Клинок мертвеца - Скалл Люк - Страница 29

Одолев еще некоторое расстояние, он ощутил сильную жажду. Беседа с возницей иссушила его горло, а в мехе для воды оставалось лишь несколько капель. К счастью, он заметил впереди на обочине дороги белое кирпичное здание. Вывеска снаружи гласила: таверна «Причуда юного фермера».

Коул засомневался. Белая Госпожа наказывала ему двигаться прямиком в Кархейн со всей поспешностью и ни на что не отвлекаться. Намеки на то, что ему нельзя доверять, заставили его исполниться негодования. «После всего, что устроила мне эта стерва, будь я проклят, если стану мучиться из–за нее от жажды!» Бросив взгляд на Полуночницу, он решил, что она, наверное, тоже хотела пить. А вот уж в чем никогда нельзя было упрекнуть Даваруса Коула, так это в пренебрежении благополучием животных.

По крайней мере, вот что он говорил сам себе, передавая поводья лошади мальчишке–конюху и открывая дверь таверны. Внутри царило приятное тепло. В очаге весело горели поленья, и доносился запах жарившегося мяса. Вокруг столов развалились человек двадцать местных. По освященной веками традиции пивных все повернулись посмотреть на Коула, когда он вошел. Несколько посетителей играли в карты, а в углу таверны кучковалась группа молодежи одних лет с Даварусом, они смеялись и показывали на что–то на стене.

— Только воды, — сказал Коул, подойдя к бару.

Бармен, похоже, был захвачен врасплох, но когда Даварус добавил: «И блюдце молока», — осуждение в его взгляде достигло такой силы, что он мог, казалось, содрать взором всю краску со степ.

Молодые тарбоннцы в углу насмехались над Коулом и перекидывались шуточками. Даваруса это задело. После всего, через что он прошел, он заслуживал большего уважения.

— Что они делают? — спросил он бармена, указав пальцем на посмеивавшихся людей.

— Ножи метают, — ответил тот, фыркнув. — Такая традиция в здешних местах. Игра для настоящих мужчин, — добавил он, нахмурившись в сторону Полуночницы.

Сидя на барной стойке, котенок лакал молоко из блюдца.

— Настоящих мужчин, говорите? — выпалил в ответ Коул, безуспешно пытаясь скрыть раздражение.

Он подошел к группе. Один из парней метнул нож в деревянную доску, висевшую на ржавом гвозде на стене. Доску покрывали нарисованные круги, каждый внутри следующего, становясь к центру все меньше. Брошенный нож попал в один из внешних кругов. Несмотря на скромный результат, друзья похлопали парня по спине, словно за впечатляющее достижение.

— Не возражаете, если я попробую? — спросил Коул, небрежно отпив из своего стакана с водой.

Один из мужчин подтолкнул локтем другого, тот усмехнулся и сделал добрый глоток эля. Он протянул Коулу нож и подмигнул ему.

— Все просто, — сказал он. — Целишься в коричневую дыру в центре. Я уверен, ты с этим знаком, да?

Его друг захихикал и сделал неприличный жест пальцами, обозливший Коула. Выровняв в руке нож, он метнул его, почти не глядя. Он воткнулся в доску гораздо ближе к центру, чем остальные ножи.

— Вы имеете в виду так? — спросил он насмешливо.

Он направился к двери, словно собравшись уходить, но затем извлек из ножен Проклятие Мага, развернулся и бросил его одним плавным движением. Воткнувшись точно в центр, кинжал подрагивал там, словно восклицательный знак.

— Или настоящий мужчина делает это так? — спросил он громко, разведя руки в стороны.

Воцарилась оглушительная тишина, а затем группка собравшихся посмотреть на зрелище разразилась хором поздравлений. Люди, которые минутами раньше сомневались в его мужественности, теперь хлопали его но спине и превозносили его достоинства. Коул вытащил Проклятие Мага из доски и вернул в ножны. Вежливо приняв знаки одобрения, он отправился за Полуночницей, которая покончила с молоком и, свернувшись клубком вокруг бутылки с тарбоннским красным вином, дремала с довольным видом.

— Тост! — воскликнул один из метателей ножей. — За нашего нового друга из Благоприятного края!

Коул улыбнулся и покачал головой.

— Я не могу, — возразил он. — Мне нужно быть в другом месте.

«Более того. После случившегося в Заброшенном краю я больше не могу позволить себе забыть об осторожности».

К тому же все эти разговоры о культе — меньше всего ему хотелось проявить беспечность. Он усвоил урок.

— Он метает нож как мужчина, но пьет как девчонка! — крикнул кто–то.

А вот это Коула разозлило. Его умение пить стало легендой в самых захудалых пивнушках Сонливии. И слышать, как его поносят вонючие чужаки, было неприятно.

— В другой раз я перепью вас так, что все вы окажетесь под столом, — рявкнул Даварус в ответ.

Он бережно положил Полуночницу в заплечный мешок. Она тихо мяукнула.

— Кое у кого из нас есть дела величайшей важности, которые требуют нашего внимания. На моих плечах может покоиться судьба мира.

— О, вы его только послушайте, — сказала одна из прислуживавших девушек.

Раньше он ее не замечал. У нее были прелестные глаза, а также и другие, более очевидные достоинства. Ее очаровательный акцент еще сильнее привлек внимание к тому, что она сказала:

— Если он захочет отправиться под стол, я не прочь ответить «да»!

Ее слова вызвали новые смешки, и Коул невольно остановился на полпути к двери. Все его инстинкты убеждали его уйти, за исключением одного. К несчастью, это был довольно настойчивый инстинкт.

— О, ладно, — сказал он, возвращаясь к своим новым друзьям с широкой улыбкой. Я принимаю тост. Но пью только один раз, — добавил он решительным голосом. — Только раз.

Вокруг была сплошная тьма.

Его череп пронзила ослепляющая боль, будто там сидела куча мужичков, колошмативших крошечными молоточками.

Он ощутил запах блевотины. Кислый и едкий. Вонь достигала такой силы, что рвота явно залила всю его одежду. Его глаза были открыты, но он видел лишь черноту. Его охватила паника и новый приступ тошноты. Во рту ощущалась отвратительная смесь: эль, вино, крепкое спиртное и горечь желчи.

— Где я? — проскрежетал он.

Под собой он чувствовал покачивание. Он лежал на чем–то двигавшемся, его куда–то везли. Он попытался пошевелить руками, поднять их к лицу, но запястья связали. Попробовал дернуть ногами, но и те обездвижили.

«Что же произошло?» Он силился сложить целостную картину из своих воспоминаний, сбивавших с толку и неполных, словно осколки стекла. У него было страшное похмелье, это он понял. Даже думать оказалось больно.

— Где я? — спросил он опять, на сей раз громче, его голос срывался от отчаяния.

Раздались звуки движения. Кто–то наклонился к нему, и он ощутил кислый запах дыхания человека. С его головы стянули мешок, и он уставился в лицо под капюшоном, в глубине которого сверкали зловещей горячностью темные глаза.

— Ты — в повозке. Ты и твой друг из таверны. Теперь, дитя, тобою обладает культ Безымянного. Не противься. Покорись тьме. Вскоре мы достигнем места назначения, и тогда твоя боль уйдет.

Последователь культа вернул мешок на голову Коула. Даварус закрыл глаза и уткнулся затылком в стенку повозки.

— Во, блин, — прошептал он.

После противостояния Белой Госпожи и Савериана возле гавани Телассы прошла неделя, и безрассудное плавание «Удачи Госпожи» к Небесным островам близилось к завершению.

Саша вытерла губы тыльной стороной ладони и сплюнула остатки желчи, те, что не извергла из себя ранее, перегнувшись через поручни каракки.

«О боги, как я ненавижу это судно», — подумала она со злостью. Плавание по Бурному морю к затопленным руинам Призрачного порта было достаточно тяжелым, но нынешнее оказалось просто пыткой. Экипаж, состоявший из Нерожденных, явно не испытывал никаких приступов морской болезни, даже когда ужасные волны, вздымавшиеся в Бескрайнем океане, угрожали перевернуть корабль — столько раз, что девушка давно сбилась со счета. Ее же выворачивало наизнанку так часто, что и дышать было больно.