Наказание в награду - Джордж Элизабет - Страница 26

– Так же, как и вы: разочарованным и жаждущим изменить ту ситуацию, которая сложилась на настоящий момент.

– Эта «ситуация», как вы ее называете, включает в себя Новую Зеландию. – Изабелла услышала, что в ее голосе появились ледяные нотки. – Окленд. Новая Зеландия. Переезд. Расставание с Англией.

– Я все понимаю. Но у нас есть юридический документ, в котором ничего не говорится о месте проживания детей. Я не могу понять, почему ваш адвокат во время бракоразводного процесса не посоветовал вам отказаться от некоторых пунктов этого соглашения, особенно тех, что касались страны проживания мальчиков.

«Потому, что мне пришлось согласиться на условия Боба, – подумала Изабелла, но ничего не сказала. – Потому, что, если б я этого не сделала, он выложил бы информацию о моей жизни моим же руководителям. А если б это произошло, я была бы уничтожена, и он знал об этом. Потому что я пью. Но я не алкоголик. Бобу это, черт возьми, прекрасно известно, но он был готов использовать любые аргументы, лишь бы мальчики остались с ним и с чертовой Сандрой, которая появилась – вы только подумайте – уже через четыре месяца после развода».

– В то время я не поняла, что там было написано, – пояснила суперинтендант, что являлось, естественно, ложью. Она просто не предвидела, что Боб может получить предложение, которое позволит ему оседлать волну успеха. И несмотря на то что его волна оказалась в Окленде, она не могла винить его за то, что он на нее запрыгнул. У них обоих были профессиональные амбиции.

Но проблема заключалась не в этом. Проблемой была сама Новая Зеландия и то, как часто Изабелла реально сможет прилетать туда, чтобы навестить детей.

– Я не знаю, что может произойти, если мы будем настаивать на разбирательстве, – произнес Уэйнрайт.

– Я хочу остановить его, – ответила суперинтендант. – Я хочу видеть своих детей. И мне все равно, сколько это будет стоить. Я найду деньги, чтобы расплатиться с вами.

В этот момент она увидела Барбару Хейверс – зеленую с похмелья, но живую, – которая направлялась в ее сторону, и закончила разговор. Руки суперинтенданта тряслись от ярости и от многочисленных водок, вина и портвейна – она поняла, что ей надо было опохмелиться, прежде чем встречаться с сержантом, но с этим уже ничего нельзя было поделать. Она устроила шоу и заставила себя проглотить бо́льшую часть английского завтрака, а когда они с Хейверс расстались, налила себе на дюйм припасенной водки, прежде чем покинуть гостиницу с запасом бутылочек в сумке.

И вот сейчас Ардери бросила пустую бутылочку в перчаточный ящик. Четыре мятных таблетки решили проблему с ее дыханием, и она, поправив помаду, перешла через улицу, предварительно внимательно посмотрев по сторонам на предмет проезжающего транспорта.

Пивоварня была еще закрыта, но последняя модель «Мерседеса», стоявшая перед зданием, говорила о том, что Клайв Дрюитт должен быть где-то внутри.

Казалось, что он следил за ней – Изабелла надеялась, что он не видел, как она пьет водку, и взгляд, брошенный на машину, стоявшую через дорогу, подтвердил ее надежды, – потому что или он сам, или кто-то, кого она приняла за мистера Дрюитта, сразу же открыл перед ней полупрозрачную матовую входную дверь. На ней буквами, совпадающими по стилю с буквами на неоновом рекламном объявлении, была написана фамилия Дрюитт. Сама же реклама приглашала посетителей в пивоварню Дрюитта, где их ждали отличные закуски, еда и сидр.

– Старший детектив-суперинтендант? – Мужчина говорил настороженным голосом, как будто старался не судить о ней по первому впечатлению, до того как поймет ее намерения и выслушает ее мысли по поводу смерти его сына. – Клайв Дрюитт, – представился он, когда Изабелла утвердительно кивнула. – Благодарю вас за приезд.

– Не стоит благодарностей. Благодарю, что вы согласились встретиться со мной здесь, а не в Бирмингеме.

– У меня были здесь дела, – пояснил мужчина. – Прошу вас, входите. Здесь мы с вами практически одни. Работники на кухне подойдут к половине одиннадцатого.

Он закрыл и запер за ней дверь и пригласил Изабеллу пройти вслед за ним по восстановленному, но искусно состаренному древнему полу. От старости он был темным, как и остальной интерьер старого склада, в котором находилась длинная и сучковатая стойка бара и столы со стульями различных стилей и эпох. По контрасту со всем этим за прозрачными стеклами позади барной стойки находились сверкающие резервуары из нержавеющей стали. От них шли трубы и трубки к насосам, а запахи хмеля, дрожжей и поджаренного зерна служили отличной рекламой приготовляемого продукта.

Дрюитт провел ее к одному из столов, длинному, в стиле монастырской трапезной. Вместо стульев он был окружен лавками, а на столешнице стояли ряды картонных коробок, некоторые из которых были открыты, а некоторые – запечатаны.

– Мой мальчик не мог убить себя, – сказал мужчина.

Как будто это было подтверждением его слов, он достал из одной из коробок семейную фотографию в рамке и протянул ее Изабелле. На ней было изображено, как поняла суперинтендант, все семейство Дрюиттов: мама, папа, взрослые дети, их мужья и жены, множество внуков и идеально ухоженный спрингер-спаниель. Все они были артистично расставлены профессиональным фотографом, который мудро посоветовал всем им одеться одинаково.

Они выбрали голубые джинсы и белые рубашки, хотя двое мужчин и одна из женщин – надо признаться – выглядели бы лучше, если б выбрали что-то, в достаточной степени скрывающее то, что лишь с натяжкой можно было назвать мускулами и изгибами тела.

Ардери легко смогла определить Йена Дрюитта. Он стоял в середине группы взрослых детей, и он был единственным из всех, кто не стал надевать джинсы и рубашку. Вместо этого на нем была одежда священнослужителя. Изабелла решила, что фото было сделано в день его ординации, или как там еще называется официальное рукоположение в чин диакона.

Это было первое фото Йена Дрюитта, которое увидела суперинтендант, если не считать фотографий мертвого тела из файлов детектива Пажье. Как и все его братья и сестры, отец, мать и несколько внуков, Йен был рыжеволосым. Кроме того, он носил очки и был пухлым, с сутулыми плечами, говорившими о желании или спрятать свой рос, или, что было более вероятно, сделаться незаметнее. Потому что эти три отличительные черты – очки, рыжие волосы и лишний вес – всегда вызывали повышенное внимание хулиганов. «Интересно, – подумала Изабелла, – сильно ли он страдал в детстве от более агрессивных сверстников?» А еще ей было интересно, как это могло на него повлиять.

– Он никогда не причинил бы себе зла. – Клайв Дрюитт как будто прочитал ее мысли.

Изабелла взглянула на него. Было видно, что сделала с ним смерть сына. Он сильно похудел, и от этого все его лицо собралось в складки и покрылось морщинами. На фото он выглядел стройным, а сейчас у него был истощенный вид. Выдавшиеся скулы были обтянуты кожей, глаза ввалились, а руки стали костлявыми. Волосы потускнели; их рыжий цвет постепенно превращался в цвет соломы.

В Шропшир Изабелла приехала не для того, чтобы выяснять что-то об умершем человеке, но говорить об этом его отцу она не стала. Суперинтендант находилась здесь для того, чтобы оценить, как проводились два расследования, а это в большей степени касалось оценки работы полиции, чем выяснения того, как жизнь Йена Дрюитта могла привести к его самоубийству. И если она правильно сделает свою работу, исключив возможность каких-либо нарушений, то результаты ее расследования совпадут с результатами двух предыдущих.

И тем не менее ей надо было вести себя со всей осторожностью, так как отсутствие расследования со стороны КСУП могло насторожить мистера Дрюитта.

– Я встречалась в Лондоне с членом Парламента, представляющим ваш округ, – сказала Ардери, – с мистером Уокером, в присутствии помощника комиссара полиции Метрополии. Мистер Уокер выразил нам свою – и вашу, мистер Дрюитт, – озабоченность. Я с этим полностью согласна. – В этом была некая ложь, но она хотела убедить отца, что его тревога воспринимается серьезно. – Мы с моим сержантом изучим прошлые расследования, которые завершились вердиктом коронера[81] о самоубийстве.