ДСВ. Книга 2 (СИ) - Аэзида Марина - Страница 9

Ну не объяснять же, что заставил жену на всякий случай пить изгоняющее зелье. Данеска, судя по всему, тоже об этом не сказала, иначе отец не задавал бы вопросы, а сразу встретил кулаками.

— Божественный, еще мало времени прошло, а принцесса долго находилась в гибельном сне. Но я уверен, что скоро боги сменят гнев на…

Император договорить не позволил.

— Мне нужен внук! — рявкнул он и шлепнул его по лицу. — Чем скорее, тем лучше. Может, ты до сих пор не обрюхатил жену, потому что только со шлюхами развлекаешься?!

Отец сжал кулак и отвел руку: сейчас двинет или под ребра, или…

— Божественный! — крикнула Данеска и подбежала к императору. — Он не виноват, не надо его бить!

Что такое? Она бросилась защищать Ашезира?! Вот чудеса!

— А кто виноват? — император повернулся к Данеске. — Может, ты? Я уже и не рад, что женил на тебе сына! От тебя же одни неприятности. Сначала ты, дура, яд не распознала и чуть не подохла, теперь понести не можешь! Я уж не говорю о том, что наверняка все доносишь либо своему братцу, либо папочке!

— Ничего я не доношу! Не надо так говорить!

— Не надо указывать, что мне говорить, а что нет! — рявкнул отец.

Свистнул воздух, раздалась хлесткая пощечина, Данеска отлетела к окну, едва не упав, и теперь прижимала к носу ладонь. Между пальцев сочилась кровь, но этого императору, видать, было мало. Он получил в свое распоряжение еще одну жертву, на которую можно излить злость, и спешил этим воспользоваться.

— Раз муж не научил тебя повиноваться и не перечить, — прошипел он, надвигаясь на Данеску, — так я научу!

— Не трогай ее, сукин сын! — крикнул Ашезир ему в спину.

Что ж, он верно рассчитал: император отвернулся от невестки и его гнев выплеснулся на сына. Ну да Ашезиру не привыкать…

— Что ты сказал, щенок?! Как меня назвал? Да я на тебе живого места не оставлю! На колени, падаль!

Оплеуха, еще одна, потом удар по животу такой силы, что Ашезир согнулся пополам. Разогнувшись же, повторил:

— Не трогай мою жену.

Отец снова ударил, но Ашезир впервые не почувствовал боли. Он вообще ничего не чувствовал, кроме холодной ненависти, вот-вот готовой вылиться в сжигающую ярость.

Он так долго терпел… Может, потому и терпел, что отец не бил его при других… А теперь ударил при женщине! Более того, ударил саму женщину. Его, Ашезира, женщину!

В глазах все поплыло, задрожало. От еле сдерживаемой злости руки тряслись, ноги тряслись, в голове не осталось ни единой мысли…

Император размахнулся снова… но удара почему-то не последовало… или Ашезир лишился сознания… Перед взглядом вращались пятна, становясь то темнее, то светлее, в голове гудело, воздуха не хватало, а правой руке почему-то стало жарко и как-то… мокро.

Проползли или пролетели мгновения, черный туман рассеялся, а разум наконец прояснился — Ашезир еще успел увидеть изумление на лице императора, а потом ненавистные глаза подернулись мутью и остекленели. Кинжал стал тяжелым.

Кинжал?

Ашезир опустил голову: на кисть лилась кровь, клинок по рукоять ушел в живот отца. Да как же это? В голове не укладывается, остается лишь тупо смотреть и медленно, слишком медленно осознавать…

Ашезир. Убил. Императора. Он. Его. Убил.

Это надо же: столько времени планировать убийство, думать, как его устроить, чтобы остаться вне подозрений — и все зря! Все вышло вот так глупо, по-дурацки!

Он вытащил кинжал из отцовского живота, и тело шлепнулось на пол. По темному мрамору расползлась багряная лужа.

Облегчение и дивное ощущение свободы плотно переплетались с цепенящим страхом: будь Ашезир хоть трижды принцем, но открытое убийство императора даже ему грозит если не казнью, то заточением.

Данеска… Сейчас завизжит, глупая, и бросится к двери, и привлечет внимание стражников.

Нет, не визжит… Стоит, не двигаясь, зажимая рот ладонями. Умница! Да только чем это поможет? Все равно, когда отца обнаружат, стражники вспомнят, кто приходил к нему последними…

— Нужно что-то делать с телом… — хрипло шепнула жена.

— Ничего с ним не сделаешь, — так же шепотом ответил Ашезир. — Ты сейчас иди, а я останусь ненадолго. Тогда тебя никто не обвинит.

Она замотала головой.

— Я выходила замуж за будущего императора, я не хочу быть вдовой преступника. Нужно что-то придумать.

— А что тут придумаешь? — если бы шепотом можно было кричать, он бы закричал. — Даже если уйдем через потайной ход, стражники все равно не забудут, что мы входили последние — и не вышли.

Данеска оживилась.

— Здесь есть потайной ход?

— Да. Как и в моих покоях. Да только он ничем не поможет.

— Как это не поможет? Мы хотя бы выиграем время. Наверное, в него не сразу догадаются заглянуть? Тем более о нем же не все знают, правда?

— Правда…

Ну хоть кто-то из них не утратил разум. Данеска помогла ему прийти в себя, и голова снова заработала.

Если спрятать труп отца в потайном проходе, его обнаружат самое раннее завтра, а скорее всего через день или два — когда одному из немногих приближенных, знающих о туннеле за стеной, придет на ум туда заглянуть. За это время можно многое успеть, кое с кем переговорить, да и вина Ашезира уже не покажется столь очевидной. Разумеется, многие вельможи подумают на него, но доказать что-то будет ой как непросто. Мало ли: вдруг некий злоумышленник узнал о тайном ходе и проник с той стороны?

— Ты поможешь перенести тело?

Данеска сглотнула, закивала и наконец осипшим голосом выдавила:

— Да… Деваться некуда.

Ашезир подошел к отцовской кровати: возле нее, за гобеленом, изображающим битву богов со змееглавцами, и находилась пресловутая дверь. Он не сразу вспомнил, на какой камень надавить, перепробовал, наверное, пять или семь. Наконец раздался долгожданный щелчок, образовалась щель, теперь оставалось лишь толкнуть и открыть дверь.

Из туннеля вырвался холодный воздух, ударил по лицу, встрепал волосы и всколыхнул гобелен.

Ашезир вернулся к отцовскому телу, ухватил его за ноги и глянул на Данеску.

— Давай, — шепнул он.

Вместе они доволокли императорский труп до прохода, а там спустили по витой лестнице как можно дальше вниз. Когда поднимались обратно, взгляд Ашезира упал на черно-багровые пятна на стене. Они почти выцвели, но в том, что это следы крови, сомнений не оставалось. Похоже, отец-император использовал тайный ход не только чтобы покидать дворец, не привлекая внимания, но и чтобы незаметно избавляться от врагов…

Ашезир закрыл дверь, разгладил гобелен. Теперь оставалось самое сложное: вытереть кровавую дорожку, которая тянулась от середины покоев до самой потайной двери. Причем вытереть надо было так тщательно, чтобы и капельки не пропустить.

Данеска явно подумала о том же.

— Пол нужно вытереть. Отвернись.

— Зачем?

— А как ты собрался вытирать? Чем? Лучше, чтобы из комнаты ничего не пропало… А на мне нижнее платье… Можно им.

Вопреки безумию случившегося или, напротив, благодаря ему, Ашезиру вдруг стало до неприличия смешно. Правда, смех получился нервным и тревожным. Данеска глянула с возмущением, но этим только еще больше рассмешила. Кое-как Ашезир все-таки справился с собой и умолк.

— Ну, и что тебя развеселило? — прошипела Данеска.

— Да так… Можно подумать, я тебя без одежды не видел.

— Все равно отвернись.

Ашезир пожал плечами и не стал спорить. За спиной послышались шорох и возня, наконец Данеска разрешила повернуться и всучила ему белое льняное платье.

— Вот. Только вытри сам.

— Хорошо.

Убрать кровь так, чтобы и следа не осталось, и впрямь оказалось непросто, однако он справился. Повезло, что отец не любил ковры, иначе никакой потайной ход не спас: кровь впиталась бы в ворс так, что не отмыть.

Ставшее алым платье сожгли в огне камина: сейчас, в начале зимы, он растапливался жарко, пламя гудело, ярилось и быстро сожрало ткань. Теперь надо было вымыть руки. Это они с Данеской также проделали над огнем, хоть и рисковали обжечься — зато вода сразу испарялась, не оставляя лужиц и подтеков.