Маффин (ЛП) - "Mahsa" - Страница 21

Я замер, тогда он меня отпустил, так же плавно, как и в нашу вторую встречу, когда чуть не придушил. Я снова открыл рот и почти ожидал, что сейчас он скажет что-нибудь вроде: «Вот это должен был быть поцелуй». Но он, как всегда, стоял молча, словно каменный истукан, а затем развернулся и пошёл к выходу из комнаты.

Закрываясь, громко щелкнула дверь. Этот звук вывел меня из оцепенения. Какое-то неясное тепло пощипывало губы. Я поднял руку, чтобы коснуться их, и увидел её.

На моих руках была кровь.

Комментарий к Глава 5. Кексик с корицей.

* Здесь у нас два созвучных глагола: owe (əυ)- задолжать, быть в долгу и own (əυn)- владеть, обладать. На слух они очень похожи, поэтому Маффин и гадает, а не послышалось ли ему))) При переводе, этот эффект, к сожалению, теряется.

** «Прокламация об освобождении рабов» — документ, состоящий из двух указов Авраама Линкольна, изданных во время гражданской войны в США. Первый указ, изданный 22 сентября 1862 года, объявлял свободными всех рабов в любом штате США, не возвратившемся в состав США до 1 января 1863 года. Второй указ, изданный 1 января 1863 года, назвал 10 отдельных штатов, на которые будет распространяться отмена рабства. Линкольн имел право издавать такие указы как «главнокомандующий армией и флотом Соединённых Штатов» (см. Статья II, Раздел 2, Конституция США).

Прокламация об освобождении рабов была подвергнута критике, потому что она освобождала рабов только на территориях, где США не имели власти. Тем не менее, прокламация принесла свободу тысячам рабов в день, когда она вступила в силу, в девяти из десяти штатов на которые она распространялась (Техас был единственным исключением).

Тринадцатая поправка к Конституции США, освободившая рабов во всех штатах, была принята незадолго до окончания Гражданской войны 31 января 1865 года.

========== Глава 6. Миндальный кексик. ==========

Должно быть, я отключился, потому что в один момент я панически рассматривал свои испачканные в самой что ни на есть настоящей крови руки, а в следующий — уже лежал на спине и пялился в потолок. Ненавижу кровь. От одного её вида у меня кружится голова, и я тут же теряю сознание.

Снаружи уже стемнело, так что можно было смело предположить, что в отключке я провалялся не меньше двух часов. Комната, в отличие от меня, оставалась такой же холодной. Сев, я пробежался рукой по волосам. Грязные, бог весть от чего слипшиеся путанные лохмы, теперь стали чистыми и гладкими на ощупь. Волосы высохли, и чернильные пряди, мягко касаясь щёк, обрамляли моё лицо.

Когда мои глаза привыкли к освещению, а точнее, к его отсутствию, я наконец-то понял, где нахожусь. Я сидел на кровати одетый в какую-то дурацкую пижаму, которая, ко всему прочему, была на меня велика. Она была того же холодного синего цвета, что и так проклял Эшера и все его вещи. А тонкие вертикальные полоски на ткани напомнили мне один из его костюмов. Интересно, эта пижама тоже его?

Голова по-прежнему немилосердно болела, и, коснувшись лба, я обнаружил стягивающий края пореза пластырь. Ещё один красовался на моей щеке, там, где я даже не заметил царапины, и над бровью. Мысль о том, что он прикасался ко мне, когда я был без сознания, заставила меня застонать. Вот же гад ползучий!

Спихнув в сторону тяжёлое одеяло, я опустил ноги на пол и наконец-то смог встать, не теряя равновесия. Рукава пижамы с шорохом упали вниз, полностью накрыв мои пальцы. Одёжка явно предназначалась не мне. Подкатав штаны на талии так, чтобы не споткнуться, я направился в сторону двери. Я ожидал, что она будет заперта, но ручка под пальцами легко повернулась.

Прежде чем дать дёру, я на цыпочках направился в ванную, двигаясь бесшумно, чтобы не нарушить стоявшую в пустом, на первый взгляд, доме тишину. Как я и ожидал, там моей одежды не оказалось. Кто-то устроил генеральную уборку, уничтожив и тряпки, и все следы моего эпического купания.

Возможно, идея выскочить из этого адского логова прямо так была не такой уж плохой, но мне не хотелось всю дорогу до дома… ой, то есть, до Анны, сражаться с огромной не по размеру пижамой. Поэтому я вернулся в синюю комнату и полез в шкаф за обещанной одеждой.

Там я обнаружил пару новых джинсов серого цвета, простую белую рубашку и синий свитер. Оттенок был темнее, но он всё равно был синим. Всё в этом чёртовом странном доме было синим, серым и чёрным. По всей видимости, это были цвета его долбаной жизни.

Стараясь даже мысленно не произносить его имя, я вышел из комнаты и направился к лестнице. Если бы я так не торопился свалить отсюда, то непременно остановился бы полюбоваться и картинами, в идеальном порядке развешанными на стенах коридора, и великолепными деревянными перилами лестницы, и даже люстрой над головой. Но если на кону твоя свобода, то на прекрасное внимания не обращаешь.

В холл у подножия лестницы проникал свет, что лился из дверей смежной с ним комнаты. Стараясь держаться в тени, я на цыпочках обошёл пятно света, даже не потрудившись посмотреть, есть в той комнате кто-то или нет.

Я взялся за длинную дверную ручку и, надавив на защелку, медленно потянул дверь на себя… Ничего. Дверь не щелкнула, не скрипнула, даже не шелохнулась. Я нервно облизал губы и начал искать в полутьме хоть какой-нибудь замок. Не найдя ни шишечки, чтобы нажать, ни канавки, чтобы провести по ней пальцем, я снова вернулся к ручке и попробовал ещё раз. Ничего.

— Это электронный замок. Без отпечатка моего пальца или специального ключа дверь не откроется, — прозвучал издалека знакомый голос.

От страха я высоко подпрыгнул. Обернувшись, я посмотрел на свет и смог разобрать как кто-то возится на… на кухне? После очередной неудачной попытки открыть дверь я неохотно поплёлся туда.

— Да кем это надо быть, чтоб запирать дом на электронный замок? — надулся я, останавливаясь в дверном проёме. Сложив руки на груди, я прислонился к покрашенному белой краской косяку.

— Тебе идёт, — спокойно сказал он. Эшер стол за чёрной мраморной стойкой и внимательно рассматривал мой новый наряд.

— Старая одёжка шла мне намного больше, — огрызнулся я в ответ. — Почему это ты не спишь? — он загубил на корню мой безупречный план побега. Ну ладно, возможно, «безупречный» — это слишком громко сказано.

— А ты?

— Я только что проснулся. Ты что скажешь?

— Я не сплю.

Встревоженный его серьёзным тоном, я снова облизал губы. Почему-то, мне было совсем не трудно поверить в это. Он был достаточно жутким для того, чтобы эти слова оказались правдой. Эшер, видимо, решил, что я хочу есть, раз так часто облизываюсь, потому что сделал приглашающий жест, указывая на стул у стойки напротив него.

— Ты голоден? — спросил он как ни в чём не бывало. Как будто не он держал меня здесь против воли, как будто не он едва не поцеловал меня там наверху, как… Стоп, а как же его рана? Я вспомнил свои окровавленные ладони, и у меня опять закружилась голова. Кинув на Эшера взгляд, я направился к стойке. Перед глазами стоял торчащий из его плоти острый осколок.

На Эшере была свежая рубашка с закатанными рукавами и чёрный жилет. Я попробовал мысленно надеть на него галстук, который бы завершил образ, но это оказалось не простой задачей, потому что первые пять или шесть пуговиц были расстёгнуты. Эффект от этого был ошеломляющим. Я никогда не думал, что человек может быть таким красивым, особенно такой большой, как он. Не то, чтобы у него были огромные мышцы — телосложения он был среднего. Но любой из-за его роста сказал бы, что он выглядит внушительно. Да ладно, внушительно? Эшер? Наверно, от голода у меня совсем мозги отказали.

— Да, — наконец решил я.

Он уже делал себе бутерброд, наверное, что-то вроде ночного перекуса. Поблёскивая на свету, нож ритмично двигался туда и обратно, аккуратно намазывая майонез на тонкий ломтик хлеба. Из белого пакета с надписью «Deli»* Эшер извлёк два ломтика индейки. Он положил их на хлеб, а сверху бросил несколько кружочков помидора, который только что тонко нарезал прямо передо мной. Я почувствовал себя словно в одном из тех суси-ресторанов, где еду готовят в зале на твоих глазах; ну, или как в “Сабвэй”.**