Клинок мертвеца - Скалл Люк - Страница 32

— Легко говорить. Элассу не заботит долг. Глубочайшее из всех ее желаний — быть спасительницей. Оно и правило ее яростью, так же, как и потеря нашего ребенка: она отказалась от объединения Конгрегации и Альянса. Вместо этого мы его обрекли.

— Ты еще можешь нас спасти, — прошептала Саша. — Ты и Белая Госпожа. Пожалуйста. Больше никого нет.

На долгое время воцарилась тишина. Танатес покрутил головой по сторонам, словно осматривая урон, нанесенный кораблю фехдами.

— Я узнал, что сделали здесь Древние. Эти тела…. Мне все равно.

— Так ты нам поможешь? — взмолилась Саша.

Танатес тяжко вздохнул. Стиснув челюсти, уставился невидящим взором в небо и в конце концов кивнул.

— Ты должна устроить нашу встречу. Я не могу обещать, что мы не убьем друг друга. Но если Эласса и я сможем оставить в стороне ненависть, я расскажу ей о том, как провел время в Сонливии, и об одном фехде, которого очень хорошо узнал. Его звали Айзек.

Полумаг погладил руку женщины, находившейся рядом с ним, поражаясь тому, сколь нежна она на ощупь. Та вознаградила его улыбкой, которая при данных обстоятельствах чуть не разбила его иссохшее сердце, или что у него там было на этом месте.

Воздух разорвал оглушающий сигнал рога, и гигантское транспортное судно с оружием, предвещавшим Расплату Телассы, на борту вошло в гавань. По размерам оно почти соответствовало флагманам Первой и Второй флотилий, но на нем не было артиллерии, а экипаж насчитывал минимально необходимое количество человек. Большую часть главной палубы занимал металлический цилиндр, такой громадный, что мог соперничать с башнями, которые Эремул увидел из гавани Телассы; этот чудовищный ствол из стали был направлен в небо. Айзек называл его Разрушителем Миров. Судья вскользь упомянул, что в таинственные Прежние Времена оружие могло быть развернуто в гораздо более компактной форме, а когда тысячи таких устройств применили одновременно, это в конце концов и привело к массовому опустошению их древней родины.

«Исчезнувшие и человечество. Мы разделяем с ними склонность к массовым убийствам, которые посрамили бы и богов, не считая того, что мы убили и их тоже».

Полумаг почувствовал, как пальцы Моники сжали его руку. Он оторвал взгляд от предвестника их гибели и встретился с ней глазами.

— Будет больно? — спросила она его. — Когда наступит наш черед, будет больно?

Эремул беспомощно пожал плечами.

— Я так не думаю. Это произойдет мгновенно, насколько я понимаю. У нас не найдется времени, чтобы ощутить боль. Одна секунда, и… — Он умолк, не желая заканчивать фразу.

— Но ты же чародей. Твоя магия может защитить нас? — Надежда, прозвучавшая в голосе Моники, заставила его почувствовать себя шестидюймовым крошкой.

«А я ведь почти трех футов достигаю в хороший день».

— Моя магия не защитит нас, — слабым голосом ответил он. — Даже магия Белой Госпожи не защитит ни ее город, ни ее народ. Оружие, которое применят с того корабля, Разрушитель Миров, уничтожает всю материю. Взрыв будет колоссальный. Ничто на мили вокруг не выживет.

Зазвучала труба, и Полумаг посмотрел вниз, на причалы, к которым приближалась процессия фехдов, чтобы встретить прибывавшее судно. Генерал Савериан целеустремленно шагал впереди. Рядом с ним шла женщина–фехд, присутствовавшая, как вспомнил Эремул, во время побоища в день его предполагаемой казни. Айзек и его сестра Мелиссан, которую он знал некогда как Лорганну, следовали за ними, а позади шествовала еще пара десятков Древних. На правом плече Савериана возлежала смертоносная ручная пушка, применяемая Древними, только больших размеров, чем у всех остальных.

— Нам нора идти, — пробормотал Эремул.

Им нужно было отдохнуть от Прибежища, не говоря уже о нескончаемых безумных словоизвержениях Марда и Рикера. Уединение стало роскошью, не доступной никому в условиях оккупации города. Как ни странно, гавань была чуть ли не самым безопасным местом для печально известного отверженного. В отличие от его соотечественников, жителей Сонливии, фехды не испытывали к нему враждебности. Не в большей степени, чем сам Эремул — к крысам, которые наводнили Прибежище. Его настигнет Расплата, когда придет время, вот и все. Мелочная жестокость — это, казалось, удел меньших рас.

Когда Эремул и Моника покинули гавань и начали обратный путь к Прибежищу, его окликнул хорошо знакомый мелодичный голос. Обернувшись, он увидел Айзека, который жестами просил его остаться на месте. К ужасу Эремула, Судья сказал что–то генералу Савериану. Внезапный страх превратился в настоящую панику, когда те вдвоем зашагали к нему и Монике. И не только они, но и сестры Айзека — тоже.

«Черт, — подумал он, пытаясь бороться с собственным страхом. — Спокойно. Если бы они хотели тебя убить, ты бы давно уже оказался в земляной яме. Или, что более вероятно, превратился бы в пепел, летящий по ветру».

Моника прильнула к нему, и он понял, что надо держать себя в руках ради нее. Айзека и его сестер он еще мог как–то принять, но вот беловолосый генерал устрашал крайне.

— Итак, это — тот человек, — произнес Савериан, глядя сверху вниз на Полумага глазами чернее, чем само отчаяние, старше, чем сама земля. Это могло бы быть вопросом, но холодная уверенность в голосе Савериана не оставляла никакого места для сомнения. — Твой любимчик.

— Я бы не стал формулировать таким образом, сэр, — ответил Айзек.

Мелиссан рассмеялась, и смех ее прозвучал перезвоном сотни серебряных колокольчиков.

— Боюсь, мой дорогой брат просто одержим своим маленьким проектом. Осмелюсь сказать, он даже может считать его другом — как ни абсурдно такое представление.

Вторая женщина рядом с Саверианом подняла совершенную руку и отбросила прядь золотистых волос. Древние были красивым народом — высоким и стройным, с чертами, словно высеченными самым искусным скульптором, — но она — прекрасной неописуемо.

— А рядом спутница жизни того существа? — с любопытством спросила она, едва заметно кивнув Монике.

— То — не существо, а мужчина, Ним, — мягко сказал Айзек, глядя на сестру с искренним восторгом.

У Эремула никогда не было ни брата, ни сестры. Произошло ли это из–за эмоционального излучения со стороны Судьи, или хватило одного выражения его лица, но в то мгновение Полумаг понял, какой силы чувство может испытывать брат к сестре. Когда ощущение пропало, на его место пришло опустошение. И как всегда, пустоту заполнила горечь.

— Люди редко имеют спутников жизни, как мы понимаем это, — заметила Мелиссан. Полумаг физически ощущал яд, сочившийся в ее голосе. — Они — как собаки. Спариваются, а потом уходят, чтобы найти кого–то другого, с кем разделить свое семя. Последствие незначительной продолжительности их жизни.

Полумагу хотелось выплеснуть ярость в надменное лицо этой женщины–фехда, которая так легко им манипулировала. Именно Мелиссан едва не довела его до кончины в петле. А теперь она смеет оскорблять то единственное, что придало его жизни хоть какое–то значение?

«Все тридцать пять моих лет на этой земле соотечественники высмеивали и оплевывали меня, внушали мне ощущение собственной никчемности. Я могу вынести от вас что угодно. Но не оскорбляйте ее». Четверо совершенных бессмертных смотрели сверху вниз на Монику, будто она была пятнышком мушиного дерьма. «Три», — поправился он. Айзека эта ситуация, похоже, смущала.

Генерал Савериан положил руку в перчатке на плечо женщины по имени Ним.

— Тысячу лет Нимувия была обещана мне. Однажды мы соединим наши жизни и проведем остаток вечности вместе. Мне жаль вас, недолговечные существа, и ваших иллюзий значимости. И постоянства.

«Не делай ничего сгоряча. Не делай ничего сгоряча». Эремул повторял фразу снова и снова, скрежеща зубами — единственный жалкий выход ярости, который он мог себе позволить. Ему отчаянно хотелось выплеснуть на этого Савериана свою магию, по останавливал страх. Страх, и еще — слова Айзека.