Эльфийская радуга (СИ) - Лебедева Жанна - Страница 1

Annotation

А ведь когда-то все началось с вести о нежеланном замужестве и побега из родного дома. Знала ли тогда юная Таша, догадывалась ли, куда заведет ее непредсказуемая судьба, с кем столкнет? Любовь, война, магия, опасности и тайны – неужели это все – только начало?  Как много еще предстоит узнать, изучить, сделать. Скольким событиям еще предстоит случиться: Тама попадет в большую передрягу, Таша, как верная подруга, поспешит ей на помощь, Фиро встретится со своим позабытым прошлым, а один не слишком везучий эльф доверится тайному пророчеству и неожиданно повстречает настоящую любовь…

Эльфийская радуга

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Эльфийская радуга

Жанна Лебедева

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Ликийская мечта 

Скажи, где начало и где основанья

Несуществованья и существованья?

Лишь тот, кому правды открылась основа,

Увидит границу того и другого… "Бхагавад Гита"

Впереди горел слабый свет. В тусклом освещении угадывались очертания массивного стола и обитого черным бархатом кресла. За креслом на стене висела шкура леопарда, ставшая фоном для композиции из двух перекрещенных сабель. На столе кипами лежали бумаги и свитки, торчало в чернильнице позабытое гусиное перо, перекошенный огарок свечи свесился вбок и оплыл, закапав желтым воском белесую медь узорчатого подсвечника.

Помещение, длинное, словно коридор, давно использовалось в качестве кабинета. Холодный полумрак при полном отсутствии окон не смущал владельца, также как и не смущали его вечная сырость и смрад. Серая плесень, пробивающаяся сквозь сколы и трещины глиняных стен, и мерзостный запах разложения не причиняли здешнему завсегдатаю больших неудобств, ведь и плесень и жуткая мертвая вонь давно стали неотъемлемыми частями его ежедневного существования.

Мрачный интерьер помещения не ограничивался креслом и столом. Вдоль стен рядами стояли огромные клетки с массивными прутьями из посеребренной стали. Над дверью каждой из них висела деревянная табличка с именем обитателя. «Эльфийский Принц», «Гордость Сиур Парма», «Белый Витязь», «Императрица», «Красавчик Перси» – гласили вырезанные и залитые золотой краской буквы.

Те, кто носил эти гордые имена, очень мало подходили на благородных принцев и принцесс. Но такова была прихоть их владельца – Тхашира, в прошлом некроманта, а ныне – анатомиста. Питомцы его, запертые в клетках на огромные засовы, были никем иными, как лумбуками – жуткими мертвыми тварями, созданными из останков людей, перешитых и перекроенных для подпольных боев.

Правда, эти лумбуки, любимцы Тхашира, уже не сражались в ринге. Старики, ветераны, они давно утратили былую силу и пыл, но благодарный хозяин относился к ним с любовью и заботой. Когда-то эти престарелые ныне монстры принесли Тхаширу немало денег и славных побед, чем заслужили спокойную пенсию и пожизненный, а вернее посмертный пансион с ежедневной сытной кормежкой и надежной крышей над головой.

Тхашир лелеял и холил своих верных бойцов. Больше них он любил лишь собственную дочь. Она, его вечная боль и скорбь, стала заложницей злой судьбы. Девочка росла без матери, заброшенная и не по годам самостоятельная. В двенадцать лет над ней надругались проезжие негодяи, и она понесла. В тринадцать родила малыша, который стал для Тхашира отдушиной, отрадой. После рождения сына юная Лавиша выглядела счастливой, и словно забыла обо всем произошедшем. Она жила под крылышком отца и самозабвенно растила ребенка. Для нее, с детства привыкшей к мрачному обиталищу Тхашира, тихая семейная жизнь в окружении мертвых чудовищ казалась беззаботной и спокойной…

Эльфийский Принц взволнованно поднял голову и потянул воздух гнилым носом. Раскрыв мощные медвежьи челюсти, прикрепленные ржавыми болтами поверх человечьих, вывалил набок язык, ожидая еды. Гордость Сиур Парма, ловкий и гибкий, словно горный лев, заметался по клетке, то и дело подбегая к решетке и высовывая наружу длинные руки, вооруженные мощными когтями.

В дальнем конце кабинета-коридора открылась маленькая, обитая кожей дверь. Вошла девушка. В левой руке она несла большое ведро с костями и мясной обрезью, правой прижимала к себе толстощекого румяного карапуза, который беззаботно гулил и, смеясь, тыкал пальцем в приплясывающую за грязными прутьями Императрицу.

Поставив на пол ведро с провизией, Лавиша вытянула из-под ближайшей клетки кормовой поддон, кинула туда пару ребер и кусок коровьей кожи, потом передвинулась к следующему питомцу.

– Здравствуй, Эльфийский Принц, как же ты протух, придется снова мыть твою клетку, – зазвучал в тишине ласковый девичий голос.

Огромный лумбук не ответил, так как говорить не умел. Искореженные винтами челюсти могли рвать врагов, но совершенно не годились для дружеских бесед, хотя, Эльфийский Принц, как и все другие лумбуки, относился к девушке дружелюбно. Странными особенностями этих невероятных существ были спокойное отношение к людям и невиданная агрессия к любой другой нежити. Пока девушка вытаскивала поддон, он неподвижно стоял в углу своей клетки, смиренно ожидая заслуженный ужин.

– Тебе, как всегда, самый жирный кусок, – улыбнулась чудовищу Лавиша, поудобнее перехватывая уставшей рукой потяжелевшего в последние месяцы сына.

За скрипом поддона и чавканьем упавших туда мясных кусков девушка не разобрала, как едва слышно открылась дверь.

– А вот еще сочная косточка и жареное цыплячье крылышко, совсем заветренное, правда, но ты ведь у нас не гурман? – заботливо произнесла она, подкидывая любимцу отца лакомства, припасенные на дне ведра, – вот еще…

В ответ раздался грозный утробный рык. Девушка бросила на обитателя клетки тревожный взгляд:

– Что такое, Эльфийский Принц? Тише, что случилось?

Вместо ответа лумбук бросился грудью на решетку и зарычал еще громче и злее. Вторя ему, в соседней клетке заметался и завыл Гордость Сиур Парма.

– Да что с вами… – испуганно прошептала Лавиша, ощущая затылком ледяной немигающий взгляд.

Кто-то стоял прямо за ее спиной. Кто-то чужой, страшный и беспощадный. Его не звали сюда, но он явился без спроса в самое укромное и защищенное место тхаширова дома. С визгом и ревом забились остальные лумбуки. Они тянули сквозь прутья могучие руки, грызли зубами решетку, но не могли ничего поделать.

Прижав к себе ребенка, дочь Тхашира повернулась медленно, словно под прицелом арбалета. У двери неясной тенью маячил человек. Его широкоплечую, высокую фигуру скрадывал длинный черный плащ, лицо прятал капюшон, отороченный длинношерстным королевским песцом. От незнакомца веяло могильным холодом, который не шел в сравнение с привычным смрадом лумбуков. Пришелец был мертв.

Поймав взгляд Лавиши едва заметными во тьме глазами, он двинулся к девушке бесшумной походкой смертоносного хищника. Та беспомощно попятилась вглубь кабинета, расширив от ужаса глаза, прижалась спиной к клетке беснующегося Эльфийского Принца, спрятав руку за спину, нащупала засов и принялась открывать его.

– Не подходи! – выкрикнула она, безрезультатно теребя непослушными пальцами щеколду двери, за которой Эльфийский Принц уже не рычал, а истошно орал, навалившись на решетку могучей грудью и яростно щелкая челюстями.

– Я не причиню тебе зла, – раздалось возле самого лица Лавиши, незнакомец навис над ней, не обращая внимания на свирепствующих монстров. – Где твой отец?

– Я здесь, темная тварь, а что в моем доме забыл ты? – прогремел из-за спины пришельца разгневанный голос Тхашира. – Если тронешь ее, я выпущу своих чудовищ, и они разорвут тебя на куски.

– Я не боюсь твоих питомцев, – усмехаясь, произнес мертвый незнакомец, и с размаху ударил кулаком по клетке Эльфийского Принца. – А ну, заткнись! Все заткнитесь, чертовы отродья!