Клинок и ножны (СИ) - "Villano" - Страница 5

— Дело не в нем, а в его отце.

— А что с его отцом?

— На Бориса Лисовского с прошлой недели охота началась. Про сына ничего не слышал, но ты же понимаешь: лес рубят — щепки летят.

— Понимаю.

— Может, ну его, а? — покосился на меня Вовка, огреб ожидаемый подзатыльник и поспешил исправиться. — Ладно, чего ты! Я ж так спросил, на всякий случай, вдруг у тебя мозги появились и характер в лучшую сторону изменился, рохля ты добродушная! Вечно все на твоем горбу в рай ездят, а ты возишь и радуешься, мазохист.

Я отвесил ему еще одну затрещину и перевел разговор на другое.

Влад

Я бесцельно слонялся по дому, поражаясь его гигантским размерам и пустоте. Зачем мне столько комнат? Почему я никогда не замечал, как здесь одиноко? Вчера вечером Медведь подхватил небольшой рюкзак, вежливо со мной попрощался и уехал. Я покраснел, потому что вспоминать о своем глупом порыве было стыдно. Как девка, чесслово! Но я не мог отпустить его на целых два дня вот так запросто, а потому догнал на входе в гараж, нагло залез к нему на руки и целовал до тех пор, пока он не сжал меня в объятиях и не изнасиловал мой рот языком. Я, конечно же, захотел продолжить, но он ткнул мне в шею пальцами, и в себя я пришел лишь сегодня утром, лежа в постели.

Я поднялся на второй этаж и побрел в сторону кабинета. Время обедать, а есть не хотелось совершенно. Да мне вообще ничего не хотелось, а мертвая тишина вокруг откровенно нервировала. Зачетная неделя начнется через десять дней, сессия через двадцать, но настроения учить хоть что-нибудь не было никакого. Я почти прошел мимо Мишаниной комнаты, когда до меня окончательно дошло, что его со мной нет и не будет еще целых двадцать восемь часов, а это значит…

Копаться в чужих вещах подло и безнравственно. Только отъявленные подонки могут позволить себе такую низость. Так я считал до тех пор, пока не оказался в их рядах, переворачивая комнату Медведя вверх дном. В переносном смысле, конечно, переворачивая — так, обшмонал по-тихому и вернул все на свои места. За те пять месяцев, что Мишаня прожил в моем доме, я не узнал о нем практически ничего, и это сводило меня с ума. Отец давать мне досье на Михаила Потапова отказался наотрез, а сам он так ловко уворачивался от моих вопросов, что поймать его на слове было практически невозможно.

Через час усиленных поисков я откопал старенький ноутбук, через два часа до меня доехал знакомый хакер, давно подбивающий ко мне клинья, и за ночь, проведенную в моей заднице, согласился взломать пароль. Я попытался торговаться, но он был неумолим, зная, что сила на его стороне. Что мне оставалось делать? Я не привык сдаваться!

В общем, Макс взломал ноутбук, а потом перешел к моей заднице. В постели он оказался не так уж плох и честно старался доставить мне и себе удовольствие всеми известными нам обоим способами, но в итоге пару раз кончил и удалился, не слишком довольный результатом. Еще бы! Будь я на его месте, то наверняка бы меня убил. Он старался изо всех сил, а мой член так ни разу и не дрогнул: болтался, как тухлая сарделька, и страшно нервировал обоих.

Макс уехал, я поругался на свой мертвый прибор матом вслух (он, конечно же, не ответил) и залез в Мишанин ноутбук с головой.

Михаил

Больница встретила нас чопорными немцами, которые тут же принялись разводить меня на деньги. Господи, спасибо тебе за то, что у меня есть такой друг, как Вовка! Если бы не он, меня бы извращенно отымели во все щели и оставили голым. Но Вовка, поначалу прикинувшийся дауном, в нужный момент открыл рот и вывалял жадных докторишек в грязи по самые уши.

Что конкретно он им чесал, я до конца не понял (вот если бы это был английский, тогда другое дело), но общую суть уловил и пару раз даже вовремя вякнул на добротном северном немецком, смутив переводчицу до глубины души. Итогом нашей встречи стали сэкономленные 20% от первоначально заявленной цены и главный нейрохирург медицинского центра в качестве исполнителя.

— Мишаня, ты ж лопух, тебя ж нельзя одного в мир отпускать, — сокрушался три часа спустя Вовка, обнимая меня за плечи. Мы сидели в каком-то кабаке и глушили Егермейстер стаканами. А что? Сэкономили же! — Разденут и по миру пустят, а ты слова поперек не скажешь!

— Скажу, че это я не скажу? — возмутился я. — Я ж не дурак.

— Ты не дурак, ты гениальный лопух, понимаешь? Разница принципиальная! Тебя отец-алкоголик без хаты оставил, а ты ему слова поперек не сказал!

— Так он же говорил, что дом в Подмосковье купит, а на оставшиеся деньги жить станет припеваючи. Да и жалко его было.

— Вооот! Вот об этом я и говорю! Тебе надо жену-стерву, понял? Чтобы командовала и деньги в руки не давала.

— Не нужна мне жена, — отмахнулся от друга я, почему-то вспоминая стальные глаза Влада и распечатанный список того, что надо купить в магазине. Я по первости думал, он мне горло перегрызет, если я привезу не то, что там написано. — У меня Лис есть.

— Кто есть?

— Влад Лисовский, он всем стервам мира сто очков форы даст.

— Он мужик, хоть и неправильный. Ты же с ним спать не будешь.

— Почему не буду? Буду, — мотнул головой я, вспоминая наш с Владом секс под душем. Я тогда такой кайф поймал от того, как он меня трахал, что словами не передать. — Знаешь, как он целуется? Аж пар из ушей. А уж про его пальчики и член и вовсе говорить нечего.

— Ты че несешь пургу всякую? Как эта воздушная недодевочка может с тобой целоваться или заниматься сексом? Ты ж гора! Он перед тобой травинка: наступишь и не заметишь даже, — пьяно захихикал Вовка, уплывая в закат и забирая меня с собой. — Врешь ты все, трепло.

— Лис — клинок, а я — его ножны, — решил оставить за собой последнее слово я. — Как мы можем друг другу навредить?

Вовка ничего не ответил, потому как спал, уткнувшись лбом в столешницу. Пришлось закинуть его на плечо и тащить на выход. Какие-то люди мешались под ногами, что-то кричали, ругались и пытались отобрать у меня Вовку, но мне было не до них. Я раскидал всех в разные стороны, выбрался на улицу, рухнул в сине-серую машину с мигалками, кинул водителю тысячу дойчмарок и приказал ехать в аэропорт.

Как мы с Вовкой прошли таможню и долетели до Домодедово, я не помню совершенно, потому что очнулись мы только в зале прилета, да и то не до конца, а потому обнялись и, слегка покачиваясь, отправились на выход.

Влад

— Убью, сцука! Покалечу!!! — рычал я, опасно размахивая пол-литровой бутылкой виски и с трудом преодолевая лестницу на второй этаж. — В Германию уехал? С дружком трахаться? К любовнице? Да я их обоих в порошок сотру! Я свое никому не отдам!

Бешенство и дикая ревность выворачивали меня наизнанку и требовали принятия решительных мер. Все дело было в том, что я нашел в ноуте Мишани. Как истинный шпион он хранил все самое важное на каком-то съемном диске, который мне отыскать не удалось, а потому информации в компе было хрен да маленько. Тем не менее, кое-что я все-таки нарыл, и это повергло меня в полнейшее расстройство.

Все фотки Медведя были либо в окружении толпы военных, либо в обнимку с невысоким коренастым парнем. Я полез в почту и обнаружил в корзине несколько забытых писем. Все они были из Германии и призывали Мишаню срочно туда приехать, только вот в одном письме его ждал там какой-то Вовка (я не без оснований полагал, что это тот самый, с которым обнимался на фотках мой развратный охранник), а в двух других — некая Софи Шварцголд.

Ревность раздирала меня на части, и если бы Мишаня был сейчас здесь, я бы выпорол его ремнем, и плевать мне на то, что по габаритам он в два раза больше меня. И уж тем более мне было похуй, что он меня не любит. Его люблю я, и этого вполне достаточно! Он же, как дитя неразумное, ни черта в жизни не понимает! Даже в магазин за продуктами без списка отправить нельзя: поведется на распродажу, купит какое-нибудь говно, считай, выкинул деньги на ветер. И вообще, зачем ему деньги? Тем более так много?

Я задумался. А сколько Мишане отец платит?