Я твоё отражение (СИ) - Амусина Ю. - Страница 83

Что это такое?! — в изумлении закричал бандит, переводя взгляд с Сергея на Дена и обратно. — Ты кто еще такой?! Плевать! Быстро бросил пушку, или я застрелю девчонку! Брось пушку и отправляйся к своему дружку, я дважды повторять не намерен!!!

Да ну? — Ден захохотал, не меняя положения руки с пистолетом. — А что будет, если я заставлю тебя повторить не дважды и даже не трижды?

Я убью эту девку! Бросай пушку, мать твою!

Сергей похолодел: от Дена можно было ожидать чего угодно, но уж точно не выполнения приказа. Аленка с нескрываемым страхом смотрела прямо в глаза своему отцу, и от этого ее взгляда по коже Цербера строем бежали ледяные мурашки. Еще никогда в жизни ему не было так страшно, как сейчас. Еще никогда он не чувствовал такой огромной тревоги за свою любимую малышку. Ден, чертов придурок, Ден…

Ден захохотал еще громче и вдруг, разом стерев ехидную ухмылочку с лица, коротким движением нажал на спусковой крючок. Сергей дернулся от звука выстрела; было ощущение, что это его сейчас впечатали в холодную стену. Алена закричала и, упав на колени, заслонила руками голову — у нее случился самый настоящий шок. Мертвый парень так и не успел понять, что же произошло и почему убили его, а не наоборот; размазывая по стене кровь, он безжизненным кулем повалился на пол.

Отмерев, Сергей бросился к дочке и, упав перед ней на колени, прижал дрожащее тельце к себе и вымученно закрыл глаза, в которых ощутимо пощипывали предательские слезы.

Ден принялся весело насвистывать что-то себе под нос и, подбросив в руках оружие, танцующей походкой подошел к трупу. Опустился рядом с телом на корточках и протяжно свистнул — обозрел дело рук своих… Медленно оглянулся на обнимавшего дочку Цербера, усмехнулся; усмешка быстро переросла в дикий хохот. Сейчас он, как ни крепился, но больше не мог сдержать выход всех накопившихся эмоций — их было слишком много, груз становился чересчур тяжелым и требовал облегчения. Не переставая хохотать, Денис вдруг с размаху ударил по стене рядом с тем местом, где покоилась голова шустрого охранника, раз, другой, третий… Не замечая того, что ладонь разбита в кровь, головорез продолжал выпускать пар — перемешивал смех и крик, полный боли, со сдавленными всхлипами. Нет, он не плакал — но откуда-то из глубины темной души раздавались эти полусмешки-полувсхлипы.

Он больше не контролировал себя — теперь уж наверняка; он не понимал, что происходит, действовал, подчиняясь внутренним горьким порывам. Сергей поднял голову и уставился на эту страшную — поистине ужасную — картину. Потом, спустя много времени, он мог воспроизвести досконально этот образ потерявшего всего себя Дениса — так точно врезался в память, въелся под кожу холодной щемящей дрожью. Кто-то, пережив суровые катаклизмы судьбы, сходит с ума, кто-то плачет и сетует на жизнь, кто-то относится с пофигизмом, а кто-то… например, Денис, долго копит в себе негатив, а затем, повинуясь секундной вспышке молний, в мгновение ока сбрасывает внешнюю невозмутимую оболочку и неистовствует до тех пор, пока не станет хоть немного легче. Ну, или пока хватит дыхания.

Сергей не мог на это смотреть — нельзя описать словами, какие чувства обуревали сейчас смотрящего. Радость от того, что любимая дочка жива, здорова и находится рядом с ним, и горечь от гибели Леры; острая жалость, смешанная с ненавистью к Денису. Гремучая смесь, которой под силу свести с ума любого, кто умеет чувствовать. Сергей, к своему несчастью, умел…

Осторожно расцепив свои объятия, смотрящий медленно приблизился к головорезу и поднял с пола его оружие — от греха, как говорится, подальше. Пистолет охранника Сергей также засунул в карман, предварительно поставив на предохранитель. Ден по-прежнему не замечал ничего и никого вокруг, и в другое время Сергей бы попробовал достучаться до него, но не сейчас…

Сейчас, в присутствии Алены, он не мог затевать разборки с головорезом. Слишком боялся того, что непредсказуемый отморозок может причинить вред его дочери. Поэтому Сергей принял единственное верное решение в данной ситуации — схватив за руку несопротивляющуюся всхлипывающую Аленку, потянул девочку следом за собой к лестнице.

Денис и без оружия представлял огромную опасность для других и даже для себя самого, но Цербер старался не думать об этом. Сейчас для него весь мир сузился до одного испуганного человечка — его дочери.

… Ден отсутствовал пару дней; никто не знал, что делал все это время спятивший головорез, от него не было никаких вестей. Объявился он в один из ничем непримечательных вечеров, за рулем неизвестной тачки — просто подъехал к своим воротам и высунул голову из окна — нарисовался перед камерами собственной персоной. Ворота тотчас начали открываться; Ден переместил ногу на педаль газа, и… В этот момент кто-то бросился к тачке. Бесформенная фигура неопознанного пола, в каких-то непонятных шмотках, едва ли не грудью шмякнулась на бампер. И хрен бы с ней, Дену сейчас было явно не до попутавших бомжей, но какая-то неведомая сила заставила головореза вновь нажать на тормоз. Фонари, окружавшие его резиденцию, тотчас вспыхнули, как один, и Денис, не веря самому себе, в этом ярком свете ясно различил знакомые черты лица.

Лерка?..

Она сползла на землю, из последних сил цепляясь одной рукой за гладкий полированный бок машины. Не заглушив мотор, Денис выскочил из тачки и, обежав ее спереди, все еще до конца не осознавая, что это — глюк или бред? — упал рядом с ней, быстро отбросил назад спутанные волосы. Сестра смотрела прямо на него.

Дениска, — пробормотала она, вдруг с силой сжав его ладонь.

Ну ты даешь, — покачал головой Ден, когда я рассказывала ему о своем побеге из клиники, в частности, о прыжке из окна.

О Лакриме я решила не рассказывать, чтобы не навредить девушке — все-таки, она вскользь упомянула о том, что ее присутствие в городе нежелательно. Да и ни к чему говорить Денису о таких своих знакомствах, гордиться здесь нечем, а шокировать брата я и другими способами могу. Так что эпизод о своем побеге я описала вкратце, и, боясь расспросов, тут же перевела тему на коварного Вадика. В том, что бывший доверенный конкретно сорвал балку, Денис был со мной абсолютно солидарен и, позвав Ворона, велел тому немедленно разнюхать местонахождение Вадима. Я смутно догадывалась, что теперь с моей легкой руки Вадику будет так хреново, как еще никогда раньше, но останавливать братца даже не думала — еще не хватало! Эта гадюка, которую я так неосмотрительно пригрела возле себя, слишком больно кусается, как оказалось. Пришла пора выбить ей (гадюке) все зубы.

Ден вертелся на стуле рядом с кроватью, на которую меня заботливо определил один из его людей — приятного вида парень, откликающийся на погонялово Док. Еще совсем недавно я и подумать не могла, что буду называть отморозков Дена, пусть даже не всех поголовно, а выборочно, приятными, но сейчас все так странно обернулось… Мы больше не воюем друг против друга; кажется, даже Ден не собирается вновь воздвигать каменные стены между нами. Он сильно изменился, очень — теперь это сразу бросается в глаза. В то время, когда мы еще были вместе, брат был совсем другим, нежели сейчас.

Теперь он выглядит уставшим, даже улыбка не спасает общего вида. Он ничего не сказал мне о том, как перенес известие о моей якобы гибели, но каким-то шестым чувством я поняла — эта новость выбила его из заезженной колеи, заставила встрепенуться и многое переосмыслить. Все это было понятно, стоило мне лишь взглянуть в его помутненные глаза.

Судя по всему, брат опять что-то принял. А я даже не знаю, могу ли теперь хоть как-то влиять на него? Вряд ли он меня послушает даже сейчас, когда между нами установился худо-бедно шаткий мир, поэтому пока даже пытаться не буду. К тому же, мне хорошо известно о том, как он бесится, когда кто-то пытается заставить его что-либо сделать.

Мне вспомнилось, как Док выплясывал ритуальные танцы вокруг моей сломанной руки, а Денис едко, но метко давал ему советы по лечению. Сам братец в этот момент сидел в глубоком кресле, закинув ногу на ногу, раскуривал какую-то дрянь и прикладывался к коньячку.