киёмаса.

Ну вот только что ему наконец удалось уловить нужный ритм, и этот человек был совершенно не кстати со своими воплями. Киёмаса едва сдержался, чтобы не отсечь ему голову. Но он обещал соблюдать закон и порядок. И сразу же преисполнился гордости оттого, что сумел справиться с этой непростой задачей.

«Нельзя убивать людей. Вообще, никаких. Даже если они оскорбили тебя или мешают. Если ты убьешь человека — твою семью подвергнут позору».

Киёмаса совсем не хотел позорить своего потомка, старого кузнеца. Поэтому убрал меч в ножны и постарался изобразить на лице улыбку.

Человек отшатнулся, задрожал и принялся бормотать:

— Я... почтенный господин стоял... я шел... господин как прыгнет! — он зажмурился и снова вздрогнул, видимо, вспомнив пережитое. А потом присел на корточки и начал быстро собирать рассыпанное.

— Я задал вопрос, — Киёмаса нахмурился: человечек стал снова раздражать его своим мельтешением.

— Я... я служащий, мастер... ремонт... — тот втянул голову в плечи, — вызвали. Вода течет по стене... наверное, трубы, надо чинить... водопровод.

Киёмаса еще сильнее сдвинул брови и прищурил глаза. Но внезапно его лицо просветлело:

— Водопровод? Ты умеешь чинить водопровод?

— Да, господин… я мастер...

— То есть, ты знаешь, как он устроен? Водопровод? Как и откуда вода поднимается по трубам?

— Да, господин...

Киёмаса издал радостный вскрик и схватил человека за плечо, дергая вверх, как дайкон.

— О! Великолепно! Сейчас ты мне все расскажешь и покажешь.

Иэясу, тяжело вздыхая и иногда громко икая, спускался вниз по лестнице. Нет, определенно, нельзя столько есть, а то опять разнесет. Впрочем, «диетолог», молодой улыбчивый мужчина, совершенно не похожий на врача, сказал, что от тяжелой пищи следует воздерживаться во второй половине дня. А сейчас ведь утро, так? И бегать он не собирается. И вообще — если заботливые потомки не хотят, чтобы он столько ел, то зачем готовят так вкусно?..

В этом мире было столько разной еды, которую Иэясу не пробовал раньше, что он просто терялся от невозможности выбора. Поесть он любил всегда, а тут — такое изобилие и совершенно никаких запретов.

Самым большим кошмаром оказались пицца (огромные круглые лепешки с разной начинкой) и чипсы. Вот это было настоящее проклятие. Когда он открывал блестящий шуршащий пакет, то не мог остановиться до тех пор, пока последняя тоненькая хрустящая долька не исчезала у него во рту. Сам не успевал понять, как это происходит. ...А рука уже тянулась за следующим пакетом.

Чипсы ему приносили коробками, долго приносили... а потом прислали этого юного милого доктора.

Один маленький пакетик в день. И этот пакетик еще не тронут, лежит в сумке. Иэясу решил, что прибережет его до самолета. Ну и пусть уже будет поздний вечер — один раз можно, ничего не случится.

Занятый этими приятными мыслями, Иэясу вышел во двор и...

Киёмасы там не было.

— Мд-а-а... — уныло протянул Иэясу.

Было обидно, что он проделал весь этот путь по лестнице зря. Обычно Киёмаса не заканчивал тренировку так рано. Куда он делся? Вернулся в свой номер? Или ушел гулять? Это было бы совсем не кстати. Не стоило его пока отпускать без сопровождения. Надо вернуться и найти девочку, обычно сидящую за стойкой, и спросить ее. Ее не было, когда он проходил через холл. Может быть, она что-то знает?

Он зашел обратно и огляделся. Наверное, надо зайти сюда, в дверь с табличкой «служебное помещение». Иэясу уже взялся было за ручку, но тут дверь сама распахнулась и на пороге возникла та самая девочка с ресепшен. Лицо ее раскраснелась и выражало крайнюю степень обеспокоенности. Увидев его, она вскрикнула и радостно всплеснула руками.

— Господин! Извините! Как хорошо, что вы здесь. Вы можете помочь? Это касается вашего друга... — она смущенно замялась.

Сердце Иэясу екнуло. Киёмаса... вот как чувствовал, что не обойдется без неприятностей.

— М? — он наклонил голову, стараясь говорить как можно спокойнее. — Что с ним случилось? Надеюсь, он никого не убил? — Иэясу широко улыбнулся, стараясь, чтобы его слова выглядели как шутка.

— Нет, что вы… не убил… пока.

— Пока? — Иэясу приподнял брови.

Девочка кивнула.

— Дело в том, что мы вызвали сантехника: одна из стен почему-то стала намокать. А ваш друг схватил его и поволок в подвал. И ужасно на него кричит. Я не знаю, нужно ли мне вызывать полицию... — она опять смутилась и опустила глаза.